Мои работы c битвы:

Тяжелые будни, Перси, драббл
Если бы... позорный флинтвуд, мини
Береги кости смолоду усатый Флинт меня торкает:-)) Единственный мой текст, который мне нравится.
Где-то, гарридрака, миди
Сделка, мини. Драко вообще внезапно оказался моим героем на битве, что удивительно - я не собиралась писать про него ничего вообще.
Папа поймет, драббл вроде или маленький мини, Оливер/Кэти
Преграды, и снова Драко, мадам Хуч и флинтвуд. мини.

А, ну еще клип мой, где бедного Драку замочили))) Герой, точно.

Твари наконец деанонились, пишу общие впечатления от битвы.

Это было очень сложно, честно) Формат битвы - это какой-то совсем неподходящий мне формат: не люблю конкурсы. Они не приносят никакого удовольствия, никакой эйфории от победы - ничего, одну нервотрепку. Все победы я засчитываю на счет везения, все поражения - на счет своей тупости, и в итоге получается высосанная без остатка муза, которая под конец едва машет лапками. Но машет, за что ей большое спасибо.

Даже несмотря на то, что в этом году я отписалась от АГ и Инсайда, отголоски доносятся, да... Вообще многое донеслось со многих сторон. Огромное спасибо тем, кто поддерживал нас, огромное спасибо тем, кто голосовал, кто читал, кто комментировал. Это все было сложно, высветило многие неприятные черты у людей, но - намного больше явило для меня очень приятных, адекватных, талантливых, замечательных людей с золотыми руками и мозгами.

Наша команда была очень дружная и оч клевая))) Было безумно приятно играть, укуриваться и общаться, к нам пришли новые люди, талантливые и спокойные, и атмосфера в команде безумно понравилась. Не скажу, что мы прям завалили фандом текстами и артами, но мне нравится буквально все (кроме моих работ), что мы принесли на битву. Алекс, наш великий король под горой, просто герой, - ее арты - это нечто невозможное. Талант не спрячешь в Китае! И две из ее работ - это работы, связанные с моими текстами, что я считаю гораздо большим достижением, чем собственная работа в команде.

Наташа! Спасибо тебе большое за терпение и выдержку, за то, что бетила, обливаясь потом, за все, ты сама знаешь) За то, что сдерживала мои порывы и не позволила мне натворить глупостей в середине игры) Ты очень хороший человек, спасибо тебе огромное, что была с нами и делала переводы.

Я ударилась в религию фотошопа и клипов, потихоньку учусь. Посмотрим, как будет дальше.

о командах ГП, команде тварей и Дома в котором..

Перед командой тварей мне не просто стыдно, а очень стыдно. Я совсем не рассчитала силы, пойдя в две команды, и в итоге для тварей не сделала ничего, кроме хилого бартера. Правда, у них и так все более чем отлично, поэтому мне стыдно чуть меньше, чем если бы было все плохо))) Команда прекрасная, правда, чуть более шумная, чем Спорт при таком-то колве людей)))) Было сложно даже успеть прочитать все выкладки внутри )

Но вот бартер от них, спасибо большое, принес мне замечательную команду

ДОМА в котором

Они, наверно, считают меня там совсем того, ибо я просто Это удивительное, очень странное ощущение, когда ты приходишь в практически чужую команду, а в итоге их герои становятся ОТП. Все тексты, что я зачла, пробили меня по самое нехочу, проехались по кинкам так, что я рыдала в голос, дочитывая очередную историю. А какие артеры, господи! Как затащить еще к ним Алекс?)) Этот Слепой!.. Этот курильщик и Черный!.. Сфинкс, вашу мать. Если бы мне дали возможность исправить отзывы на низкорейте, когда я еще не знала совсем героев, они бы вообще меня уже заблокировали, наверно, спасая команду от моих воплей
Но слушайте, они изумительны, просто слов нет. Буду следить с микроскопом за дальнейшей судьбой этой команды.

Очень понравились команды ГП, не знаю, как кому, а мне тексты показались гораздо сильнее, чем в прошлом году. Не дошла до Факинг Мэджик, советовали много, но не успела - дойду. Не дошла много где до Драрри - ужасно хочу почитать все. Бартерила с удовольствием, один раз только наевшись ГП так, что с трудом открыла выкладку Драмион - но попался отличный текст, и все встало на свои места. Очень большие молодцы команды - и паи, и драмионы, - не было ощущение пресыщения пейрингом, было разнообразие.

Ну и, конечно, команда флинтвуда порадовала тоже. Не уловила момент, когда это вдруг флинтвуд стал популярным, но, надеюсь, команда втянула в него хотя бы пару авторов и мы скоро увидим новые рассказы) Очень отличались они от стандартных флинтвудов - стилем, да всем, совсем все иное, - и это действительно интересно было отслеживать и наблюдать.

В общем, бартер в этом году удался. По-крайней мере, мне додали, додала ли я бартера - не знаю:-))

---

Ну все, битва практически позади, чему я блин рада. Несмотря на кучу положительных эмоций и укур, времени это забирает миллион, и сил не меньше, и надо уже выдохнуть.
Выкладываю не выложенный на битву текст. То есть мы его выложили на рейтинг - и сняли, поскольку слегка так не успели вычитать, поскольку надо писать не за три дня до выкладки. Ну пусть будет тут. А меня ждет Питер - разводные мосты и тихая гостиница возле Невского. Кто хорошо поработал - имеет право хорошо отдохнуть) А наша команда, считаю, поработала очень даже неплохо.

Черное зеркало.

Скачать можно тут yadi.sk/i/auZucyT43E9JEg


Этот остров, где всё не так,
Как когда-то казалось нам.
Этот остров, где каждый шаг
Словно колокол бьёт в небесах

Би-2 Feat Пикник — Остров.



ЧАСТЬ ПЕРВАЯ


— Итак! — громогласно произнес Маркус, но, вспомнив об ушах, тут и там торчащих из стен слизеринского подземелья, понизил тон: — Итак, подведем итоги.

Рассевшаяся на полу и кроватях команда почтительно примолкла. Даже Эдриан заткнулся, что случалось с ним крайне редко.

— Гриффиндорские ублюдки ходят с загадочными рожами третий день подряд и постоянно перемигиваются, — повторил Маркус известный всем факт. — Вся команда в полном составе.

— Причины мы не знаем, — тоскливо напомнил Боул.

Все закивали.

— Не знаем, — согласился Маркус. — Если бы это было что-то незначительное, Вуд давно бы растрепал об этом по всем углам. Значит, дело серьезное.

— Или настолько незначительное, что о нем даже рассказывать не стоит, — лениво сказал Блетчли.

Маркус помрачнел.

— Если кто-то думает своим маленьким мозгом, что есть хоть что-то незначительное, когда дело касается квиддича, особенно финала, и особенно — когда это мой последний финал в этой гребаной школе, он может свалить из команды. Прямо сейчас.

Маркус красноречиво посмотрел на дверь. Блетчли сник.

— Есть три варианта, — сказал Маркус, с удовлетворением убедившись, что сваливать никто не собирается. — Либо они подглядели нашу тактику, либо у них новые метлы, либо третий вариант, о котором мы не знаем.

— Я видел Уизли на тренировке, — сказал Эдриан. — У них все те же Чистометы.

— Это может быть уловкой, — возразил сидевший возле самой двери Монтегю. — Тренировались со старыми, а ночью получили новые. Мы будем не готовы — и проиграем.

— Точно, — согласился Маркус. — А если они подглядели нашу тактику, то успеют подготовить ответную атаку. А еще у нас, — Маркус свирепо посмотрел на Боула, — есть слабое звено.

— Эдриан? — с надеждой спросил Боул.

— Ты! — грозно уточнил Маркус, и Эдриан одобрительно фыркнул. — Если красные прознали, что твоя мамаша запретила тебе играть, они могут сообщить об этом Хуч прямо перед игрой! И кого ставить на замену?

Боул пристыженно затих.

— Но, — продолжил Маркус, справившись со злостью, — они могли и заменить самую слабую Белл. Я слышал, что кто-то из их третьекурсников все лето тренировался под руководством Колмана. Если кто не в курсе — это тренер Паддлмир Юнайтед.

Впечатлительный Деррек громко ахнул. Блетчли нахмурился.

— Вранье, — не очень уверенно сказал Монтегю. — С какой стати он бы стал возиться со школьником?

— С той же, с какой твоему отцу разрешили жить дома после суда, — обрубил Маркус. — Связи решают все. — Он помолчал, раздумывая. — В любом случае, наше дело плохо. Ублюдки хоть и больные на всю голову, но просто так перемигиваться бы не стали.

— Можно их спросить, — сказал Боул. — Лучше девок. Я знаю пару способов, от которых у любого развяжется язык.

— Я знаю их гораздо больше, чем ты, — возразил Маркус. — Но если кого-то из них побить, они могут донести о нарушении Макгонагалл — и она потребует сменить команду. Не пойдет.

— Можно подслушать, — сказал Эдриан. — Проникнуть в грифферскую гостиную и…

— И сидеть там четыре дня, пока у кого-нибудь не возникнет мысли заговорить о квиддиче, — перебил Блетчли с издевкой. — Или до самой игры. Или ты думаешь, что Вуд каждую минуту будет об этом трепаться при посторонних?

Маркус тяжело вздохнул. Вуд мелькал повсюду, постоянно орал при каждом удобном и неудобном случае, что в этом году Кубок будет стоять к него на тумбочке, и при этом никогда не ляпал ничего лишнего. Конечно, недоумок мог и просто запугивать, но уверенности в его голосе хватало, чтобы начать тревожиться.

Хотя в прошлом году он орал то же самое — и что?

Маркус с гордостью посмотрел на драгоценный Кубок, стоящий наверху шкафа, очнулся от мыслей и спросил:

— Еще есть идеи?

Эдриан почесал лоб, Монтегю задумчиво скривился, Деррек пожал плечами, а на тупой роже Боула не мелькнуло даже следов мыслительной деятельности.

Маркус с надеждой посмотрел на Блетчли.

— Есть одна идейка, — внезапно сказал Монтегю. — Но не знаю, насколько…

— Говори!

— Скажу, — согласился Монтегю. — Только когда все уйдут.

— Мы команда! — возмутился Деррек, вскакивая на ноги. — Знает один — знают все!

— Точно! — поддакнул Боул с пола. — И это моя комната!

Монтегю непреклонно скрестил руки на груди. Маркус кивнул на дверь — и все игроки, один за другим, недовольно потянулись на выход.

— Ну? — требовательно спросил Маркус, когда Блетчли, шагающий последним, покинул комнату, оглушительно хлопнув дверью.

— В общем, — медленно начал Монтегю, — моя покойная бабка оставила отцу в наследство неплохую коллекцию зелий. Далеко не все разрешенные, но все полезные. Не могу сказать, что мне было разрешено их брать и тем более увозить часть из них в школу, но…

— Но?

Монтегю широко улыбнулся.



*****



Маркус перешагнул через собственные вещи, прикрыл пах ладонями, посмотрелся в зеркало и застыл, пытаясь справиться с потрясением. Не то чтобы зеркала так уж часто радовали отражением, но сегодняшнее перешагнуло все допустимые границы.

— Не так уж и плохо, — сказал Монтегю, и Маркус мог бы поклясться здоровьем Вуда, что в его голосе мелькнули язвительные нотки.

— Не так уж… — сердито заворчал Маркус и замолк, ошарашенный звуками собственного голоса.

Если вырвавшийся писк вообще можно было назвать голосом.

Маркус вгляделся в отражение, разглядывая себя с головы до ног. Длинные, болтающиеся при каждом движении уши, свисающий до самого подбородка нос, вылупленные глазки, несуразно огромная башка — и ужасающе тощие, похожие на прутья метлы руки и ноги. Бровей не было вовсе, впрочем, как и волос. Маркус переступил с пятки на носок, пытаясь понять, смогут ли такие ноги выдержать вес длинного тела, и попытался найти плюсы в текущем положении.

Возможно, среди домовиков он был первым красавцем. Судить было сложно, все домовики были как на одно лицо, но дряхлая Тринки, прислуживающая в доме тетки, точно выглядела не лучше.

По крайней мере, в таком виде точно никто не узнает.

— Я не хочу становиться таким же, — с ужасом сказал Эдриан, отодвигая от себя склянку. — А если оно не сработает обратно?

— Сработает, — уверенно сказал Монтегю. — Бабка дерьмо не делала. Три часа — и ты станешь сам собой.

— Три?! Обычное действует всего час! А если...

— Пей! — пискнул Маркус и поморщился: таким голосом напугать кого-либо было совершенно невозможно.

Впрочем, на Эдриана подействовало: он с сомнением поглядел на склянку, поднес ее к носу, долго принюхивался и, наконец, осушил одним большим глотком.

Маркус сел на стул в ожидании превращения.

Не прошло и нескольких мгновений, как тело Эдриана стало стремительно уменьшаться. Ноги высыхали на глазах, утопая в длинных штанах; Эдриан тревожно схватился за колени, словно пытаясь задержать изменения, но его руки точно так же скукожились, превращаясь в длинные палки, обтянутые старческой кожей с пигментными пятнами. Нос потянулся вперед, не замедляясь целую минуту; глаза почти изчезли в резких морщинах, густо усеявших лицо.

Маркус определенно выглядел лучше.

— Это кто? — приободрившись, поинтересовался он у Монтегю.

— Не знаю, — честно сказал Монтегю. Он не выдержал и расхохотался, смотря на Эдриана, побежавшего к зеркалу. — Я попросил у своего домовика прислать мне два волоса любых из наших домовиков, — пояснил он, отсмеявшись. — Я даже половины из них не знаю, а выбор небольшой: у них мало у кого вообще есть волосы.

— Хорошо вам, — не скрывая зависти, сказал Маркус. — Моя мать наотрез отказывается покупать хотя бы одного. Говорит, что в нашем доме не место всяким тварям.

— Блин, — протяжно, с каким-то отчаянием простонал Эдриан, разглядывая свое отражение. — Грэхем, если я не превращусь обратно, ты будешь меня обеспечивать до конца жизни!

— Я возьму тебя работать в наш дом, — сказал Монтегю. — Личным уборщиком моей спальни. И вообще, — внезапно рассердился он, поднимаясь на ноги и шагая в сторону двери. — Вам нужен был выход — я его нашел, так что не пищите. Домовики без труда проходят в любые гостиные и кабинеты. А вам, — он застыл в дверях и обернулся, — нужно всего лишь провести в спальне Вуда несколько вечерних часов — он определенно хоть что-нибудь да скажет.

Дверь захлопнулась; Маркус вздохнул.

— А как становиться невидимым? — запоздало поинтересовался он неизвестно у кого. — Блядь, они же почти всегда невидимые!

Эдриан наморщил и без того морщинистый лоб.

— Не знаю, — сказал он, подумав, и громко пискнул: — Хочу стать невидимым!

Ничего не произошло. Маркус закрыл глаза, сильно-сильно зажмурился и настойчиво затараторил про себя: "Я невидим. Я невидим. Я — невидим!"

Он распахнул глаза и уставился в собственное отражение в зеркале, прекрасно видимое при ярком свете свечей.

— Ладно, — сказал он и махнул рукой. — Не попадаемся на глаза профессорам, а если кто из учеников спросит, то скажем, что это новые правила для домовиков. Нужно продержаться всего... — он взглянул на часы над кроватью, — всего два с половиной часа. Готов?

Эдриан кивнул, но уверенности в этом жесте не почувствовалось.

— Я тоже не готов, — признался Маркус. — Все время кажется, что ноги сейчас переломаются.

Они переоделись в заранее приготовленные Монтегю тряпки, даже близко не напоминающие одежду, и Маркус сказал:

— План такой: ты идешь по школе и смотришь, нет ли где Вуда или кого из команды. Если найдешь — привязывайся к ним, как хвост, и внимательно слушай каждое слово.

— А ты?

— А я попробую пробраться в их гостиную.

Эдриан пожал костлявыми плечами и первым пошел на выход.

В гостиной, слава Салазару, никого не оказалось. Эдриан вылез через проход, тоскливо посмотрел Маркусу в глаза — и двинул в сторону Большого зала, смешно размахивая несуразными руками. Маркус поглядел ему в спину, шагнул к лестнице — и тут же почувствовал, как его тощее тело поволокло по холодному грязному полу, словно кто-то схватил за шею и с огромной силой потянул в неизвестность.

Стало страшно, да и приятного в таком скольжении было мало.

— Эй! — заорал Маркус, пытаясь вырваться, но невидимая рука держала цепко, продолжая волочь за собой. — Эй! Помогите!!!

— Пцык мурит, — строго сказал писклявый голос ниоткуда, и стало еще страшнее. Движение замедлилось, а потом и вовсе прекратилось.

Маркус вскочил на ноги и тревожно огляделся. Помещение, куда его втянуло неизвестное невидимое существо, напоминало чулан для метел, разве что чуть шире. В углу наблюдалось нагромождение какого-то хлама, но что именно это было, Маркус разглядывать не стал: он замер в стойке, намереваясь драться до последнего, и на всякий случай лупанул кулаком воздух.

В пустоте вздохнули.

— Шатли? — спросил голос. Судя по слишком высокому писку, он принадлежал девке, ну или как там разделялись невидимые существа. — Неки и?

— Где ты и кто ты? — сердито спросил Маркус. — Я тебя не понимаю!

Судя по всему, убивать никто все таки не собирался, но кулаки Маркус убирать не спешил.

— Покажись! — требовательно приказал он.

Пустота вновь вздохнула.

— Откуда ты? — на нормальном английском спросила она.

— Из слиз... — начал Маркус и запнулся. — Покажись! — грозно повторил он.

Из пустоты проступила голова — большая голова с выпуклыми глазами, и на секунду показалось, что это зеркало, настолько голова напоминала собственное отражение несколько минут назад. Вслед за головой появилось тело, обернутое серой тряпкой с бантом, и Маркус понял, что не ошибся с определением пола говорящего: это была домовиха, чем-то неуловимо напоминающая уродливую имитацию Макгонагалл.

Стало легче дышать, и Маркус опустил руки.

— Так откуда? — спросила домовиха

Маркус дернул плечами и неопределенно махнул головой сразу в нескольких направлениях.

— Понятно, — с сомнением произнесла домовиха. — Опять пришли новеньких. Зовут?

— Ма… — Маркус осекся и почесал голову. Как их вообще называли и кто давал им имена? — Ма… к... и? Макки.

— Первая нужда в работе в нашей школе: никогда не будь видим в коридорах и классах без специального указания! И не попадайся на взгляд ученикам!

— Ясно, — сказал Маркус, хотя речь была странноватой. — А как стать невидимым?

Домовиха выкатила глаза, и Маркус всерьез испугался, что они вывалятся из глазниц.

— Ты сколько старый? — спросила она, и Маркус как никогда пожалел, что никогда раньше не читал ни строчки о жизни домовиков.

Сколько они жили? Двадцать или двести лет? На сколько он сам выглядит, Маркус совершенно не представлял, поэтому решился сказать правду:

— Мне девятнадцать.

— Эльфу больше пяти, и он не знает, как пропасть из глаз? Глуп?

— Не глупый, — рассердился Маркус. Каменный пол неприятно холодил босые пятки, и Маркус переступил с ноги на ногу. — Меня не обучили.

— Где учили?

Вот на этот вопрос точно ответа не было.

— Нигде, — сказал Маркус. — Подкинули в дом, когда я был совсем маленький. Я был единственным домовиком, некому было меня учить.

Прозвучало довольно жалостливо. На всякий случай Маркус распахнул глаза и свел несуществующие брови домиком, как иногда делал Эдриан, чтобы разжалобить Хуч после нарушения, но либо домовиха была непробиваемой, либо отсутствие бровей делало вид не таким несчастным.

— Значит, глуп, — подытожила она, и на сей раз Маркус не решился спорить. — Пилли учит тебя. Жди.

Она каким-то невероятным способом переместилась с места возле двери прямо к куче хлама, хотя ее ноги при этом совершенно не шевелились. Сев на колени и откинув в сторону несколько швабр, непонятных кусков тряпок и разноцветных мочалок, домовиха выудила на свет ведро и, с грохотом поставив его возле Маркуса, поднялась на ноги.

— Твое.

Ведро было красное, почти такое же, как гриффиндорская форма, и Маркус презрительно фыркнул.

— Тебе надо брать! — потребовала домовиха строгим тоном. — Мыть библиотеку, шесть кабинетов и кухню. Если есть время после — холл.

Маркус ужаснулся.

— И это все — за один день?

Домовиха посмотрела так, что Маркус на самом деле почувствовал себя идиотом.

— Час, — сказала она.

— Что — час? — не понял Маркус, и, сообразив, заорал: — Нужно вымыть все эти помещения за час?!

Домовиха кивнула, и мозг Маркуса судорожно заработал. Время бежало, и необходимо было срочно попасть в комнату Вуда, иначе шансов что-либо узнать не останется, а второй такой возможности уже не будет. Нужно было соглашаться: сбежать из-под надзора в огромной библиотеке было гораздо проще, чем в маленьком чулане.

— Ладно, — сказал Маркус, поворачиваясь и поднимая ногу, чтобы ступить к двери. — Библиотека так…

К плечу притронулась маленькая, неприятно влажная ладонь, и пространство удивительным образом съежилось вокруг глаз, завертелось и смазалось, чтобы через секунду превратиться в длинный ряд книжных полок. Голова закружилась; Маркус, с трудом вернув тело в равновесие, огляделся по сторонам.

Ученики лениво бродили между полок, выискивая нужные книги, сидели за столами, неторопливо перелистывая страницы — а между ними сновали десятки домовиков, все как один в одинаково серых тряпках, повязанных вокруг шеи, пищащие так громко, что было удивительно, как ученики могли не слышать этот тонкий неприятный звук. Они передвигались настолько быстро, что Маркус едва успевал поймать взглядом одного, как он тут же исчезал, чтобы появиться в другом месте; и только через какое-то время стало понятно, что домовиков на самом деле не больше пяти-шести.

— Макки теперь пропал из глаз и немой для учеников, — известила домовиха из-за спины. Обрадоваться этому факту Маркус не успел, ибо она продолжила почти без остановки: — Он моет от полок до третьего окна. Пилли смотрит.

Она щелкнула пальцами, и ведро в руках потяжелело, само по себе наполнившись чистой водой. Маркус ругнулся сквозь зубы, поставил ведро на пол и брезгливо потянул за край всплывшей тряпки.

Деваться было некуда.

Неожиданно мелькнула страшная мысль: если рассердить домовиху, можно остаться невидимым и неслышимым до конца жизни; Маркус, представив, как, подобно призраку, бродит среди учеников, тщетно взывая к помощи, передернулся, сел на колени и завозил тряпкой по полу.

В библиотеке внезапно воцарилась тишина.

Впрочем, провисела в воздухе она совсем недолго — через несколько мгновений домовики разразились дружными писками, в которых Маркус с большим трудом признал смех. Они побросали работу и замерли на местах — кто на полках, кто на полу, — все как один тыча кривыми узловатыми пальцами в сторону Маркуса.

Все явно шло не по плану.

— Что? — сердито спросил Маркус. — Я тру не там, где нужно?

— Глупый эльф собирается мыть библиотеку до конца жизни? — вместо ответа поинтересовалась знакомая домовиха. — Он мыл дом хозяев, сидя на коленях?

Вопрос был непонятен.

— А нужно стоя на голове?

Домовиха сузила выпуклые глаза.

— Эльф еще глупее, чем думала Пилли. Он забыл о существовании магии, он глуп, как гном!

Маркус задохнулся от возмущения. Маленькая, лопоухая и носатая тварь, признанная Министерством обычным безмозглым существом наравне с нюхлерами, еще и смела оскорблять чистокровного мага!

— А вы совсем не умеете летать! — заорал Маркус, вскакивая на ноги. — И не разбира…

Рот захлопнулся сам по себе; тряпка взмыла в воздух, описала круг почета над головами сидящих за столом хаффлпаффцев — и рванула Маркусу прямо в лицо. Сработал инстинкт охотника — Маркус перехватил ее одной рукой, бухнулся на колени и продолжил возить по полу, больше не обращая внимания ни на какие насмешки.

Нужно просто переждать, пока домовиха отвернется, — и бежать в сторону гриффиндорской гостиной, пока еще оставалось хоть какое-то время. Маркус осторожно поднял глаза, убедился, что домовиха пристально наблюдает за его работой, — и снова ругнулся.

Злость на собственную глупость нарастала.

Пригрозив небесам, что вечером Монтегю самолично уберет всю слизеринскую гостиную, Маркус обмакнул тряпку в ведро, выжал воду и вновь заелозил по полу. Положение было унизительным, никогда раньше маги не подчинялись указам домовиков, и мысль о первенстве в данном случае совсем не утешала.

— Пилли пойдет и скажет мистеру Филчу, что глупый эльф совсем не подходит на это место, — с негодованием произнесла домовиха минут через двадцать, когда Маркус уже успел доползти на коленях до первой полки. — Мистер Филч находит плохих работников! Макки не умеет пользоваться магией и моет пол до самой луны!

Это было плохо: Филч, при всей непроходимой тупости и древности, вряд ли мог забыть, что никакого Макки не нанимал. Маркус, сдержав порыв рвануть вперед и удушить домовиху грязной тряпкой, вкрадчиво принялся врать:

— В хозяйском доме я убирался в спальнях и гостиных, могу вытирать пыль и складывать одежду. Пойдемте, покажу. Говорят, в Гриффиндоре всегда грязно — давайте….

— Пилли знает работу для глупого эльфа, — перебила домовиха. Вновь не сделав ни малейшего движения, она оказалась за спиной, схватила за плечо — и библиотека расплылась в глазах на множество мутных пятен. Маркус зажмурился, пережидая головокружение, распахнул глаза, но помещение, куда их вынесла домовиха, было слишком плохо освещено, чтобы понять, где они находятся.

В нос ударил резкий запах, и Маркус оглушительно чихнул.

— Совиный дом, — коротко пояснила домовиха и щелкнула пальцами. Помещение тотчас залилось светом — откуда он шел, было совершенно непонятно. Над головой зашумело и заохало; под голыми пятками что-то хрустнуло, и Маркус с отвращением уставился на целые кучи сухого совиного помета, покрывающие весь пол.

— Глупый эльф метет помет, — сообщила домовиха, и на босые ноги прямо из воздуха вывалилась метла, совсем не напоминающая метлу для полетов. — Если он не умеет справляться с таким легким делом, Пилли идет к мистеру Филчу.

Маркус задрал голову. Сквозь дощатый потолок проглядывалось круглое помещение, откуда ученики отправляли свои письма; у домовиков слух был явно лучше, чем у магов, поскольку совиное ухание доносилось так ясно, словно Маркус сидел рядом с совами на их хлипких жердочках. Наверху кто-то был: от его шагов пол ходил ходуном, в лицо летели комья грязи, перьев и помета, и Маркус поспешно вернул голову в нормальное положение.

Вариантов не было, а метла была хотя бы привычнее тряпки. Маркус глубоко вздохнул, успокаивая сам себя обещаниями страшной мести Вуду, и принялся за уборку.

За следующий час удалось узнать три вещи. Совиный помет въедался в доски так, что проще было перестелить в подвале совятни новый пол, чем привести её в чистоту, — это было первое. Блетчли обожал сов и втайне ото всех бегал подкармливать их и гладить, пока в совятне было пусто, — это второе.

Третье, самое дерьмовое, Маркус обнаружил примерно минут через сорок, когда горло неожиданно засаднило и запершило с такой силой, что на глаза навернулись слезы. Маркус откашлялся, еще и еще, но мерзкий комок слизи словно въелся в глотку, не давая сглотнуть. Внезапно со страшной силой зачесались ноги, потом шея, а затем руки стали покрываться огромными бордовыми пузырями, раздувающимися прямо на глазах. Воздуха катастрофически перестало хватать, зато сердце заколотилось с утроенной силой, а лицо запылало жаром; Маркус, отбросив метлу в сторону, выскочил на улицу через узкий проем в стене, раскрыл рот и судорожно набрал полные легкие кислорода, не обращая внимания на гневные вопли выбежавшей следом домовихи.

К плечу прикоснулась липкая ладонь; земля завертелась перед глазами, размазалась в третий раз за день, и реальность поплыла, превратившись в беспросветное черное пятно.

— Кашит мут дак, — сказал кто-то через неопределенное время.

Чернота перед глазами слегка разъехалась по сторонам, словно шторы на мутном окне, и под веками стало немного светлее. Сознание постепенно выравнивалось, а сердце забилось в нормальном ритме. Маркус открыл глаза, полежал с минуту, приходя в себя, и завертел головой по сторонам.

Он лежал в гамаке, в окружении еще десятка таких же гамаков, привязанных к крюкам на потолке в широкой, но невысокой комнате. В огромном осколке зеркала напротив гамака отражался он сам, вполне видимый и все такой же уродливый. Все стены были увешаны разноцветными портретами бывших директоров, но больше разглядеть ничего не удалось: домовиха склонилась над лицом, смотря не то обеспокоенно, не то сердито — оттенки взгляда ее выпуклых глаз различать было довольно сложно. Она зачем-то прикоснулась к носу Маркуса, почесала свое ухо и скрестила руки на груди, вновь становясь похожей на гриффиндорскую деканшу.

— Глупый эльф уже здоров и притворяется, — сказала она рассерженно. — Он сидит тут, пока Пилли ведет с собой мистера Филча.

Отвечать стало некому: домовиха мгновенно и бесшумно растворилась в воздухе, не оставив после себя и следа.

Маркус, наконец почувствовав свободу, быстро вылез из гамака и забегал по комнате в поисках выхода. Он нашелся за старым шкафом: крошечный, почти незаметный среди картин в громоздких рамах лаз в стене, по размерам едва ли больше самих домовиков. Маркус, уже направившись к нему, вдруг с ужасом почувствовал, как стремительно начала расти левая нога; не прошло и нескольких секунд, как к ней присоединилась правая, а затем тело начало расширяться во все стороны, растягивая и разрывая хлипкую ткань на груди. Маркус, придерживая бывшую одежду одной рукой, рванул в сторону лаза, но слишком длинные, лезущие неравномерно ноги не слушались, и он, зацепившись за одинокий коврик на полу, рухнул на него всей тяжестью собственного веса.

Жалость к себе накатила такой волной, что стоило больших трудов сдержать вопль отчаяния.

— Падык алык… — растерянно сказали над ухом.

Маркус поднял голову. Мелкая домовиха была тут как тут, а за ее спиной, словно хреновых событий было недостаточно для нескольких часов, возвышалась Макгонагалл, и весь ее вид не предвещал ничего хорошего.

Маркус прикрыл голый зад жалким остатком тряпки, ткнулся лицом в грязный коврик и свирепо скрипнул зубами.

*****

К сожалению, Вуд по пути не встретился, и сорвать свою злость на нем не удалось. Маркус толкнул пару малолеток, наступил на хвост миссис Норрис, плюнул с лестницы на голову какого-то рейвенкловца и в совершенно отвратительном настроении вернулся в слизеринские подземелья.

— Все молчат! — тихо, но очень яростно сказал он, входя в гостиную, где восседала команда в полном составе в ожидании новостей. — Все молчат, ничего не спрашивают и не комментируют мой вид. Один вопрос — и состав команды полностью меняется! Ты!.. — заорал он, не справившись со злостью, и ткнул пальцем в развалившегося в кресле Монтегю. — Ты, блядь… Ты!..

Кажется, Монтегю ничуть не испугался: он равнодушно почесал живот и невозмутимо уставился в пылающее гневом лицо Маркуса. Его следовало убить; пожалуй, Маркус занялся бы этим немедленно, если бы взгляд не упал на нагло улыбающегося Эдриана.

Тот определенно плохо понимал.

— С завтрашнего дня, — спокойно сказал Маркус, беря себя в руки, — вы все сидите на трибунах и смотрите, как летает новая команда Слизерина. Всем все ясно?

Хиггс, сидящий вместе со всеми, дернулся вперед и с надеждой заглянул в лицо Маркуса. После замены на Малфоя он не оставлял попыток вернуться, раз за разом приходя на тренировки и пытаясь под любым предлогом выйти на игру, и сейчас как никогда был близок к своей цели.

В конце концов, нужно было хоть как-то отблагодарить его за вчерашний быстрый минет. Могло быть и лучше, конечно, но он хотя бы старался.

— Не торопись, — перебивая мысли, влез Эдриан. На его лицо набежала тень: он как никто дорожил своим местом. — У меня для тебя такие новости, что ты быстро передумаешь.

Это было сомнительно.

— Сомнительно, — озвучил Маркус. — Но можешь попробовать.

Эдриан вновь расцвел. Все затихли.

— Так вот, — бойко начал он, усаживаясь удобнее и явно готовясь к длинной речи, — я проник в гриффиндорскую гостиную. Было нелегко! Но я не нашел Вуда, чуть не попался на глаза Снейпу и решил прицепиться к каким-то девкам. Сказал им, что работаю первый день, и попросил меня проводить. Как они пищали вокруг меня! — жалобно воскликнул он. — Вопили, что впервые видят домовика, и все норовили потискать… пощупать… за разные места, — совсем другим, более мечтательным тоном сказал Эдриан. Он театрально закатил глаза, уставился в потолок и глубокомысленно замолк.

— А охотниками я назначу Гойла и Крэбба, — сказал Маркус, и Эдриан мгновенно перестал придуриваться.

— А… В общем, отвели они меня в гостиную. Там ужасно, — он скривился, — все красное и… Да фу. Короче, у нас лучше.

— Это и есть твоя новость?

— Ты погоди! В гостиной были Вуд, — Маркус сжал кулаки, — и эти… Уизли с одинаковыми рожами. Я вертелся вокруг них, вертелся, все пытался спросить про матч — а они предложили мне стать участником их эксперимента. Они делают какое-то зелье, что ли, ну я и согласился. А что мне оставалось делать? Они собирались в свою комнату, я не мог преследовать их. Пришлось…

— У тебя осталось десять секунд, — теряя терпение, предупредил Маркус, и Эдриан быстро сказал:

— В общем, когда мы были у них в комнате, рыжие все время подшучивали над Вудом, говорили, что…

— Пять секунд.

— Да послушай же ты! Подшучивали над Вудом и говорили, что… Что… Э-э-э…

— Что?

Эдриан в замешательстве посмотрел на Монтегю. Монтегю раздраженно крякнул и помог:

— Мудак Вуд в тебя влюблен.

— Да, — сказал Эдриан и выдохнул с нескрываемым облегчением.

И стало тихо, ровно до того момента, когда Маркус от души заржал, а с ним и Деррек, и Малфой, и Блетчли с Боулом. Хиггс нахмурился, одарив Эдриана недоброжелательным взглядом.

А Эдриан обиделся.

— Я точно тебе говорю! — с негодованием заорал он, вскакивая на ноги. — Они и зелье-то какое-то делали, что бы ему лучше спалось перед тренировками! Я не стал пробовать, смылся оттуда, как только кто-то в дверь постучал, но говорю тебе: он определенно по тебе сохнет!

— Сохнет, — еще больше развеселившись, подтвердил Маркус. — Так сохнет, что скоро исчезнет. Так это отлично: будут играть без вратаря, Кубок, считай, уже наш!

— Повесят мантию Вуда на кольцо в память о нем, — поддержал Деррек. — И венок сверху!

— Ага, Маркус принесет! — влез Боул. — С траурной ленточкой и надписью: «Не вспомню о тебе никогда!»

— «С нежной любовью от команды Слизерина, жалкий ублюдок!»

Монтегю сплюнул на пол; Малфой брезгливо поморщился и отодвинулся к Боулу.

— Угомонитесь, долбоебы, — презрительно сказал Монтегю, и команда примолкла: его боялись не меньше самого Маркуса. — Эдриан врать не станет. На домовиков никогда не обращают внимания: они не разносят чужие тайны, поэтому и чешут при них языком как хотят. Если рыжие так говорили, значит, так оно и есть. Вместо того чтоб тупо ржать, лучше бы придумали, как это использовать.

Вот теперь стало не смешно. Маркус задумался в наступившем тревожном молчании.

— Они могли прознать про обман, — наконец сказал он. — Понять, что это был Эд и…

— Не могли они понять! — возмущенно воскликнул тот. — Думаешь, я совсем того? Да я ни словом себя не выдал!

— Уизли не настолько хорошие актеры, — сказал Монтегю. — Они бы начали крыть и тебя, и команду, пользуясь случаем и зная, что Эдриан ничего не сможет сделать. Они всегда так делают, если выясняют, что мы подслушиваем их разговор.

— Делают, — задумчиво согласился Маркус. Информация постепенно доходила до мозга; Маркус, внезапно почувствовав себя прекрасно, несмотря на все неприятности, расплылся в язвительной усмешке. Самолюбие удовлетворенно замурлыкало. — Значит, Вуд влип, а? Ну что за кретин! А я думаю, что он доебывается все время?

Блетчли зафыркал, как гиппогриф.

— То и доебывается… Нашел на кого дрочить!

Маркус нахмурился. Блетчли побледнел.

— Э... В смысле, что…

— В смысле, что ему теперь конец, — спасая шкуру Блетчли, вмешался Боул. — Слушайте, это же можно всем растрепать — и Вуд от стыда к полю и близко не подойдет! Он же весь такой правильный, не придерешься!

Команда одобрительно загудела.

— Или пригрозить ему рассказать всем, если он выйдет играть, — крикнул Блетчли, подаваясь вперед. — Тогда никто не будет знать, и красные будут думать, что он просто струсил выйти на финал!

— А после финала все равно расскажем!

— Прям с поля объявим на всю школу! Счет 1:0 в пользу Маркуса!

— Мы и так выиграем, без всяких высохших вудов, — сказал Монтегю, и все заткнулись. — Но если у них действительно есть какой-то план… то было бы не лишним в него вмешаться.

Вокруг заржали; Маркус поморщился от поднявшегося гвалта и посмотрел на притихшего Хиггса. Тот довольным не выглядел, скорее наоборот: он продолжал пронизывать Эдриана взглядом, и в его глазах светилась ничем неприкрытая ненависть. Маркус, пообещав себе разобраться с этим позже, развернулся и спустился в свою комнату.

Сукин сын Вуд должен был заплатить: и за уборку библиотеки, и за весь этот кошмарный день, и вообще за все годы в школе, но особенно — за жалкую тварь, посмевшую командовать капитаном лучшей команды в школе — Маркусом Флинтом. Следовало обдумать все в тишине и переодеться: выданный Макгонагалл чужой засаленный свитер жал в плечах и трещал подмышками, да и в хождении босиком приятного было мало.

*****

— Я наряжаюсь в свою парадную мантию, чтобы встретиться с Вудом, — сказал Маркус, удивляясь абсурдности этой фразы. — Нет, Эдриан, ты послушай: встретиться с Вудом в лучшей мантии! Раньше на все встречи с ним я надевал домашние штаны, чтобы было не жалко порвать, а теперь…

— Не встречу, — поправил Эдриан, придирчиво осматривая Маркуса со всех сторон. — Это называется свиданием.

— Свидание, — согласился Маркус и повернулся лицом к подружке Боула, приглашенной по его просьбе. — Ну как?

Она покрутила рукой, выражая то ли неодобрение, то ли, напротив, похвалу, поправила Маркусу галстук, одернула мантию вниз и едва заметно скривилась.

— Вуду многого не надо, — сказала она, хотя что она могла понимать в вудах! — Если он на тебя уже запал, то оценит хотя бы попытку принарядиться.

Звучало глупо, но в свиданиях она явно шарила больше, чем сам Маркус. Он поблагодарил ее кивком головы и направился на выход.

— Волнуешься? — крикнул вслед Боул, и команда, в полном составе собравшаяся проводить Маркуса на его первое свидание, так же дружно захохотала.

— Нет, — соврал Маркус и закрыл дверь.

Волнение пробрало неожиданно с самого утра: на кону был главный матч всей школьной жизни, и стоило следить за каждым своим словом, чтобы ненароком не спугнуть Вуда. Впрочем, за последние две недели врать пришлось столько, что Маркус иногда и сам путался между правдой и ложью.

Вуд, разумеется, не поверил — да Маркус и не ждал этого, — и после первого же письма с извинениями за все прошлое и намеками на то, что Маркус долго и тайно был влюблен, прислал короткую записку, где был нарисован кривой, но вполне понятный жест. После второго письма с еще более пылкими заверениями он не ответил вообще, а после третьего и вовсе стал делать вид, что Маркуса Флинта не существует в природе. Он не лез драться, не задирал, проходя мимо, и вел себя так, словно в глаза не видел ни одну из присланных сов.

Но слухи по школе разносились быстро, а уж с помощью Эдриана — и того быстрее. Не прошло и нескольких дней, как все знали, что Вуд и Маркус встречаются тайком, хотя все красные в один голос утверждали обратное. Кто-то верил, кто-то откровенно смеялся, но первый шаг был сделан, а когда Вуд, устав от потока писем, действительно согласился встретиться — и второй, и Маркус продолжал вдохновенно врать.

Все должно было окупиться в ближайшем будущем.

На улице вовсю цвела весна, слишком душная даже для конца апреля. В парадной мантии было жарко, через короткое время по спине заструился пот, и Маркус, плюнув на внешний вид, стянул мантию с плеч и перекинул ее через руку, оставаясь в одной рубашке.

Он дошагал до Хогсмида, повторяя про себя весь список запретных тем для разговора, нашел кафе мадам Паддифут, выбранное девкой Боула, и, преодолевая отвращение, зашел внутрь.

Раньше бывать тут не приходилось, но сожаления по этому поводу Маркус не испытал. Внутри все было кошмарно розово-желтым, в рюшах и бантиках, походившее на платье сестры, когда мать впервые вывела ее выступать перед гостями. Вуд сидел в центре всего этого ужаса в черной, наглухо застегнутой до подбородка мантии, и выглядел как дементор посреди ромашкового поля.

В мантии!

Оставаться тут было невозможно, несмотря на все заверения девки Боула, что это лучшее место в округе для влюбленных пар. Маркус, убедившись, что взгляд Вуда упал на него, махнул головой в сторону «Трех метел» и вопросительно поднял брови.

Вуда сдуло с места так быстро, что взметнулась скатерть.

— Я не знал, что там так ужасно, — честно сказал Маркус, пока они шагали до паба. — Словно кто-то радугой блеванул.

Вуд слегка поморщился, и Маркус пообещал себе быть осторожнее. Как с ним вообще можно было общаться? Вуд славился своей честностью и принципиальностью, даже не смог выступить против результатов игры, когда Диггори, пользуясь бессознательностью Поттера, поймал снитч. Тогда даже в Слизерине признавали, что Гриффиндор должен настаивать на переигровке — и только Вуд, единственный из всех, отказался.

Он был слишком правильным, слишком глупым, гриффиндорцем от макушки до пяток, хотя нельзя было не согласиться с мнением некоторых девок по поводу его привлекательности. У Хиггса, конечно, рожа была поприятнее, но и Вуда уродом никак нельзя было назвать, да и в раздевалке на его зад иногда было приятно полупиться, представляя, что это зад кого-нибудь другого.

О чем можно было с ним разговаривать? Команда выдвигала разные версии, начиная с чемпионатов мира по квиддичу, заканчивая учителями, но девка Боула твердо наказала говорить только о самом Вуде, делая вид, что Маркусу интересна каждая деталь его жизни. Но Маркус с удивлением понял, что и так знает о нем все: и о семье, и об оценках, и о лучших друзьях, и о желаниях на будущее: слежка давала много информации, зачастую ненужной, но вполне вырисовывающей всю жизнь гриффера.

Впрочем, кажется, Вуд и не собирался разговаривать — Маркус только сейчас сообразил, что они так и шагают молча, на отдалении друг от друга. Показалась дверь паба; Маркус, распахнув ее, пропустил Вуда вперед, оплатил Розмерте два сливочных пива и сел за выбранный Вудом столик.

И стало удивительно неуютно. Проще всего было открыть рот и сказать что-то привычно-злое — и Вуд наверняка нашел бы тысячи слов в ответ. Писать ему всякие глупости было просто, особенно под диктовку девки Боула, но говорить их в лицо…

Все темы мгновенно выпали из головы; Маркус, тщетно пытаясь вспомнить надиктованные вопросы, покрутил головой, словно ища помощи у соседних столиков, но Вуд опередил:

— Что тебе нужно, Флинт?

Маркус растерялся.

— О чем ты?

Вуд красноречиво обвел рукой паб и прищурился.

— Об этом. Столько стараний, я оценил. Письма, признания, даже извиниться смог. Так что тебе нужно?

Этого в планах не было.

— Я же писал, — проникновенно, как учила девка, сказал Маркус. — Я долго пытался к тебе подступиться, но не решался…

Вуд вновь поморщился, и Маркус замолчал.

— Я тебе не верю, Флинт, — равнодушно сказал Вуд и одним глотком осушил половину своего бокала. Он даже не понюхал напиток, поданный ему рукой Маркуса: то ли он не считал Маркуса врагом, то ли безоговорочно и глупо доверял всем подряд. Он поставил бокал на стол и продолжил: — Да никто в здравом уме бы и не поверил. Ты решил, что я солью тебе финальный матч?

Хотя, возможно, он был и не так глуп, как казался. Эта мысль развеселила; Маркус, решив обязательно поделиться ею вечером с Эдрианом, взял себя в руки и спокойно спросил:

— Ты ведь этого не сделаешь?

— Не сделаю, — согласился Вуд. — Кубок будет наш, так что отвали по-хорошему, пока не стало по-плохому.

Маркус кивнул и не без тайного удовольствия напомнил:

— У меня уже два Кубка, Вуд. Для карьеры достаточно и одного, так что…

Сказать: «Этот можешь забирать себе!» при всем желании не повернулся язык.

Вуд криво улыбнулся и допил оставшееся пиво. Он мог сколько угодно делать вид, что ему все равно, но он волновался: это было заметно по слишком плавным движениям, по тихому голосу, по показному спокойствию. Обычный Вуд любил смеяться в коридорах или орать на поле, размахивать руками, носиться с одного места на другое, мелькая перед глазами, как домовики в библиотеке, — это была его жизнь, нормальная жизнь, порой слишком шумная и суетливая для всех остальных. Но вот так сидеть, равнодушно пялясь на бокал, обычный Вуд не умел никогда.

А уж выряжаться в новую, с иголочки мантию ради ненужной встречи — и подавно.

— Слушай, — сказал Маркус, повинуясь внезапному озарению, — у меня не было больше времени раздумывать. Скоро финал, потом сразу экзамены — когда к тебе подходить? После школы? Ты собираешься в «Паддмир» — где бы я тебя отловил?

— Откуда ты знаешь?

— Да я все о тебе знаю, Вуд... Оливер, — поправился Маркус, вкладывая в звуки имени столько тепла, что хватило бы на растопку камина. — Куда ты любишь ходить, с кем и когда. Во сколько ты просыпаешься и во сколько ложишься спать. Кто твои соседи по комнате и в каких ты с ними отношениях.

— И в каких?

— В отличных, — наобум пробормотал Маркус, надеясь, что угадал: как раз это было неизвестно. — Я не прошу тебя сливать мне матч, я не прошу вообще ни о чем, но ты пришел — и я не собираюсь упускать этот шанс.

Он вытянул руку и осторожно провел большим пальцем по лежащей на столе открытой ладони Вуда. В планах не было и этого, но Хиггс обожал, когда так делали, и Маркус понадеялся, что это сработает и теперь.

Вуд дернулся как от удара, и попытался скрыть это полукашлем-получихом. Вышло неловко и смешно, но его рука осталась лежать на столе, и Маркус, воодушевившись, сжал ее всей ладонью.

Гладить его оказалось не так уж и паршиво, как это представлялось в худшем из сценариев. Кожа у Вуда была грубой и теплой, кончики пальцев — шершавыми и жесткими, и ощущалось это гораздо приятнее, чем мягкие, почти девчачьи пальцы Хиггса. Маркус, осознав, что увлекся, убрал руку и изо всех сил попытался сделать вид, что смутился.

Вуд прокашлялся.

— Ладно, — охрипшим голосом сказал он. Прокашлялся еще раз и сказал нормально: — Было весело. А теперь — отвали, Флинт. Просто отвали.

Он поднялся, одернул мантию и вышел из паба.

Что за…

Пока Маркус соображал, что произошло, мантия Вуда уже затерялась в потоке таких же одноцветных мантий прогуливающейся по улочкам Хогсмида публики. Маркус вскочил с места и рванул вслед за Вудом, распихивая попадающуюся под ноги ребятню и пристально вглядываясь в толпу.

Бегать за Вудом раньше приходилось только с одной целью — чтобы набить его рожу. Бегать, чтобы признаваться в своих чувствах, было в новинку и как-то совсем не забавно.

— Вуд… блядь… Оливер! — заорал Маркус, углядев знакомую русую макушку. — Оливер, стой! Тупой ублюдок… — пробормотал Маркус гораздо тише и, нагнав Вуда, дернул его за рукав мантии, оборачивая лицом к себе.

Это оказался не Вуд. Ругнувшись громче и не ответив на изумленный вопрос потревоженного мага, Маркус оббежал все проулки, закутки, магазины и кафе, но долбаный Вуд словно растворился в воздухе или улетел на припасенной где-нибудь за углом метле.

Маркус, на всякий случай оглядев небо, представил, как тот прячется между бочками, горой приваленными к задней стенке «Кабаньей головы», тяжело и испуганно дыша, хмыкнул себе под нос и побрел обратно в замок.

Первая часть плана была провалена, но время все еще оставалось.

*****

Вуд думал.

До него всегда доходило медленно, если вообще доходило, и Маркус с каждым днем все тревожнее поглядывал на календарь. Вуд думал о приглашении на повторное свидание, посланное Маркусом в понедельник вечером, — это было понятно как по его молчанию на завтраках, обедах и ужинах, которые раньше проходили в бурном обсуждении какой-то ерунды, так и по его мимолетным взглядам, изредка бросаемых на Маркуса на совместных уроках. Но в первую очередь это было ясно из короткой записки, присланной с совой, где было всего два ответных слова: «Я подумаю».

За прошедшие после неудачной встречи три дня это был первый сдвиг в нужную сторону, да и вообще первый ответ, и Маркус утроил старания. Сова летала теперь к Вуду так часто, что ей даже не нужно было озвучивать получателя. В записках больше не было высокопарных слов; Маркус, уволив девку Боула с поста главного советчика, доверился всем своим знаниям о Вуде и писал от души, представляя себе, что и вправду влюблен.

Представлять было сложновато, но с каждым днем дело все больше шло на лад. Вуд больше никак не реагировал на приглашения или заверения в чувствах, зато стоило только заикнуться о Чемпионате мира, как он исписал четыре листа. Маркус, забив на домашнее задание по Маггловедению, исписал в ответ восемь, из которых семь были о прошедшей игре между французами и итальянцами. Вуд в ответной записке размером с небольшой учебник дважды пошутил, что точно было хорошим знаком, а в следующей и вовсе поделился историей со своей первой поездки в жизни на Чемпионат.

Он был нелепым и непохожим на всех знакомых, любил «Паддлмир» так, словно это была лучшая команда на свете, ненавидел обожаемых Маркусом «Сенненских соколов», превозносил ловцов, хотя охотники были во много раз сильнее; в его письмах то и дело сквозила непонятная Маркусу горечь об окончании школы, что было совсем глупо, писал он просто и незатейливо, не выбирая слов, но незаметно для себя Маркус втянулся в эту нехитрую переписку.

В субботу, ровно через две недели после свидания, он отправил длинное письмо с осуждением тактики болгарского вратаря и только после того, как сова улетела, понял, что забыл напомнить о своей мнимой влюбленности.

Дело было дрянь: до матча оставалась всего неделя, и команда Гриффиндора была сильна как никогда раньше.

*****

Встреча была не случайной, но даже самый внимательный наблюдатель не смог бы заподозрить подвох. Вуд шел с тренировки в одиночестве, задержавшись на поле для починки расшатавшегося крепления метлы, и кто смог бы доказать, что крепление расшаталось не без чужой помощи? Маркус шел на поле просто потому, что шел — с каких пор нельзя ходить там, где хочется? Так что встреча выглядела безобидной, но это не помешало Вуду отойти в сторону и сделать вид, что его нет на узкой дороге.

Маркус перегородил дорогу и остановился.

Вуд остановился тоже.

Маркус шагнул вперед.

Вуд остался стоять на месте.

— Привет, — сказал Маркус. — С тренировки?

Вуд кивнул и попытался обойти сбоку, но Маркус шагнул влево — и попытка провалилась.

Все это напоминало глупый танец, и Маркус рассердился, окончательно устав от всех этих игр. Вуд не доверял — и был прав, но, в конце концов, на него же и правда можно было повестись: он был неплох собой, многие девки с Гриффиндора увивались за ним, так почему он не мог поверить в чувства Маркуса? Маркус подавил зарождающуюся в груди злость и спросил:

— Слушай, Вуд… Оливер. А если бы не… все эти дела с соперниками, Кубком… Ты бы тогда согласился?

— С чем? — спросил Вуд.

Говорить вслух это не хотелось, но Вуд ждал ответа, и Маркус сказал:

— Ну там… ты и я. Встречаться. Если бы мы были с тобой в одной команде, например.

Глаза Вуда забегали по лицу Маркуса, словно ища в его выражении правду. Маркус, постаравшись с честью выйти из поединка взглядов, замер на месте, подождал и уже совсем было решил, что Вуд промолчит, и тогда тот сказал:

— Тогда бы да.

Он вообще не умел врать, вообще, даже когда это было необходимо делать. Маркус растерялся от такой прямоты, а Вуд все же обошел его по траве и вновь побрел по направлению к школе. Больше времени на раздумья не было — сейчас или никогда, — и Маркус, нагнав Вуда в два огромных шага, выскочил на дорогу перед ним.

— Слушай… Оливер. Ну чего ты хочешь? Как тебе доказать?

Вуд рассмеялся, коротко и зло.

— Поклянись своей магией, Флинт, тогда я, может, и поверю. А теперь дай мне пройти и отвали.

Это было смешно и так просто, что Маркус потерял дар речи. Никто не верил в пустые клятвы; слова, брошенные на ветер, никогда не сбывались, если только не были Непреложным обетом. Но Вуд, кажется, говорил серьезно; да и кто знал, что значили клятвы для этих долбаных гриффиндорцев и как они к ним относились?

— Клянусь, — сказал Маркус, проглотив смех. — Клянусь своей магией и всем, что с ней связано, что каждое слово, что я тебе писал и говорил, — чистая правда!

У Вуда с лица спали все краски, и Маркус всей кожей почувствовал, что победил. Вуд поверил — поверил! — потому что такое изумление невозможно было подделать. Маркус, прикинув по времени, что команда Хаффлпаффа с минуты на минуту должна появиться на дороге к полю, шагнул еще ближе и, взяв Вуда обеими ладонями за лицо и смотря прямо в глаза, тихо сказал — дословно, как когда-то учила девка:

— Ты мне нужен. Ну как тебе доказать?

Прикоснуться губами к губам Вуда не составило труда; Маркус прикрыл глаза и попытался представить, что целует Хиггса: тот всегда отвечал нехотя, больше предпочитая тискаться, чем целоваться. Вуд не ответил вообще, но ему и не нужно было отвечать: хотя его губы и остались сомкнутыми, но тело помимо воли напряглось и подалось вперед, едва заметно, но Маркус слишком внимательно следил за каждым жестом, чтобы что-то упустить. Он провел руками по оголенной шее Вуда, опустил их к крепким плечам и прижался к нему всем телом, ощущая скачущее, бешеное биение чужого сердца.

— Я тебя… — шепнул Маркус в самые губы, напрягая всю фантазию, и сам чуть не поверил звукам своего дрогнувшего голоса. — Вуд… Оливер… Оливер!.. Ну дай мне шанс. Один шанс.

И Вуд сдался.

Его понесло вперед, взахлеб, и вряд ли он соображал, где находится и что их могут увидеть. Маркус, одним глазом косясь на дорогу, почувствовал, как руки Вуда судорожно вцепляются в его спину, прижимая тело Маркуса к своей груди с такой силой, что стало больно. Его горячий, жадный язык скользнул в рот, прошелся по зубам и нёбу; Вуд перестал дышать, совсем, выпав из жизни и дрожа всем своим существом. Нельзя было не признать, что целовался он отменно; трудно было устоять перед такой открытостью и не взять то, что само с таким удовольствием лезло в руки.

Образ Хиггса растворился в подсознании, уступив место Вуду — суматошному, ненормальному Вуду, дрожащему в руках. Это была часть плана, но ведь никто не запрещал получать удовольствие по ходу его исполнения.

Вуд прервал поцелуй, но не отодвинулся, а переместил свои ладони на виски Маркуса, сжал их и ткнулся прохладным носом в его щеку — да так и остался стоять, дыша мелко, часто и с каким-то нелепым присвистом. Это было неожиданно; Маркус, опешив от странного жеста, попытался отстраниться — и тогда позади кто-то громко ахнул.

Вуд отлетел мгновенно, словно ветром сдуло, но было поздно: из команды хаффлпаффцев первыми на поле пришли только две девки, но и их было достаточно, чтобы подтвердить все слухи. Маркус, мысленно похвалив сам себя, грозно рявкнул в пронзительной тишине:

— Чего уставились?

Девки поспешили убраться восвояси, то и дело оглядываясь назад и перешептываясь между собой. Маркус посмотрел на Вуда — ошалевшего, раскрасневшегося и моргающего часто-часто, с дикими, совершенно безумными глазами, еле стоящего на ногах — и внезапно понял одну простую вещь.

Уизли не шутили.

Вуду не просто было дело до него, Вуд действительно влип по самую макушку, завяз и пропал. Это должно было быть смешным, но почему-то смеяться сейчас совершенно не тянуло, и все недавнее хорошее настроение как рукой сняло. Маркус попытался улыбнуться — вышло криво и вяло, — и он рассеянно сказал:

— Я пойду, там надо… Увидимся завтра вечером?

И, не дождавшись ответа, пошел в школу.

*****

На улице стояла настоящая летняя жара, и мысли плавились в голове. Маркус растянулся на собственной мантии, подставил лицо уже почти спрятавшемуся за холмами солнцу и закрыл глаза, наслаждаясь свежим теплым воздухом. Тело расслабленно заныло после изнурительной тренировки, из теплиц долетал слабый запах от розовых кустов Стебль, где-то на опушке леса негромко потявкивала собака лесника.

Было почти хорошо.

Почти, поскольку неугомонный Вуд никак не хотел затыкаться.

Он валялся рядом — ноги вверх, руки раскинуты в стороны — и чувствовал себя явно отменно. Благо хоть целоваться не лез, и то ладно. Он говорил обо всем на свете, и никак не мог наговориться, словно долгие дни и ночи сочинял темы специально для Маркуса. Маркус попытался отключиться, но голос проникал в уши, залезал в мозг и вырывал из блаженного сна.

— Чарли работает в драконьем заповеднике, — сказал Вуд в ту минуту, когда Маркус серьезно решал, что лучше: удушить его или отравить. — Он приглашал меня к себе, если я не попаду в команду. Присылал колдографии, ты не представляешь, как там здорово, Маркус: лес, горы, нет вокруг ничего и почти никого, и только драконы — злые, дышащие огнем, непокорные и дикие.

— И никаких магглов? — сонно спросил Маркус. Найти такое прекрасное место на земле, где не было этих жалких созданий, казалось почти невозможной задачей.

— Никаких магглов, — подтвердил Вуд. — Никого вообще, кроме самих работников. Ты против магглов?

— Нет, — сказал Маркус. Отравить все же было проще. — И что драконы?

— Драконы шикарные, — завистливо сказал Вуд, словно сам мечтал взмахнуть крыльями и улететь. — Я бы тоже хотел взмахнуть крыльями и лететь, как они.

Маркус приоткрыл один глаз, повернул голову и улыбнулся забавному совпадению мыслей.

— Что? — спросил Вуд, улыбаясь в ответ.

— Ерунда.

И все же он был довольно ничего, когда молчал. Хиггс не умел улыбаться глазами; Вуд же улыбался всем лицом, так, что улыбались даже его нос и уши: он весь светился каким-то счастьем по совершенно тупым поводам. Маркус вновь закрыл глаз, подложил руку под голову и под монотонный голос Вуда, вещающий о драконах, задумался об окончании школы.

Экзамены были на носу, финал уже маячил перед глазами — хотелось быстрее покончить с этим всем, разделаться раз и навсегда и забыть как страшный сон. Профессора, Вуд, Хиггс, Большой зал, набитые студентами душные комнаты без окон и слишком помпезные гостиные — хотелось собрать все вещи прямо сегодня, положить в сундук Эдриана и уйти вместе с ним из школы, ни разу не оглянувшись напоследок.

На руку легла горячая ладонь; Маркус даже не пошевелился, лениво сообразив, что Вуд наконец замолк. Пальцы чужой руки пробежались до запястья, осторожно поглаживая его едва ощутимыми прикосновениями, и по спине прокатилась волна мурашек от удовольствия. Это было приятно, пусть и исходило от гриффера; Маркус вытянул руку вперед и просто лежал, наслаждаясь и больше ни о чем не думая.

— А знаешь, — сказал Вуд через какое-то время. Он убрал свои пальцы, и Маркус недовольно крякнул. — Ты все-таки не прав.

— Это в чем это?

— Ловец — более престижная позиция, чем охотники.

Маркус фыркнул.

— Ты ушлепок! Убери ловца и оставь на поле только охотников, загонщиков и вратаря — игра будет игрой! А если убрать охотников?..

— Это смотря в какой команде, — сказал Вуд. — Если у вас поменять любого охотника на любого ученика из школы — то никто и не заметит разницы.

Маркус возмущенно распахнул глаза и сел на мантии. Вуд рассмеялся и сказал:

— Ну правда же. Вот ты.

— Вот я, — угрожающе сказал Маркус.

— Ну сколько ты можешь голов забить за среднюю игру? Два?

— Рекорд был двадцать один!

Вуд кивнул.

— Это если ворота пустые и размером с само поле, — с улыбкой сказал он, и Маркус обхватил его за шею и слегка потряс. — А если обычные ворота и там я? — полузадушенно поинтересовался Вуд.

Он дразнил, только беззлобно, совсем не так, как когда-то раньше. Наверно, было вредно убеждать самого себя на протяжении многих недель, что влюбленность в Вуда реальная: сжать руки на его шее хотелось совсем не с такой страшной силой, как еще месяц назад.

Завтра все изменится. Завтра Вуд надолго забудет, как улыбаться.

— Все равно бестолковее вратарей никого нет, — сказал Маркус, отпуская шею. — Так что лучше заткнись.

— А ты заткни меня, — с иронией посоветовал Вуд. — Иначе я еще скажу, что и у вашего Монтегю руки растут из…

— Из откуда?!

— Из жо-о-о…

— Захлопнись уже!

— Потому что он все время мажет. Ну, какой капитан — такие и…

Маркус перекатился на бок, навис над Вудом и свирепо сдвинул брови к переносице. Вуд не испугался — он вообще никогда не боялся, долбаный кретин, предпочитая лезть в драку, но не отступать от своего мнения, — только перестал улыбаться и, шумно сглотнув, уставился на губы Маркуса.

Какого Салазара он задирался, стало понятно без слов.

Чем больше он получал сегодня, тем больше терял завтра, да и целовался он и правда отменно; Маркус усмехнулся и нагнул голову, прикасаясь губами к его губам. Вуд обхватил его руками и притянул к себе, не как вчера, а совсем мягко, поглаживая пальцами между лопаток. Наверно, в школе сразу же заметили происходящее на лужайке — за ними наблюдали в последние недели везде, чутко отслеживая каждое передвижение и делая ставки, розыгрыш все это или всерьез, — и уже неслись докладывать Филчу, но Вуду, кажется, сейчас было плевать на любые наказания.

Кретин и есть.

— Я пошутил, — сипло сказал Вуд, когда Маркус отстранился и перекатился обратно на мантию. — У вас отличная команда.

Как будто кому-то нужно было его подтверждение. Часы на башне пробили семь; Маркус поднялся на ноги, отряхнул мантию от налипшей травы и спросил:

— Увидимся завтра в девять? Раньше никак — мне к Макгонагалл на отработку.

— Послезавтра игра, нужно отоспаться, — напомнил Вуд с сожалением, и где-то в груди тревожно екнуло. Вуд не мог отказаться, только не теперь! — Но если на пару минут…

— Просто пожелать удачи.

— Просто пожелать удачи, — согласился Вуд.

И улыбнулся — снова, всем лицом.

*****

---

По слову Наташи "море".

отпуск

— Ты тощий и какой-то дохлый, — презрительно сказал Маркус. — Мужик всегда должен быть сильным и большим. Смотри.

Он выставил ногу вперед, навалился всем весом — и на горячем мокром песке отпечатался огромный след голой ступни. Маркус торжествующе развел руки в стороны, обозначая внушительный размер, трижды превышающий настоящий; накатившая волна унесла след в море, и Оливер, дождавшись, пока схлынет вода, ступил в то же место.

Флинт фыркнул.

— Ну и что это? — он присел на колени и вытянул пальцы в стороны, отмеряя ширину следа. — У Паркинсон и то был больше. Даже у Малфоя больше, а он та еще принцесса. И вообще, — заключил Маркус, — лучше вообще не быть анимагом, чем превращаться в такое… — он запнулся и, скривившись, оглядел Оливера с головы до хвоста. — Индюк, Вуд! Индюк! Хоть бы в кота, что ли… Или в нюхлера — и то приличней…

Оливер сердито курлыкнул. Маркус вздохнул.

— Жаль, до Рождества далеко, хоть на стол бы сгодился…

Оливер быстрым движением вытянул длинную шею вперед и клюнул Маркуса чуть пониже спины и чуть повыше бедра. Флинт подпрыгнул на месте.

— Зараза! — заорал он, потирая укушенное место. — Шею сверну!

— Не свернешь, — сказал Оливер, вновь становясь самим собой. Он покрутился из стороны в сторону, разминая спину, и улыбнулся. — А будешь издеваться над моей анимагической формой, обернусь обратно и погоню тебя до самого Хогвартса!


*********

— Однажды, — воодушевленно воскликнул Вуд, прыгая по песку, — мы бросим квиддич и переедем жить сюда. Или на любое другое теплое море на такой же маленький остров. Построим себе хижину, будем ловить рыбу руками и охотиться на диких животных. Ты будешь бегать в шкуре леопарда, обмотанной вокруг бедер, а я буду любоваться, как ты добываешь нам пропитание.

— То есть ты ничего не будешь делать, пока я буду работать, — мрачно сказал Флинт, вытирая пот со лба ладонью.

Жара стояла невыносимая.

— Именно, — радостно подтвердил Вуд.

Он подошел к пальме и запрыгнул на тонкий гладкий ствол, обхватив его загорелыми ногами. Его узкие плавки натянулись, и Флинт забыл суть разговора.

— А по вечерам мы будем лежать на берегу, выкопав себе по ямке в горячем песке, — продолжил Вуд, ехидно косясь из-за плеча, — и смотреть на звезды. И забудем и про надвигающийся Чемпионат, и про метлы, и про вечную сырость, проникающую под пальто, и вообще про все — будем только ты, я и…

С пальмы сорвался кокос и, прокатившись по стволу, опустился аккурат на макушку Вуда, прерывая поток красноречия. Вуд коротко охнул и съехал на песок.

— Интересный способ заставить тебя хоть ненадолго замолчать, — задумчиво сказал Маркус, пока Вуд очумело крутил глазами, пытаясь сфокусировать взгляд. — Пожалуй, я согласен на переезд — на берег моря рядом с пальмовым лесом.


******

— Он не мог просто испариться! — крикнул Вуд. Он потряс чемодан, кинул его к двери и залез под кровать, откуда глухо донесся его голос: — Можно было терять что угодно, но только не портал! Да и как вообще можно было потерять огромную погремушку на таком крошечном острове!

— Я всегда говорил… — наставительно начал Маркус, но Оливер перебил:

— Да-да, каждой вещи — свое место, но давай сначала найдем ее… — Вуд вылез из-под кровати, сел на пол и озабоченно огляделся, — а потом я выслушаю, куда и что класть!

— Все знают, где мы, завтра же за нами кого-нибудь пришлют.

— Завтра тренировка! — с отчаянием простонал Оливер. — Предпоследняя тренировка перед решающим матчем!

— Но не последняя.

— Но почти!

Маркус сел на кровать, притянул Оливера с пола к себе и ткнулся носом в его шею.

— Угомонись, — пробормотал он, нырнув рукой под рубашку Вуда и поглаживая голый бок. — Ничего страшного не произойдет, если мы задержимся всего на один день.

Оливер возмущенно распахнул рот, но Маркус перекрыл надвигающийся вопль поцелуем.

— Один день… — повторил Оливер через минуту, когда Маркус нашел в себе силы оторваться от его губ. — Ну, может, это не так уж и…

Маркус завалил его на спину, лег сверху и вжал в кровать всем своим весом. Его губы скользнули по шее и ключице, рука расстегнула пуговицы рубашки и пробежалась по животу и груди, задевая соски. В спину кольнуло; Оливер покрутился, устраиваясь удобнее, передвинулся чуть ближе к краю — и из-под одеяла донесся характерный треск детской игрушки.

Маркус убрал руку и нахмурился, оглядывая кровать.

Оливер разочарованно крякнул.

— Должно быть, — хрипло сказал он, возвращая руку Маркуса обратно и водя ею по своей груди, — портал смыло в море… Или унесли чайки. Видел, какие тут здоровенные чайки?

Маркус хмыкнул.

— Видел, — согласился он, расстегивая молнию на брюках Оливера. — Ничего… Поиграют пару раз и вернут…

— Вечером…

— Ближе к утру.

---

Пишет  WTF HP Magical Games & Sports 2017:

11.08.2016 в 21:18

Команда WTF HP Magical Games & Sports 2017 от имени отдела магических игр и спорта приглашает всех неравнодушных к квиддичу и другим играм мира Гарри Поттера присоединиться к команде. Ждем всех желающих в октябре.

URL комментария

Хе-хе, да, мы пришли) Мы пришли - и я очень этому рада, потому что в прошлом году у нас сложилась очень уютная команда. Квиддич разросся во всевозможные игры, ибо не квиддичем единым богат ГП)) Меня слегка распирает от гордости, что они меня тоже к себе взяли, и я с удовольствием берусь за перо.
Это безумно приятно, когда команда тебя поддерживает во всем. Это толкает на эксперименты и заставляет вскакивать посреди ночи, чтобы накатать еще хоть строчку))
Я их безумно, тем более, что часть из них плавно и незаметно стала реальными друзьями.
Присоединяйтесь к нам в октябре.
И мы ищем верстальщика. Помпоны и благодарность с нашей стороны будут обеспечены.

---

По заявке Наташи: "Ладонь"
PWP не вышло, извини, Наташа, это все же не мое. Но прикосновений я постаралась впихнуть побольше)

немножко Флинтвуда

Квоффл в руках Маклайна всегда словно оживал, рвался вперед, стремясь влететь в ворота противника; в обычное время Оливер гордился рыжеволосым охотником их команды как самим собой, нахваливая его при любом удобном и не очень случае, но сегодня был не тот день.
Плечо болело немилосердно.
Впрочем, болела почти каждая часть тела, даже пятая точка, на которую Оливер крайне неудачно приземлился при вчерашней посадке. Так что не было ничего удивительного, когда ярко-красный мяч, выскользнув из рук Маклайна, пролетел мимо пальцев Вуда, едва задев их шершавым боком, и врезался прямо в лоб Оливера.
Голова загудела; перед глазами запрыгали яркие искры, и сознание смазалось на доли секунды, тут же, впрочем, возвращаясь в привычное состояние. Тренер засвистел, и в этом свистке Оливер отчетливо услышал последнее предупреждение.
Черт.
Черт, черт, черт!
– Третий за пять минут! – рявкнул тренер, едва ноги Оливера коснулись земли. – Третий! А за неделю уже… – он замялся, и сидящий на скамейке запасных Рубенс язвительно помог:
– Двадцать шестой.
Оливер послал ему самую очаровательную улыбку из всех и мысленно наслал самое страшное из всех проклятий, что задержались в памяти с прекрасных школьных времен.
–Двадцать шестой! – как баран, повторил тренер и покрутил перед глазами Оливера кривым пальцем. – Ты играешь как девка, Вуд!
Стоящая рядом Кортни недобро фыркнула.
– Как девка-первокурсница! – поправился тренер, едва заметно отступив от жены на полшага. – Ты ослеп? Квоффл был от тебя в одном дюйме!
Оливер кивнул. Говорить было нечего, оправдываться – не хотелось.
– А у него рука болит, – вновь влез Рубенс. – Они с Маклайном вчера играли на пару, и Маклайн ему зарядил по плечу так, что оно у Вуда в другую сторону вывернулось.
– Бред! – воскликнул Оливер, с трудом удержавшись, чтобы от злости не схватиться за палочку. – Так… небольшой вывих. Ночью все прошло.
– Подними руку, – приказал тренер. – Давай.
Вуд послушно потянулся рукой к небу. Тренер недоуменно пожал плечами, и тогда предатель Рубенс сказал:
– Другая.
Оливер все так же послушно поднял другую руку, сжимая зубы, но острая боль прошибла плечо, и удержаться от стона никак не удалось.
Черт!
Черт бы побрал и Рубенса, и все тренировки, вместе взятые!
Тренер недовольно нахмурился.
– Что же ты не сказал? – гораздо мягче спросил он и кивнул в сторону раздевалок. – Дуй в больничный кабинет, через час ждем тебя в добром здравии. Рубенс, на позицию!
«В больничный кабинет».
Паршивее не придумаешь.
Оливер потоптался на месте, придумывая тысячи причин сбежать домой, но команда уже взмыла вверх, все, включая довольного Рубенса, и ничего не осталось, как поплестись в сторону раздевалок.
Дверь больничного кабинета пугала до одури. Оливер, каждый раз проходя мимо нее в раздевалку, старался держаться поближе к противоположной стене, словно Флинт мог выпрыгнуть и застать Оливера за чем–то постыдным прямо на ходу. Словно он вообще был в кабинете каждый раз, а не приезжал стажироваться всего по три дня в неделю, хотя по каким именно дням, Оливер не имел ни малейшего понятия.
Узнать было не у кого.
Каждый раз, стоило произнести фамилию Флинта, появлялось отчетливое чувство, что все вокруг все знают и понимают, и смотрят косо, и смеются, и по вечерам собираются компанией в ближайшем баре, чтобы обсудить все подробности нездорового влечения Вуда. Спрашивать не хотелось, да и боль никогда не бывала настолько сильной, чтобы была необходимость обращаться к помощи колдомедика.
Плечо стрельнуло. Оливер упрямо не обратил на него внимания.
Он сел возле двери на корточки, оперся спиной о стену и приготовился сидеть так до тех пор, пока можно будет вернуться и сказать, что лечение прошло успешно. Завтра же нужно будет обратиться в св. Мунго со всеми вывихами сразу, а сегодня стоило стиснуть зубы и просто доиграть так, чтобы ни у кого на поле не возникло сомнений в…
Дверь распахнулась так стремительно, что Вуду пришлось вскочить на ноги, чтобы ручка не ударила прямо в глаз. Колдомедик, чьей витиеватой русской фамилии Вуд так и не смог запомнить, выскочил из кабинета, едва не пронесся мимо, но, заметив вжавшегося в стену Оливера, стремительно затормозил.
– Плечо? – четко и слишком резко выговаривая звуки, спросил он. Оливер растерялся и удивленно кивнул. – Я видел, как ты поднимал руки, – пояснил колдомедик в ответ на вопросительный взгляд. – Проходи. Маркус тебя осмотрит, если что-то серьезное – я вернусь через час.
Маркус.
Грубое, раскатистое русское «р» колдомедика прошло по спине Оливера горячей волной и замерло где–то в районе паха. Мар–р–ркус. Оливер попытался повторить это по себя, очнулся и попятился.
– Я подожду, – торопливо пообещал он, отходя спиной по коридору в сторону выхода. – Всего час… ерунда. Меня не ждут уже обратно на поле.
– Не говори глупостей, – отозвался колдомедик, явно неправильно восприняв испуганный вид Оливера. – У Маркуса уже достаточно опыта для небольших… – он замялся, подбирая слово, и пожевал губами. – Увечий.
– Недостаточно! – возразил Вуд, отчаянно цепляясь за последний призрачный шанс ускользнуть. – Он всего месяц стажируется!
– А до этого – почти год у «Гарпий», – сказал колдомедик, и в его голосе отчетливо проскользнуло раздражение. – Ты же не шею свернул. Давай, заходи.
Спорить было странно и точно вызвало бы ненужные вопросы. Ноги внезапно показались несоразмерно большими и тяжелыми, и Оливер, как старик шаркая ими по каменному полу, вошел в небольшое светлое помещение. Дверь за спиной закрылась с легким стуком, отрезая все пути к отступлению.
Флинт огромной тенью сидел за столом возле окна, там же, где всегда восседал колдомедик, и кабинет неожиданно съежился, превращаясь из небольшой комнаты в крохотный чулан для метел. Из помещения, и так слишком прогретого жарким летом, исчез последний душный воздух, и стало трудно дышать.
Слишком близко. Слишком, непозволительно, невозможно близко, впервые за много лет.
Флинт обернулся одновременно со стуком двери, но его лица из-за ярко палящего за окном солнца было совсем не разглядеть. Оливер, сообразив, что он наверняка слышал весь разговор и вряд ли порадовался недоверию к его знаниям, обругал сам себя, смутился и сел на стул возле двери, ощущая себя самым большим придурком на свете.
Подойти ближе даже при желании бы не вышло.
Оливер огляделся по сторонам, словно никогда раньше бывать в кабинете не приходилось. Два стола, шкаф со склянками, длинная массажная лавка, люстра, стул, перо с чернильницей. Два стола. Люстра. Перо. Массажная лавка. Длинная, кривоногая массажная лавка с дыркой. С овальной, обычной дыркой, накрытой клеенкой.
Люстра. И два стола.
И перо.
И когда взгляд Оливера в четвертый раз прошелся по шкафу, внимательно всматриваясь в блестящие на солнце стеклянные бока склянок, Флинт спросил:
– Значит, я недостаточно хорош для великого вратаря Вуда? То–то ты не заходил ко мне ни разу, даже когда хромал на обе ноги.
Оливер вздрогнул, скорее от звуков чужого голоса, прокатившихся по кабинету, чем от неожиданности. Флинт, выходя на поле, почти всегда молчал, только слушал колдомедика внимательно, когда тот рассказывал что-то негромко, да и Оливер никогда не подходил достаточно близко, чтобы расслышать слова. Голос у Флинта стал другой, низкий и глубокий, отличный от школьных времен, да и в интонациях не было извечной злости, сопровождающей раньше любую реплику.
– Достаточно хорош, – выпалил Оливер, сообразив, что молчание затянулось чуть дольше положенного. Думать рядом с Флинтом вообще было сложно. – В смысле… Говорят, ты ничего.
– Ну раз ничего, тогда говори, с чем пришел.
Оливер собрался и заставил себя оторвать взгляд от шкафа, переводя его на Флинта.
Странно, что можно было просто так смотреть, без опасения попасть через минуту в Больничное крыло, как бывало раньше. Флинт ненавидел, когда его разглядывали: хмурился, кусал губы и лез драться, иногда не говоря при этом и слова. Флинт ненавидел многое, и Оливер когда–то с гордостью возглавлял этот длинный список.
Сейчас в голосе Флинта не звучало ничего, кроме холодного равнодушия.
– Рука, – сказал Оливер, борясь с навалившимся отчаянием. – Плечо. Вчера играли с Тоби… С Маклайном – ну вот и… Квоффлом шибанули, а вечером Тоби пытался вправить – стало хуже.
– Тот Маклайн, которого ты в каждом интервью нахваливаешь?
– Ага, он самый, – сказал Оливер. На дальнейшие слова не хватило воздуха – мысль, что Флинт читал его интервью, обожгла душу и сжала легкие, словно это самое чтение могло что-то значить, – и Оливер замолчал.
В горле запершило. В кабинете воцарилась неловкая тишина. Впрочем, вряд ли Флинт обратил на нее внимание: он достал перо из чернильницы и стал что–то записывать в огромном маггловском блокноте.
Наверно, это была первая в жизни запись Маркуса Флинта об Оливере Вуде, не содержащая в себе ни единого матерного слова.
– Он самый, – усмехнувшись этой мысли, повторил Оливер. – Удар у него – будь здоров! Совсем как у тебя раньше.
Флинт удивился.
– Почему раньше? Я и сейчас тебе могу въехать квоффлом так, что ты с метлы свалишься.
– Здорово, что ты не разучился мечтать, – кивнул Оливер. – Но врезать ты не можешь.
– Почему? – с любопытством поинтересовался Флинт, и звучало это гораздо лучше равнодушия.
– Ты – колдомедик, – напомнил Вуд. – Вас учат лечить, а не добивать.
Флинт откинулся на спинку стула. Тень от оконной рамы упала на его лицо, и стало возможно разглядеть глаза, смотрящие сейчас куда–то в самую душу Оливера. Оливер почесал лоб, пряча смущение за ладонями, и уставился в потертый пол.
– Я только на четвертом курсе, – весело сказал Флинт. – Если кого и добью, то спишут на ошибку на практике. С кем не бывало.
Оливер ошарашено поморгал.
– Шутка, – спокойно добавил Флинт и улыбнулся.
И стало только хуже.
Маркус Флинт не шутил с Оливером Вудом. Маркус Флинт дрался, подначивал и нарывался на кулак, оскорблял и орал вслед грязные ругательства – и даже таким нравился до одури, нравился так, что приходилось оставаться в душевой задолго после ухода команды в школу, чтобы украдкой дрочить там, где недавно мылся Флинт. Воровать его шампунь из шкафчика и намыливать ею член, жадно втягивая ноздрями сладко–горький запах, и представлять, как Флинт ненароком, случайно зайдет в душевую, увидит Вуда и признается, что сам давно проделывает то же самое, шепча под холодными струями душа имя Оливера.
Фантазии были глупыми, но от них было никуда не деться. Они никогда не заходили дальше секса, никогда не выходили за пределы эротических сновидений и не становились фантазиями о долгой и счастливой совместной жизни, ибо прошлый Маркус Флинт никогда бы не стал шутить и подавать этим пусть призрачную, но все же надежду.
Прошлый Маркус Флинт не умел улыбаться Оливеру Вуду.
Флинт будто почувствовал перемену настроения Оливера; его улыбка угасла, словно и не было.
– Раздевайся, – сухо сказал он, глядя в окно, за которым вовсю продолжалась тренировка. Оливер вздрогнул от этих слов, щеки мгновенно залило жаром, а Флинт так же сухо продолжил: – Скидывай мантию и садись на массажный стол. Посмотрим твое плечо.
Пожалуй, ему не хватало только очков, и тогда образ равнодушного к проблемам пациентов колдомедика был бы полностью завершен. Оливер внезапно развеселился, представляя, с каким лицом послушал бы новость о том, что Флинт собирается стать колдомедиком, в школьные годы. Пожалуй, кому–нибудь из слизеринцев следовало бы сказать об этом перед финальным матчем, и зеленые точно одержали бы победу: вряд ли Уизли, да и сам Оливер, смогли бы перестать смеяться до конца игры.
Все изменилось. Война поменяла всех, и сейчас Флинт мог бы стать даже министром: никто бы не сказал ни слова.
Хорошее настроение исчезло так же стремительно, как появилось.
Оливер скинул мантию, оставаясь в одной майке и стараясь не думать, как бы изменился мир, если бы раздеваться перед Флинтом пришлось при других обстоятельствах, кинул ее на стул и влез на кривоногую лавку. Несмотря на жару, стало неожиданно зябко: Флинт поднялся с места, ступил в сторону Оливера – и тело покрылось мелкими, холодными мурашками. Оливер, словно защищаясь, скрестил руки на груди и прикусил язык, чтобы ненароком не ляпнуть что–нибудь лишнее.
Флинт завис над душой, и взгляд Оливера уперся прямо в его загорелую шею с выступающим кадыком. Оливер сглотнул, поперхнулся и откашлялся.
– И где? – коротко поинтересовался Флинт.
Оливер неопределенно мотнул головой в сторону плеча.
– Понятно, – не слишком уверенно сказал Флинт, вытянул руку и дотронулся до плеча.
Оливера прошибло, спина занемела. Рука у Флинта была теплая, огромная ладонь коснулась кожи нежно, и сознание поплыло.
– Тут? – спросил Флинт.
– Тут, – согласился Оливер, мало соображая, где именно болело. – И чуть… ну да, тут, наверно… Там…
Флинт посмотрел странно, сомкнул пальцы – и стало так больно, что сознание немедленно вернулось на место. Оливер дернулся и с трудом сдержался, чтобы не вскрикнуть, и только страх показать свою слабость перед Флинтом пересилила готовый сорваться с языка возглас.
Ладонь Флинта провела по плечу, пальцы прошлись по шее, касаясь осторожно, мягко, словно гладя, вернулись к руке и пробежались до самого локтя. В груди поднялась волна жара, опалившая легкие и тут же сменившаяся на ледяной поток; занемевшая спина напряглась так, что под лопатками закололо.
Не нужно было приходить. Не нужно было, не нужно…
Оливер закрыл глаза и подумал о команде. Сезон предстоял не из легких, первый же соперник – Сливенские Сарычи – играл так грязно, словно на поле выходили слизеринцы в своем самом жестоком составе во главе с Флин…
Стоп.
Играли… грязно играли, да. Не зря и форма у них была зеленого цвета, отчего Оливер постоянно начинал отвлекаться и подсознательно выискивать среди игроков…
СТОП.
Оливер чертыхнулся про себя и перевел мысли на родительский дом. Мать наверняка готовила сейчас знаменитый на всю деревню черничный пирог, на который завтра соберется вся родня. Тетушка Мэгги так же наверняка принесет булочки с яблоками, а тетушка Панси – куриную грудку в клюквенном маринаде. Грудка была вкусной, мощной и сильной, скрытой только тонким слоем белоснежной ткани рубашки, которая на самом деле мало чего скрывала. Мышцы на груди Флинта были здорово развиты, словно он не заседал в душных кабинетах день за днем, а продолжал играть за охотника. У охотников всегда было отличное телосложение, их и гоняли на тренировках больше и дольше всех, да и любое послабление в их тренировках грозило проигрышем на следующей же игре.
Оливер, сообразив, что откровенно лупится на грудь Флинта, тяжело вздохнул, совсем было решил вновь закрыть глаза – и передумал.
Когда еще будет такой шанс?
Голая шея Флинта была совсем близко, слегка качни головой – и ткнешься носом в выступающий кадык. Оливер осторожно поднял глаза чуть выше, на подбородок, покрытый темной щетиной. Щетина была местами пересечена застарелыми рубцами от шрамов – Оливер понадеялся, что все они были получены во время игр, а не на войне. Подбородок у Флинта был что надо, тяжелый и квадратный, такой, который приятно было бы слегка покусывать в то время, пока Флинт мощными толчками…
СТОП.
Оливер быстро опустил голову и мгновенно пожалел об этом действии. Глаза уткнулись в молнию маггловских джинсов, и лоб предательски вспотел.
– Хуевый из твоего Маклайна колдомедик, – сказал Флинт. Он потянул руку вбок, отчего плечо противно заныло, но острой боли Оливер не испытал. – Слушай, Вуд, а как там Поттер поживает?
Вопрос был настолько неожиданный, что Оливер задрал голову наверх, заглядывая в темные глаза Флинта. Впрочем, о судьбе героя пытался узнать каждый второй встречный, словно длинных еженедельных заметок в «Пророке» было недостаточно, поэтому удивляться не приходилось.
– Нормально поживает, – с раздражением сказал Оливер. – Недавно вот решили… БЛЯ–Я–ЯДЬ!!!
Флинт дернул руку вниз, отчего плечо отозвалось такой адской болью, что в глазах заплясали огненные черти, а холодный пот разлился по телу до самых пяток. Оливер судорожно набрал воздуха в легкие, набрал еще, твердо решив проорать все, что думает о существовании Флинта в целом и его уме в частности – и вдруг почувствовал, что боль отступает, оставляя после себя только легкое ноющее чувство возле шеи. Плечо наконец–то ощутилось на своем месте, и стало легче шевелиться.
Но воздух был набран, рот открыт, и сказать что–то следовало.
– Спасибо, – искренне поблагодарил Оливер, с наслаждением поднимая руку и осторожно вертя ею во все стороны. – Не, правда, Флинт, – спасибо. Но неужели нельзя было как–нибудь… Зельями?
– Можно было, – сказал Флинт, и его губы расползлись в широкую улыбку. Оливер, вновь поймав себя на том, что неприлично долго пялится на них, уставился в окно. – Дислокация плечевого сустава, лечение занимает три часа, при котором твои связки и кости медленно и крайне мучительно возвращаются на свое место. Особо неприятным пациентам мы выдаем двойную порцию. Двойные мучения за единую плату.
– Шутка? – с надеждой спросил Оливер.
– Нет, – сказал Флинт. – Нагруби колдомедику – продли свои мучения.
Он еще раз легко провел пальцами по руке Оливера и вернулся к столу, что–то быстро записывая в свой блокнот. Оливер тихо соскользнул с лавки, украдкой двинулся в сторону выхода, как никогда жалея, что на поле нельзя аппарировать, и тут же услышал за спиной:
– Вернись на место.
– Мне лучше, – честно сказал Оливер, мечтая наконец–то оказаться на свежем воздухе, вдали от этого чертова кабинета. – Правда лучше, больше ничего не болит.
– А у меня в записях три твоих падения за прошлую неделю, – сказал Флинт, не поднимая головы. – Так что вернись на место и дай мне полапать твое тело на законных основаниях.
Оливер споткнулся на ровном полу и покрутил головой, пытаясь отогнать звуковые галлюцинации, вызванные, должно быть, слишком нервной обстановкой.
– Что?
– Вернись на место, – медленно, как тупому, повторил Флинт. – И дай мне нормально тебя обследовать.
– Но…
– Иначе я скажу тренеру, что ты не можешь участвовать в тренировках до следующего месяца, и ты просрешь игру.
Это звучало привычно: шантаж был вполне в духе Флинта. Оливер, убедившись, что слух нормализовался, вернулся на лавку, закрыл глаза, скрестил ноги и попытался убедить себя, что в кабинете вовсе нет никакого Флинта, и обследование будет проводить… ну, например, мадам Помфри. С ней никогда не бывало так страшно, колени не тряслись так предательски, да и вообще она была просто колдомедиком, которому можно было поведать обо всех своих болячках. Мадам Помфри… Сейчас она просто померит температуру, проведет несколько раз над телом палочкой и скажет своим сухим голосом…
– Раздевайся совсем, – басом приказал Флинт, и видение мадам Помфри растворилось в мозгу без остатка. – И ложись на живот.
– Как – совсем? – воскликнул Оливер раньше, чем успел сообразить, что именно говорит. – Совсем нет! Тут… холодно.
Словно назло, по виску скатилась тяжелая капля пота, прокатилась по щеке и замерла на подбородке, запутавшись в щетине. Флинт то ли усмехнулся, то ли вздохнул – по кабинету прошел тихий шелест, и вновь наступила тишина.
Упрямиться было глупо. Оливер поднялся, снял ботинки, стянул майку и штаны и бросил их на стул к мантии. И замер в нерешительности. Трусы неожиданно показались надежной, твердой перегородкой против раскрытия страшной тайны, и Оливер изумился своему разыгравшемуся вдруг воображению.
Трусы были всего лишь тонкой, почти невесомой полоской материала, но в них определенно было проще, чем без них.
Все было невыносимо глупо. Не стоило приходить, просто не стоило приходить – ни Оливеру в кабинет, ни Флинту в команду.
– Трусы можешь оставить, – сказал Флинт, и в его голосе отчетливо проскользнули издевательские нотки. – Я с удовольствием стяну их с тебя сам.
Все было плохо, и напряжение определенно достигло той самой отметки, когда пора было бежать в Мунго. Оливер, сделав вид, что очередной слуховой галлюцинации вовсе и не было, кивнул, забрался обратно на лавку и лег на живот. Холодная пленка приятно охладила разгоряченное тело; Оливер впихнул лицо в дырку в изголовье и уставился в серый пол.
Через минуту перед глазами показался носок черного ботинка и исчез так же быстро, как и появился. Ничего страшного не происходило: по–крайней мере, Флинт больше не будет прикасаться, а потерпеть несколько взмахов палочкой было не так уж и сложно.
Странно липкие и холодные ладони Флинта легли на плечи, и тело превратилось в один сплошной, застывший комок натянутых нервов. Какого Мерлина?!
– Ты напряжен, – спокойно сказал Флинт. Он убрал ладони, провел пальцем по позвоночнику, опускаясь все ниже, и кожа вспыхнула по всему пути его прикосновений. – Расслабься, Вуд.
Блядь!
Легче было сейчас пройти войну еще раз, чем выполнить приказание Флинта. Оливер несколько раз глубоко вдохнул, распрямил плечи, попытался расслабиться и просто пережить несколько минут; постепенно согревающаяся ладонь Флинта прошла по пояснице, ткань его брюк дотронулась до обнаженного бока, и все попытки забыть, кто именно касается кожи, мгновенно потерпели полное поражение.
Не стоило… Не стоило…. Что–то точно не стоило делать, но что именно, Оливер никак не мог вспомнить: пальцы Флинта, пробегающие по пояснице, его близость, тепло его тела удивительным образом отключали способность соображать и включали какую–то другую, неконтролируемую реакцию организма. Мысли разбежались, уступив место в голове какой–то звенящей, гулкой тишине.
– Расслабься, – тихо повторил Флинт. Он на секунду убрал ладони, и через мгновение, к полному ужасу Оливера, нагнулся и повторил в самое ухо: – Давай же.
Его дыхание прокатилось по шее, невесомо задевая какие–то чувствительные точки, о существовании которых Оливер и не подозревал. Ухо полыхнуло огнем, сердце заколотилось в горле; все пространство кабинета, видимое в дыру в изголовье, размылось, превращаясь в смутные серо–белые пятна перед глазами. Сознание окончательно отключилось, и Оливер потерялся в ощущениях.
Что бы не делал Флинт, на все предыдущие осмотры у других колдомедиков это походило меньше всего. Его ладони прошлись вверх по позвоночнику, поднялись до плеч, и пальцы сжали шею почти возле самой линии волос. Гиппогриф его знает, что он пытался там нащупать, но это было так приятно, что Оливер едва не застонал. Затекшие после изнурительной тренировки мышцы откликнулись приятной легкой болью; Оливер, почувствовав, что тело расслабляется само по себе, уткнулся глубже в дыру и закусил губу.
Еще не хватало стонать при Флинте! Хотя он, кажется, добивался именно этого: его руки соскользнули вниз, к локтям и дальше, легко сжали ладони Оливера, пальцы погладили тонкую кожу запястий – и внутри вспыхнуло странное, тягостное ощущение, горячей волной прокатившееся к низу живота. Все это было слишком неправильно и чувственно, и фантазия заработала в полную мощь, подкидывая картинки совсем других сцен.
Оливер, мечтая остаться на этой самой лавке до конца жизни, приказал себе спуститься с небес на землю, одернул руки и попытался поднять голову.
И тут же чужая рука с такой силой вдавила голову обратно в дыру, что губы растянулись в невольном оскале, а щеки поползли к ушам.
– Месяц без тренировок, – сурово напомнил Флинт, когда Оливер попытался протестующе промычать. – Лежи спокойно.
Он убрал руку, и лицо вернулось на место. Оливер сердито фыркнул.
– Я пойду в Мунго – и они подтвердят, что я совершенно здоров!
– А я скажу, что болен – и тебя затаскают по всем кабинетам.
– Ты не массажист! У тебя другая работа!
– У меня есть диплом по спортивному массажу, – с едва уловимой гордостью, так, как раньше он говорил только по свою команду, произнес Флинт. – А ваш массажист принимает каждый день в этом самом кабинете, и ты обязан к нему ходить хотя бы два раза в неделю. Но что–то я тебя тут не видал, так что заткнись и лежи.
На это возразить было нечего. Нет, можно было сказать, конечно, что прикосновения Флинта совсем не расслабляют, а, напротив, рождают напряжение в нижней части тела, что голова отказывается соображать, а фантазия выдает совсем неприличные видения, что никак не поможет собраться перед тренировкой или игрой, но руки у Флинта были большие и сильные, и оказаться задушенным на родном поле совсем не хотелось.
И Оливер промолчал, обещая себе больше никогда и ни под каким предлогом не приближаться к этому самому кабинету, даже если в теле будут переломаны все кости.
Проще перетерпеть боль.
Руки Флинта вернулись на плечи Оливера в который раз, но привыкнуть к этому было невозможно. Каждая клетка тела чувствовала жар его ладоней; Флинт переместил руки вдоль позвоночника одним мягким, долгим движением, нажал на поясницу – и внутри что–то подозрительно и довольно громко щелкнуло.
Оливер озабоченно нахмурился.
– Ты уверен, что не купил свой диплом в каком–нибудь… – начал он, но внезапно внутри, от самой поясницы до лопаток, разлилось такое тепло, словно сверху положили нагретую над камином тряпку. Сознание поплыло в розовые дали, окрашиваясь всеми цветами радуги; Оливер все же простонал, упиваясь истомой, с наслаждением потянул ноги в разные стороны и почувствовал себя на пять лет моложе.
Ну ладно, возможно, Флинт и правда знал толк в своем деле.
Тот хмыкнул над головой, и Оливер, придя в себя, втянул ноги обратно на лавку.
– Не купил, – сказал Флинт. Пожалуй, стоило быть сдержаннее в словах: с такими умениями и своим характером Флинт мог и нажать так, что придется до конца жизни лечиться в Мунго.
Нагруби колдомедику – продли свои мучения?
– Я пошутил, – на всякий случай сказал Оливер. – Наверняка подарили на какой–нибудь… Гиппогриф меня раздери!!!
Продолжить не дали все те же магические ладони Флинта: они прошли по лопаткам, пальцы впились куда–то между ребер – и Флинт, сделав едва ощутимое движение, впился, кажется, когтями в самые внутренности.
Жгучая боль приковала к лавке; Оливер едва не откусил язык, пытаясь заскрипеть зубами, но даже на это сил не хватило: боль словно молния прошибла живот и спину, скручивая желудок и ворочая все внутренности раскаленной кочергой, – и тут же растворилась, уступая место второй волне истомы, сладостной и затягивающей в себя словно в пучину. Оливер изогнулся дугой, уткнулся лбом в лавку и судорожно втянул воздух в легкие, чувствуя, как по спине градом катится пот.
Радуги перед глазами замигали яркими, разноцветными пятнами. В носу внезапно защипало; Оливер, поняв, что сейчас просто разревется от накатившего блаженства, украдкой вытер слезу о край дырки и вновь уткнулся в нее лицом.
– Мерлин…
– Надо чаще ходить к массажисту, – сказал Флинт. – Тогда такой боли не будет.
Сказал странно сипло, но, впрочем, сейчас в оттенках его голоса точно было не время разбираться: блаженство, словно эхо, раскатилось по телу, вернулось к животу троекратно усиленными ощущениями и свернулось чуть ниже пупка. Член отозвался мгновенно, словно ждал сигнала: Оливер, почувствовав, как трусы натянулись со всех сторон, определенно обтягивая задницу чуть сильнее, чем раньше, покраснел, смутился и, словно меняя позу, попытался незаметно потереться о лавку, сбивая нарастающее желание.
Стало только хуже.
Головка члена выскользнула из свободных трусов и застряла между ногой и липкой, покрытой потом Оливера лавки. Оливер крякнул от боли, попытался пошевелиться еще раз, но рука Флинта на пояснице с силой вжала тело обратно.
Блядь!
Наверно, ругательство прозвучало вслух, ибо Флинт вновь хмыкнул, но ничего не сказал. Его ладони, каждое движение которых теперь настораживало, проехались по бокам, легко, едва ощутимо прощупывая кожу, вернулись к плечам, прошлись по шее и выше, к ушам. В этот момент он наверняка смотрел на голову Оливера; Оливер, воспользовавшись этим, короткими, мелкими движениями подпихнул свою руку под собственное бедро, вернул головку на ткань трусов, вытащил руку обратно и вытянул ее вдоль тела как ни в чем не бывало.
Кажется, Флинт ничего не заметил. Оливер уже совсем было решился вздохнуть с облегчением, когда Флинт дотронулся до ушей. Его пальцы слегка сжали мочки, проскользнули в ушную раковину, легко поглаживая, перекрывая всю слышимость – и огромные, щекотные мурашки покрыли тело от макушки до пяток. Оливер передернулся, ощущая, как по коже расплывается холодный поток, сжался от удовольствия и, не сдержавшись, вновь простонал.
Это было восхитительно.
И точно не походило на обычный спортивный массаж. Мерлин его знает, где его обучали, этого Флинта, но своим дипломом он гордился не зря. Ощущения накатывали друг на друга, смешивались в один клубок и вновь расплывались отдельными чувствами; Оливер заблудился в остром удовольствии и тягучем, нереальном блаженстве; тело расслабилось по–настоящему, превращаясь в один мягкий, не поддающийся никакому контролю кусок ваты.
Не стонать было просто невозможно.
Если бы это был не Флинт, а любой другой маг на свете, Оливер вполне мог бы сказать, что этот массаж походил на… На нечто слишком интимное, чтобы быть простым массажем. Пожалуй, пальцы, гладящие полость ушной раковины, скользили слишком мягко, слишком легко, не массажируя, а словно пытаясь подарить удовольствие.
Но это был Флинт, а он никак не мог желать удовольс…
Оливер потерял конец мысли и вдруг с четкостью понял происходящее.
Это был Флинт.
Флинт, гладящий уши Оливера Вуда.
Это было невозможно, но все же было, хоть и совсем не так, как того хотелось многие годы. В голове вдруг возникла мысль, что Флинт мог выбрать любую команду в мире, колдомедики требовались везде и всегда, но он выбрал именно ту, где был Оливер. Ведь могло быть такое… просто если позволить фантазии разыграться на минутку и забыть про логику…
Что Флинту было, зачем приходить именно сюда.
– Эй, – сказал вдруг Флинт. – Слушай, Вуд… А ваш Маклайн – он ничего. Не в курсе, у него есть кто или как?
Оливера словно окатило ледяной водой; ум мгновенно прояснился, и в груди полыхнула острая, резкая волна ревности.
Глупо было думать, что над всеми остальными пациентами Флинт всего лишь размахивал палочкой, не зря же другие члены команды так любили наведываться в этот кабинет с тех пор, как Флинт пришел в команду. Глупо было думать, что только Оливера он мог трогать с такой мягкостью и нежностью, словно боясь сделать неосторожное движение.
Все было глупо, но так хотелось поверить хотя бы на несколько минут.
– Не в курсе, – устало сказал Оливер, вырываясь из–под чужих рук и садясь на край лавки. – Подойди к нему и спроси.
Флинт удивленно крякнул.
– Ты чего взбеси… А, – перебил он сам себя и криво улыбнулся. – Ты сам был бы не прочь, да? Ну извини. Я надеялся, ты до сих пор по мне с ума сходишь.
Лавка словно помчалась сквозь пространство; Оливер, борясь с подступившей к горлу тошнотой, с ужасом всмотрелся в насмешливые глаза Маркуса Флинта.
– Ты о чем?
– Ну ты раньше сох, – беззаботно сказал Флинт.
Перед глазами потемнело. Оливер сглотнул несуществующую слюну и раскашлялся.
– До того, как у меня появилось это, – с неожиданной злостью сказал Флинт. Он задрал рукав рубашки и выставил вперед руку. Оливер уставился на побледневшую, но все еще так хорошо различимую метку. – Сразу струсил, верно?
– Флинт…
Вся фигура Флинта вдруг дрогнула и странно пошатнулась; Оливер, испугавшись, что сейчас потеряет сознание, помотал головой.
– Хваленная гриффиндорская отвага, – с презрением процедил Флинт. В его лице проявилось столько ненависти, что оно перекосилось. – Легко быть героем, когда не нужно волноваться за жизнь родных.
– Флинт! – с отчаянием повторил Вуд, спрыгивая с лавки и подходя на шаг ближе, но лицо Флинта неожиданно расплылось, размазалось по пространству черным пятном, кабинет съежился до крошечной точки, и голос Кортни спросил:
– Что он бормочет?
– Флинт, – сказал голос Рубенса.
В голове слегка прояснилось, и Оливер, с трудом открыв глаза, сел на теплой земле. В ушах зазвенело.
– Что это – флинт? – поинтересовалась Кортни. Она присела на корточки возле Вуда и озабоченно заглянула ему в глаза. – Чего ты просишь, Оливер?
– Это его бывший любовник, Маркус Флинт, – насмешливо пояснил Рубенс. – Пожиратель, грохнули его в войну как собаку, и туда ему и дорога. Где ты…
– Захлопни пасть, – приказал стоящий рядом Маклайн таким тоном, что Рубенс отвернулся к трибунам. – Оливер, ты как?
– Нормально, – не очень уверено сказал Оливер. Видения были слишком яркими, слишком настоящими, и он поморщился от стоящих перед глазами образов. – Помоги подняться.
Маклайн протянул руку. Оливер вскочил на ноги и огляделся в поисках метлы. Она валялась неподалеку и, слава Мерлину, выглядела вполне целой.
– Извини, – шепотом сказал Маклайн. – Не хотел тебе заехать по голове.
– Не хотел – но заехал! – расслышав, с раздражением воскликнул тренер. – Вуд, ты отличный игрок, но я не могу разгонять всех птиц в небе, чтобы ты перестал их считать! В Мунго сам сможешь аппарировать?
– Я в порядке, – сказал Оливер. – Давайте продолжать.
– Ты идешь в Мунго! – твердо повторил тренер. – А оттуда – домой. Жду тебя завтра в то же время в добром здравии и с собранными мыслями. Маклайн, проводи!
Вариантов не было; Оливер согласно кивнул, подобрал метлу и направился к выходу. Тоби перекинул собственную метлу через плечо и двинулся следом.
– Расскажешь? – поинтересовался он, когда они отошли на порядочное расстояние от столпившейся в маленькую кучу и смотрящей вслед команды.
Оливер покачал головой.
– Не сейчас.
Маклайн понимающе промычал.
Дальше шагали молча. Оливер рассматривал начинающее темнеть небо с наплывающими на горизонт облаками и старался не думать ни о чем. Впрочем, мысли и не спешили заполонять гудящую после падения голову. В ушах еще звенело, нога неприятно покалывала, и, пожалуй, обратиться в св. Мунго действительно стоило, особенно в преддверии Чемпионата.
Чемпионат был самой важной вещью на сегодняшний день.
После антиаппарационной линии Вуд замедлил шаг и остановился; остановился и Маклайн, глядя себе под ноги. Его шевелюра менялась под светом закатного солнца, превращаясь из светло–рыжей в темно–медную, почти черную, и Оливер вздохнул.
– Ненавижу, – честно сказал он. Настроение понемногу улучшалось, успокоенное тихим вечером, и Оливер повторил без особого энтузиазма: – Ненавижу. Каждый раз, когда кто–нибудь говорит, что ты умер, у меня внутри все… – Он взмахнул рукой, пытаясь показать царящий где–то в глубине души бардак, но плюнул и нелепо закончил: – Вот.
– Привыкнешь, – сказал Маклайн. В смазывающей черты вечерней серости его лицо немного походило на привычное, родное лицо Флинта, и Оливер окончательно успокоился. – Не такая большая цена за все.
– Не большая, – согласился Оливер. – Но знаешь, иногда жаль, что это маггловская операция, а не оборотное. Было бы….
Он запнулся.
Маклайн промолчал, и Оливер обругал себя последними словами. Тоби и без того было нелегко: иногда по ночам, когда он был уверен, что Оливер спит, Маклайн подходил к зеркалу и долго вглядывался в собственное отражение, словно пытаясь найти там себя прошлого. Он никогда это не обсуждал, да и обсуждать было нечего – любое изменение внешности по сравнению с Азкабаном выглядело пустяковой жертвой, – но…
Но.
– Когда–нибудь, – с неизвестно откуда взявшейся уверенностью сказал Оливер, – мы докажем твою невиновность. Найдутся новые свидетели, найдутся те, кто встанет на твою сторону, Маркус.
– Тоби, – поправил Маклайн, и Оливер кивнул.
– Тоби. Когда–нибудь…
– Расскажешь, что видел в отключке? – перебил Маклайн.
Голос Тоби был все тем же, родным и знакомым голосом Маркуса Флинта, и этого было достаточно для того, чтобы фантазия дорисовывала весь портрет.
– Ерунду какую–то, – сказал Оливер и улыбнулся. – Ты был колдомедиком.
Маклайн удивленно задрал брови.
– В Мунго?
– Нет. Командным колдомедиком–массажистом. Лез мне в ухо пальцами и шептал всякие глупости. Или я тебе шептал? Не помню.
Маклайн заржал. Его смех был тоже знаком до каждой ноты, и на душе окончательно просветлело.
– Колдомедик–массажист… – задумчиво сказал Маклайн. – И как тебе?
– Ужасно, – признался Оливер. – Ты запал на самого себя, а я ревновал. Если мне не перестанут твердить, что ты умер, что все равно ушел бы уже к кому–нибудь другому, потому что «это же Флинт», что тебя бы не приняли на работу ни в одно приличное место, и не напоминать, что ты был Пожирателем… Я свихнусь. Доброжелатели, Салазар их побери.
– Скоро, – с насмешкой сказал Маклайн, – разговоры изменятся. Тебе станут говорить: «Оливер, прошло много времени… Не пора ли тебе подумать о новой жизни и обзавестись парой–тройкой детишек?»
– Пусть, – согласился Оливер. – А я придумаю страшную историю семейного проклятия, по которому все Вуды всегда были однолюбами. И пусть утрутся.
Маклайн хмыкнул, скорее задумчиво, чем язвительно. Его рука взметнулась в воздух, провела пальцем по кончику носа Оливера, словно подбадривая, и тут же опустилась обратно.
– Давай, вали в Мунго. Как твой личный колдомедик приказываю провести полное обследование твоей дурной башки.
– А как мой личный массажист?
Маклайн загадочно поиграл бровями.
– А как личный массажист обещаю отмять тебя вечером по полной программе.
Он подмигнул, развернулся и зашагал обратно на поле. Оливер постоял на месте, мечтательно вглядываясь в его уменьшающуюся фигуру, улыбнулся и обернулся вокруг себя.

Немножко о ЗФБ 2017

Катя вот тут собирает команду на ЗФБ) Сейчас еще рановато, конечно, но вы подумайте, подумайте)) Со своей стороны хочу сказать, что участники там дружелюбные, с удовольствием принимают новых членов команды, помогут, если что, с вашим творчеством, помашут помпонами и вообще приголубят) Они очень хорошие, и играть с ними легко и просто. Так что если вы вдруг думали: Что-то у меня зима скучновато прошла, не замутить ли что-нибудь на следующую?" - это вот оно, точно говорю. Зима пройдет весело, быстро, и времени не будет даже поесть))

немножко о себе

В связи с тем, что сюда писать нельзя, ибо каждая личная запись давит мне на совесть в связи с форматом дневника, я сделала личный днев. Если вдруг захотите пообщаться - а общаться я люблю на разные темы, особенно на тему фандома, - то я обитаю тут. vitanga1.diary.ru/

---

– Три раза! – с негодованием воскликнул Оливер. Сумка полетела в сторону двери, ботинки – вслед за ней, спортивная мантия – на кресло, а сам Оливер завалился на кровать, с ненавистью спихивая одеяло на пол. – Три раза я пытался пройти отборочные в основной состав, Маркус! Три позорнейших, унизительнейших, совершенно недостойных бывшего капитана команды Гриффиндора раза! А тренер говорит: "Ничего, Вуд, в четвертый точно повезет, это хорошее число!" – и стоит, сука такая, усмехается мне прямо в лицо!
Маркус негромко хмыкнул с другого угла комнаты, не отрывая, впрочем, взгляда от квиддичного журнала.
– А потом, – зло продолжил Оливер, раздражаясь все больше, – потом он говорит: "Через две недели, Вуд, у тебя будет еще один шанс!" Конечно, если тебя выпускают на поле один раз за двадцать тренировок, еще и не так переволнуешься! Один шанс из двадцати! Еще бы раз в год выпускал – и потом врал про шансы! Я скоро прирасту к лавке! И вообще – я болен! Смертельно болен, и никогда – слышишь, Маркус?! – никогда больше не вернусь на поле! – свирепо закончил Вуд, поднял одеяло с пола и накрылся им с головой.
Флинт что-то сказал, однако сквозь толстое покрывало невозможно было разобрать ни слова. Оливер гордо полежал с минуту, но надежда на утешение взяла верх, и он высунул голову наружу.
– Что?
– Двадцать два, – повторил Маркус и посмотрел поверх журнала. – Двадцать два раза – и ни единого не то что шанса, а даже призрачного намека на победу. Что, если бы я сказался больным и поперся умирать?
Оливер удивленно поднял брови.
– О чем ты? Ты попал в основной состав с первой же попытки.
Маркус неопределенно пожал плечами. Оливер выпрямился и сел на краю кровати, забывая про свое раздражение.
– И все же?
– Двадцать два раза я пытался привлечь твое внимание, – буркнул Маркус. – Пьюси считал. Зазвать в Хогсмид, пристать, просто поговорить, но ты что делал?
– Дрался, – честно сказал Оливер, испытывая застарелые муки совести. – Но я же не знал, что…
– Иногда, Вуд, – перебил Маркус, смотря немигающими глазами, – единственное, что остается, – это только верить, надеяться и продолжать идти к цели любыми путями, если ты знаешь, что действительно не сможешь без нее прожить. А твой шанс далеко не такой призрачный, каким он был у меня.
Он вновь уткнулся в журнал, потеряв интерес к разговору. Оливер улыбнулся, чувствуя, что на душе хоть немного, но потеплело, сложил руки на коленях и спросил:
– Значит, двадцать два раза?
– Не понимаю, что ты там бормочешь, – равнодушно сказал Флинт. – И убери свою сумку от входа – сам же об нее споткнешься, когда побежишь завтра на тренировку.

---

– Я не хочу, – сердито говорит Флинт. Он отворачивает голову, и его голос звучит довольно глухо. – Не хочу, Вуд, понимаешь ты или нет, пустая башка?
– Не говори глупостей, – отвечает Вуд. – Это то же самое, что сходить к колдомедику – ничего страшного.
– У меня все хорошо.
– У тебя треснута губа и порвано ухо! – восклицает Вуд. Ослиное упрямство начинает раздражать. – И это тебя не красит.
– А твой колдомедик случайно дернет рукой – и оставит меня еще и без глаза!
Оливер вздыхает.
– Реставраторы знают свою работу, – говорит он, отходя от портрета и садясь на край дивана. – У них таких как ты сотни через руки проходят.
– А сто первый не пройдет. Продырявит меня еще больше, чем пьяный Пьюси.
– Он не специально.
– Этот портрет определенно самый ебанутый подарок из всех подарков Уизли, – говорит настоящий Маркус, входя в комнату. Аврорская мантия на его плечах до сих пор смотрится странно, хотя Оливер начинает привыкать. – Хотя нет… – поправляет он сам себя, переводя взгляд с Вуда на чайный сервиз в шкафу. – Я забыл про них.
Восемь одинаковых голов Маркуса недовольно и достаточно громко возмущаются с поверхности фарфоровых чашечек.
– Ты как девка – хранишь ненужное барахло, – бурчит Маркус. Он явно не в духе, и портрет полностью отражает его настроение. – Весь дом в моей роже. Сожги их все, а то я скоро сам тут потеряюсь. Никак не насмотришься? А твои любимые Уизли пусть дарят свои бестолковые и говорливые изобретения кому–нибудь другому, иначе мы перестанем приглашать их на праздники, – и, выходя за дверь, коротко заканчивает: – Жди меня к обеду.
Оливер согласно мычит, дожидается, пока хлопнет входная дверь, и поднимается на второй этаж, к шкафу Маркуса. Открывает нижнюю полку, отодвигает фальшивое дно и смотрит в собственные сонные глаза.
– Я уеду на соревнования сегодня вечером, – говорит он портрету. Изображение кивает. – Напоминай ему чаще, как я его люблю, и чтобы он был осторожнее на заданиях. – Портрет вновь кивает, на сей раз осмысленнее. – И ни в коем случае не проговорись, что я о тебе знаю. И о тех вырезанных из газеты моих колдографиях, что спрятаны на чердаке под половицей.
Портрет подмигивает, подкладывает руки под голову и вновь засыпает беззаботным сном.

---

Оливер никогда не может понять, что говорит Маркус Флинт. Оливер залипает взглядом на его губах, с презрением цедящих его фамилию, рассматривает влажный язык, мелькающий между зубами, и начисто выпадает из реальности.
Кулак Маркуса быстро приводит в чувство.
Флинт совершенно не умеет врать. Он и не врет, прямо признаваясь в своих проступках, гордясь грязными играми и подтасовкой результатов. Он не врет, даже когда это грозит наказанием и мытьем котлов на неделю, он врет только тогда, когда дело касается его игроков и их нужно срочно выручать из рук Макгонагалл. Его выражение лица остается невозмутимым, его улыбка больше походит на насмешку, но стремительно краснеющие кончики ушей, которые Флинт никак не может контролировать, выдают его ложь с первого же слова.
Оливер знает. Оливер знает всё о Маркусе Флинте, стыдясь постоянной слежки и не в силах ее прекратить.
Маркус Флинт умеет бояться. Он боится пауков, громко смеясь при этом над страхом Рона Уизли, он боится проиграть на первом в сезоне матче и до отвращения боится обитающих в озере тритонов. От любого упоминания одной из этих вещей у Флинта явственно сужаются губы, превращаясь в тонкую полоску, и указательный палец правой руки отбивает один и тот же навязчивый ритм.
Оливер думает, что все в школе ослепли, поскольку искренне полагают, что Маркус Флинт не боится ничего.
И когда Маркус Флинт настигает Оливера Вуда на полпути к полю и быстро–быстро, словно опасаясь передумать, говорит:
– Ушлеп… Ву… Оли… Оливер. Пойдешь со мной на бал? – Оливер сразу же смотрит на его кончики ушей, которые немедленно и обязательно должны покраснеть. Вот сейчас – и нужно будет снова драться, пытаясь не показать свою боль и не выдать готового сорваться с языка согласия. Буквально через секунду… Ну вот теперь–то точно…
Но взгляд падает на отбивающий знакомый ритм палец Флинта, губы Маркуса превращаются в тонкую линию, и Оливер только через минуту соображает, что это означает. Флинт совершенно точно боится отказа, и Оливер как никогда в жизни рад, что весь последний год внимательно следил за его поведением.

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Поздравляю с днем Рождения  король под горой! Желаю продолжать развивать свои художественные таланты, хотя я, честно, просто не представляю, куда их еще выше можно! Желаю всего самого светлого и замечательного, терпения для такого нелегкого труда и музы, неотрывно следующей по пятам:-)

Поздравительные драбблы-однострочники)



1


– Твоя идея, – сердито сказал Оливер. – Собака – это была твоя идея, а квоффл был моим! Подаренный, между прочим, вратарем «Гарпий»!
Маркус хмыкнул.
– Тот девкой с большим задом?
– Какая разница! – негодующе воскликнул Вуд. – Это был памятный квоффл! А древко моего Нимбуса кто погрыз, я? А почему ножка у нашего стола стала такой тонкой? А подушка? А…
– Да–да, – перебил Маркус. – Тем не менее, когда я предложил его взять, ты вопил от радости на весь дом.
Оливер свирепо уперся руками в бока.
– Ты говорил, что это самая воспитанная собака, которую ты когда–либо видел! Говорил?
– Говорил, – согласился Маркус.
– Ты обещал, что если мы заберем ее с улицы, то ты воспитаешь его как… – Оливер запнулся. – Воспитаешь!
– Как тебя, – напомнил Маркус. – С тобой я провалился, но… – он скривился от пинка Вуда и продолжил: – Но он справится.
– Справится! – рявкнул Вуд. – А до тех времен мне прятать все свои вещи по шкафам?
– Зато ты меньше их раскидываешь.
Оливер фыркнул.
– С такими темпами скоро и раскидывать станет нечего! Ты не знаешь, куда исчезла моя любимая футболка с Маклареном и откуда у нас появилась новая половая тряпка?
– Что ты предлагаешь? – рассердился Маркус. – Отправить его обратно на улицу?
Вуд поднял брови.
– Ты его хозяин?
– Я, – сказал Маркус.
– Значит, тебе и платить за его выходки!
Дементор, словно почувствовав свою вину, засеменил из кухни, смешно переставляя короткие кривые лапы.
– У меня в куртке есть два галлеона, – сказал Маркус. – Это две маклареновские футболки и подушка.
– Нет уж, – презрительно протянул Вуд. – Еще Нимбус, квоффл и стол.
– Стол не целиком!
– Зато от квоффла одни ошметки!
Маркус махнул рукой и поинтересовался:
– Чего ты хочешь?
Вуд оперся о стену спиной и прищурился, внимательно оглядывая Маркуса с головы до ног.
– Ты сегодня снизу, – задумался на секунду и решительно закончил: – Два раза!
Маркус тяжело вздохнул, подумал и согласно кивнул.

****

Маркус открыл дверь и тихо прошел на кухню, стараясь ступать так, чтобы не скрипнула ни одна половица. Вуда не должно было быть до пяти, но рисковать не хотелось.
– Хорошая собака, – раздалось вдруг из комнаты, и Маркус замер на корточках перед высоким стулом, вплотную придвинутым к столу. – Хорошая… Скушай снитчик… Смотри, какой аппетитный маленький снитчик… Ешь! Между прочим, это подарок Крама! Ты знаешь, кто такой Крам?! Ешь! Смотри, какое симпатичное желтое крылышко, совсем как куриное!
Маркус хмыкнул, поднялся на ноги и осторожно вышел обратно на улицу, прикрывая за собой двери.
Скандал никогда не затягивался больше, чем на пятнадцать минут, зато расплата продолжалась до самого утра. Маркус улыбнулся, убрал в сумку любимый красный шарф Вуда, старательно ободранный со всех сторон острыми ножницами, завозился с ключами и раскашлялся на всю округу, одновременно активно топая на деревянном пороге.



2


– У меня всего час, – тревожно сказал Оливер. – Час… Как я мог так глупо попасться, Анджелина? Послушай, еще не поздно сбежать из Англии… Куда–нибудь во Францию, к Малфоям… Малфои же могут предоставить мне убежище? Мы не дружили в школе, но ведь учились с… как его там звали… в одной школе! Они не смогут отказать!
– Все будет хорошо, – успокаивающе сказала Анджелина, поправляя Оливеру галстук. – Все волнуются перед свадьбой. Монтегю вон прислал сову, что два часа назад Флинта еле отловили в Мунго – он тряс колдомедика, утверждал, что спятил, и срочно нуждается в интенсивном лечении. Все у вас будет хорошо.


3


– Хочу татуировку, – сказал Оливер, внимательно разглядывая себя в зеркале. – Какую–нибудь… такую!
– Такую?
– Такую, – повторил Оливер. – Как у Пьюси, например.
Маркус вспомнил огромную сову, хлопающую глазами на спине Эдриана, и отрицательно покачал головой.
– А я проснусь ночью и буду перемигиваться с твоей спиной?
Вуд повернулся к зеркалу лицом и оглядел свою голую грудь.
– Можно неподвижную, как у Крама. Здорово же! Слышал, как болельщики орут, когда он показывает свои руки?
– Болельщицы. Тебе не хватает внимания?
– Хватает. Но здорово же!
– Здорово, – согласился Маркус. – Выбей себе осла.
– Почему осла?
– Чтобы не представляться лишний раз. Показал татуировку – и всем все понятно.
Вуд сердито засопел и отошел от зеркала.
– Осла и рядом барана, – сказал он, застегивая рубашку. – И надпись сверху: навеки вместе.



И раз уж у меня образовалась площадка, созываю всех любителей квиддича в общем и флинтвудов в частности читать нашу команду на ЗФБ:-) Я впервые участвую в таком мероприятии (поэтому дневник совсем пустует - все силы уходят туда пока что:-), мне ужасно страшно, но, надеюсь, что-нибудь дельное из этой затеи выйдет:-) Добро пожаловать!


пост заявок

---

Вопреки собственному обещанию не писать посты без текстов, сегодня все же придется написать. Отчет для  rio-abajo-rio о поездке в музей Гарри Поттера. Но вот тут я оставлю пустое место

(пустое место)
и вечером постараюсь добавить сюда хотя бы драббл, чтобы не нарушать общую картинку.
Если вдруг кому-то тоже интересно, то читать с момента "Музей Гарри Поттера", потому что до этого много воды про сам Лондон. И осторожно - много больших фотографий! За качество заранее извиняюсь - мой новенький фотик сдох в день поездки, пришлось фотографировать на телефон.

общие впечатления от поездки

 rio-abajo-rio,
для меня самым лучшим временем для посещения Лондона еще с прошлого года является Хеллоуин. Мы попали на него случайно - взяли билеты на первое попавшееся число, и когда вспомнили, что в этот день как раз Хеллоуин, было уже поздно:-) Народу было просто море, океан, я никогда столько человек не видела в одном месте, но все эти маски, украшенные черепами витрины магазинов, костюмы, людское настроение с лихвой перекрыло все неприятные впечатления.
В этот раз людей было поменьше, но мне, как человеку из маленького города, все равно казалось, что они просто не могут влезть в один город:-)
Я Лондон люблю. Не то что люблю, я начинаю задыхаться от восторга, когда просто о нем говорю. А одна из моих подруг, с которыми мы ездили, увидела Лондон примерно вот так:



о чем не забывала сообщать всю дорогу. Очень хотелось ее утопить в Темзе.
Я вижу его примерно вот так:




Он потрясающий. Самое лучшее в нем - это сравнивать картинки из фильмов, фотографии из учебников и открытки с оригиналом. Он большой. То есть он реально большой - все то, что на картинках воспринимается как довольно среднее по размеру, на самом деле огромное.
И я хочу вступиться за любимый Биг Бен, то есть за саму часовую башню - она потрясающа. Многие говорят, что это распиаренная штука как Эйфелева башня, что в ней ничего особого нет - но все здание парламента на самом деле такое потрясающе, что даже в этом году, когда я была готова
к тому, что увижу, у меня перехватило дух.
А в первый раз - незабываемые впечатления.



Но высота Лондона на удивление на давит на голову и не пригибает к земле. Есть площадь возле огурца - вот там реально ощущаешь себя букашкой. Но в целом он не давит, там удивительным образом совмещается старое и новое, и это создает какую-то гармонию.

люди

Ты знаешь, что я много езжу по Европе - я обожаю Европу, все эти набережные, узкие улицы, высокие церкви. Но главное в поездках - это желание почувствовать себя уважаемым человеком.
Не в том плане, как это может прозвучать, а именно уважаемым со стороны правительства и других людей, существующим в мире как личность вне зависимости от пола, цвета кожи или профессии. В Европе очень чувствуется забота о людях, и нет этого "человек человеку враг", как в России или странах Прибалтики. Там сделаны хорошие велосипедные дорожки, так пешеход - приоритетный участник движения, там предупреждают об опасностях и не хамят в очередях, да и очереди сделаны так, чтобы не раздражать стоящих в ней людей.
Кроме Польши, которая для меня вообще первая страна из всех, где я была, по уровню агрессивности к туристам, нам помогали всегда и везде. Но в Лондоне стоит сесть на улице с картой, как к тебе тут же подскочит как минимум один человек, который горит искренним желанием тебе помочь.
Или я шла по улице, а на меня ехал старенький красный автобус. Я очень хотела его сфотографировать, но не успевала - и он, увидя это, взял и затормозил, подождал, пока я сделаю фотографию, и поехал дальше, помахав мне рукой.
Автобусы не сигналят, если пешеходы выходят на проезжую часть на загруженных улицах, они спокойно едут следом.
Или вот этот дядька:



С ним все фотографировались, а когда, наконец, освободили его для фотографии, за его спиной прозвучал колокол, и он развернулся, собираясь уходить. Но увидел, что я так и не успела сфотографировать, вернулся на место, дал мне сделать фото - и ушел.
И они все такие. Это то, что я больше всего люблю в настоящей Европе, а не в дутой по типу Эстонии и прочих. Недостаточно быть в Европейском союзе, нужно еще иметь европейское мышление.

парки и защита окружающей среды

Забота о природе очень поражает. Нет такого: мы влепим 10 домов, между ними два дерева и скажем, что это парк. Есть парки - настоящие, огромные и живые.







В прошлом году на Трафальгарской площади лежало множество обнаженных женщин (напоминаю - был Хеллоуин, конец октября!), окровавленные и искусственно изрезанные. Была акция против ношения меха.
В этом году они же поставили медведя - он орет и крутит головой.



Акции Гринписа я отслеживаю по понятным тебе причинам, и они каждый раз поражают своим размахом.

сувениры

Есть там такое место, называется Кэмден таун. Оооочень специфическое и атмосферное место, и говорят, что именно там нужно покупать сувениры. Это неправда.
Кэмден - это улицы со зданиями бывших конюшен, с бездной магазинов, в которые можно прийти и сказать:
- Дайте мне красное платье в зеленый горох с синими рюшками по бокам, - и тебе найдут именно такое платье:-)
В Кэмден нужно приезжать дважды: утром, когда почти все еще закрыто - побродить по улицам, насладиться красотой богато украшенных конюшен, и днем, когда улицы заполняются очень разнообразными личностями.







А сувениры можно поискать, например, на Оксфорд стрит - там они в разы дешевле, несмотря на понтовость улицы. И, кстати, самый дешевый магазин еды был тоже там, а еще возле огурца. Казалось бы - районы для богатых.

проживание, музей Шерлока Холмса и просто картинки

Мы жили не очень далеко от центра, в гостевом доме. Там много минусов, нет завтрака, например - то есть он есть, но нужно тащиться в ближайший ресторан с купоном, а я такое не люблю. Зато там был огромный плюс - чулан под лестницей:-) Я останавливалась в ней дважды и очень надеюсь след Рождество встретить в ней же.
И эти подвальные помещения.. Они просто с ума меня сводят, бесконечно люблю английскую архитектуру:-)














Вы свободны? Потанцуем?


Сэр, ваша грамматика меня ужасает.


Да что вы говорите!

как нужно добираться до музея, билеты, техническая информация

Билеты по времени, опаздывать нелья ни в коем случае. Покупать их нужно только на оф. сайте -
https://www.wbstudiotour.co.uk/, распечатывать не обязательно - достаточно записать высланный номер, и в машине на входе в музей ввести его в автомат - вам выдадут билеты. Электронный гид мы заказывали только ради того, чтобы послушать голос Малфоя - на англ языке озвучивает именно Том. Русского нет.Русский там вообще не нужен, все отлично даже с минимальными знаниями английского. И без них.
Добираться от ж\д станции Euston до станции Watford Junction, заказать билеты можно на сайте национальной железной дороги. Распечатывать опять же не нужно - достаточно записать свой номер и взять ту же самую карту, которой вы расплачивались, и в машине для билетов ввести свои данные.
Билет 10 фунтов. Никто не проверил ни разу.
От станции ходит специальный автобус - выходишь из дверей - и сразу же остановка перед глазами. Каждые полчаса. Билет - 2, вроде бы, фунта в оба направления.
Билет в музей около 40.

как НЕ нужно добираться, или почему все меньше народа соглашается ездить со мной заграницу:-)

Я решила пойти пешком. Что там идти-то -час, зато есть возможность посмотреть на истинную английскую деревушку. Даже время взяла с запасом - 3 часа, потому что я себя знаю.
Никого не уговаривала. Никого не приглашала с собой. Все пошли тоже.
Итог - мы заблудились. Потерялись капитально, перепутали один поворот и вышли в леса-поля - пришлось врубать интернет и искать по картам. Карты привели нас в поле, где навстречу вылез целый табун странно лохматых коров и один злобный пушистый бык - и мы драпанули оттуда со всей возможной скоростью.
За полчаса до 13:00, последнего времени, когда можно было зайти в музей (у нас билеты были на 13:30), мы были почти рядом - и дорога, на которую нужно было свернуть, была на расстоянии 50 метров от нас. Но - шла сплошная стройка без возможности прохода вообще, ни одного человека вокруг(суббота), и ряд домов, через которые невозможно было пролезть. Мы решили, что опоздали, и просто сели, потому что в обход у нас бы заняло как минимум час - без толку было уже спешить.
И тут случилось чудо! Как только мы сели, появилась бабка - единственный человек за все утро! - залезла в кусты, а через минуту появилась с другой стороны стройки! Мы влезли в те же кусты, прошли по тропинке и побежали - и прибежали ровно в 13:00.
Запыханные, умирающие от жары и усталости (3 часа по полям!) но страшно счастливые.
Обратно мы ехали на автобусе - 10 минут:-)
:-)))
Вот за такое я обожаю путешествовать, всегда найдется маленькая жопа, которую потом весело вспоминать. Всегда.

Музей Гарри Поттера

сразил меня в самое сердце.



Если честно, когда мы вышли к замку в самом конце, я едва не заплакала, настолько там все было здорово. Меня еле вытащили через 4 часа.

Сначала там показывают фильм, потом поднимается экран - и ты оказываешься у дверей в Большой зал. Потрясающе сделано.



А потом и в самом Большом зале. Что мне не понравилось - безголовость и безлицость персонажей. И если отсутствие лица можно объяснить тем, что каждый волен представлять героев по-своему, то отсутствие головы у всех кроме Безголового Ника для меня не объяснялась никак. Правда, потом привыкаешь.









Самое потрясающе - знание, что там и были реальные съемки. И что какие-то из этих вещей совершенно точно трогали Оливер и Маркус.
Я фанат. Я шиппер, и мне все равно, что про меня подумают.

Потом переход в другой зал, где тебя встречают директивы стервы Амбридж.



И ее кабинет, разумеется.


В зале есть все - хижина Хагрида, Нора, комната мальчиков, множество вещей, лестницы, кабинеты и много, много, много всего. Там можно бродить часа 2, и все равно найдешь что-нибудь новенькое. Мне кажется, я много пропустила, но это повод вернуться обратно! Обязательно вернуться, я влюбилась в это безумное место.
И, конечно, огромный плюс, что можно посмотреть все "живьем" и писать, например, не: Поцелуй Вуда был как сливочное пиво: сладковато-горьковатый, и Маркус бла-бла-бла,.... а: поцелуй Вуда был как сливочное пиво: горьковато-прохладный, похожий на мед и пиво одновременно, с послевкусием сливочной пенки, мягко тающей на языке. - ну не так, конечно, но ты поняла:-)

Такое все родное и знакомое.
Такое... как из твоей собственной жизни.



Но слава богу, все таки не из твоей.







Исчезательный шкаф. Теперь я точно буду правильно его описывать, а не только " в нем воняло плесенью:-)":-)



Ну и где, как ты думаешь, я была в самую первую очередь? Что я разыскивала с большими горящими глазами?:-))) Ты умная, ты догадалась, я знаю:-)))



Я влезла и потрогала, пока никто не видел. Руку год мыть не буду!:-))





Наверху зеркало, в котором отражается лежащий внизу Грюм (настолько я помню, там же Грюм был? Его же Крауч-мл использовал)













Поросенок Рон:-)



Он такой большой.






В Норе все шевелится: спицы сами вяжут, утюг гладит, посуда моется. Офигенно!

А потом, когда ты облазишь все комнаты, тебя выкидывает на станцию Кингс-кросс.



Нет, не на эту, на вот эту:




Где можно поразглядывать багаж многих героев:-)









И оттуда же выйти на улицу, где можно купить сливочного пива и побродить между знакомыми движимостями и недвижимостями:-)))











А потом -потрясающая диагон-аллея - так же, вроде бы, она называлась? И опять же догадайся, какой магазин из всех я искала больше всего:-)))))












:-)))))








Сам замок. Большой, на два этажа большого помещения.







И просто:






А вот эта секция мне не понравилась. Такое ощущение, что они все мертвы. Насколько я помню, там просто сравнивали рост всех персонажей, но могли бы это как то помягче сделать...





Как то... брр..



За этим стеклом (если я правильно разместила фото) дивгается мандрагора, тельце Волдика, сова и книга о чудовищах. Но они все время в движении, и телефон не хотел их ловить Тело волдика до омерзения, когда он приподнимается и смотрит на тебя!



А вот такого Волика я себе купила:-) Но потеряла в аэропорту(((((( Надеюсь, где-нибудь на Алиэкспрессе их тоже можно купить, иначе точно придется возвращаться.
Но я и не прочь.








В общем, я не ожидала такого размаха, конечно. Куча помещений, бесконечное множество предметов, снитчи, маски пожирателей, метки, комнаты, гигантские шахматы - там есть ВСЕ! Для шиппера посещение музея обязательно, у меня было ощущение, что я задыхалась - и меня вдруг вытащили на берег, настолько все там приводит в восторг.
Я очень рада, что именно так отпраздновала свой день Рождения.

маленькие глупости, приятные для сердца

Ну и несколько шипперских штучек, которых у меня уже приличная коллекция с разных стран:-) Правда, Монтегю впервые.















Да, я специально ищу их в городах и специально езжу фотографировать:-) Это мое странное хобби:-))


Надеюсь, я сейчас нажму кнопку "отправить" и оно все благополучно опубликуется! Ужасно на дайри с фотографиями, неудобно очень.

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

– Фѝлина, – подумав, сказал Маркус. – Большого темного фѝлина.
Оливер плеснул кипяток мимо кружки и недовольно вытер образовавшуюся лужу рукавом пижамы.
– Кошку.
– Собаку, – тут же сказал Маркус. – Я слышал, с прошлого года в Хогвартсе разрешили держать собак. Английского мастифа.
– Им не выделяли отдельную кровать для собак, – тут же возразил Оливер. Он сел напротив Маркуса и с грохотом поставил чашку на стол. – Ты вообще видел мастифов?
– Видел. Как раз для нашего сына.
– А почему бы не написать Хагриду и не попросить выделить Пушка? – ехидно спросил Оливер. – Или подогнать парочку гиппогрифов?
Маркус согласно кивнул.
– В Гриффиндоре все держат кошек, – с пылом произнес Оливер. – Или сов. Или жаб. Или крыс, но это плохая примета.
– В Гриффиндоре вы можете держать кого угодно, – сердито процедил Маркус. – А в Слизерин никто не ездит с кошками – засмеют.
Оливер фыркнул.
– Не успеют. Мы заберем его из школы сразу же, если шляпа скажет слово на букву «С».
– Мы сожжем шляпу сразу, едва она произнесет слово на букву «Г», – в тон отозвался Маркус. – Но она не произнесет, если только совсем не выжила из ума. Но тогда можно будет опротестовать.
Оливер нахмурился и отхлебнул большой глоток чая. Кипяток обжег нёбо, и сохранить лицо сердитым стоило больших трудов.
– Одиннадцать лет назад кто–то обещал, что если мы назовем сына Эдрианом, все остальное я смогу выбирать сам. И что?
– И то! – отрезал Маркус, ничуть не смутившись. – Я был пьян от счастья, что нам дали его усыновить, а ты воспользовался моментом. Где твоя хваленная честность?
– Тогда мы завтра же пойдем и поменяем ему имя на Гарри.
– И он будет сто двадцатым в списке одинаковых имен первокурсников, – тут же сказал Маркус. – Гарри Флинт. Звучит?
– Гарри Вуд звучит, – не очень уверенно ответил Оливер. – Мы и так уже выбрали ему метлу на твое усмотрение!
– Которой он еще год не сможет воспользоваться. Нет, Вуд, либо собака, либо филин, либо он едет в школу без животного.
– Либо кошка, – твердо сказал Оливер, – либо я заставлю тебя выбросить из дома все твои старые метлы.
Входная дверь хлопнула. Оливер насупился и уставился в кружку с чаем; Маркус медленно надкусил сэндвич и столь же медленно начал жевать.
– Смотрите, что я нашел! – радостно сказал лохматый Эдриан, вбегая на кухню. Он водрузил на стол большую банку и ткнул в нее грязным, перемазанным землей пальцем. – Кузнечик! Большой кузнечик, он так смешно лапами делает! – Эдриан потер руки одна об другую и засмеялся. – Я возьму его с собой в школу вместо животного!
Банка исчезла со стола; через секунду из кухни исчез и сам Эдриан, и входная дверь вновь хлопнула.
Наступило молчание.
– Я думал, те розы, которые он решил вырастить для бабушки, были случайностью, – наконец сказал Оливер, подавив тяжелый вздох. – И те жуки, которых он разводил прошлым летом.
– И тот загон для барсуков, – мрачно добавил Маркус. - Для барсуков, Вуд! Как можно было не обратить внимания?
Он поднялся со стула и подошел к окну. Оливер обернулся туда же, наблюдая, как Эдриан копается в земле возле забора, отыскивая новых подопечных.
– Пуффендуй здорово подтянул команду, – подумав, тоскливо сказал Вуд. – По крайней мере, они выигрывали.
– Пять лет назад! Тогда уж лучше Когтевран, эти хоть на везении иногда пролазят.
– Ничем не лучше, – возразил Оливер. – Ему совершенно не идет синий цвет.
– А желтый как одуванчик – лучше, да? – вспылил Маркус. – Команда с одной победой за десять лет – это не команда.
– Тем более. Представляешь, как будет здорово, если наш Эдриан вытянет весь факультет? Мы его натренируем!
– Как натренируем, если ты не разрешаешь подниматься ему выше первого этажа?
– Второго!
– И обязательно держась за древко! Что это за охотник, который не сможет оторвать руки от метлы, чтобы схватить квоффл?
Оливер изумленно вытянул лицо и скрестил руки на груди.
– Охотник?..

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Половина текста, первая часть из..?
Это первое предупреждение:-)

Поскольку меня опять засылают в командировку на несколько месяцев, где просто негде писать, то размещу недописанное из того, что хотя бы немного правленное Простите Надеюсь, то, что он болтается тут и хоть кем-то прочитан, заставит мою совесть и музу взяться за вторую часть после командировки.
Очень жаль, он бодро писался

Ну и, собственно, остальные предупреждения.
Как всегда, миди перерастает в макси. Уже куча страниц, а до дела и близко ничего не дошло ни у кого.
Очень банально. Я не умею писать ничего кроме бытовухи, на остальном моя фантазия буксует.
В общем, читать советую только тем, кто ну совсем Флинтвуд любит, остальным будет скучно чертовски. Честно предупреждаю, претензии не принимаю:-)
Хотя принимаю, конечно.

И огромное предупреждение - Фред жив.
И... кажется, все.

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Ой. Я хотела спросить, написала благодарственный драббл тому, кто ответит, а вопрос уже решился:-)
Ну пусть валяется просто глупый драббл, раз уж все равно написался.


– Пять, – сказал Оливер. – Когда я впервые «запал», как ты выражаешься, мне было пять.
– И кто?
Оливер вздохнул и мечтательно уставился вдаль.
– Офигенная красотка! Навсегда её запомню, – он обнял руками воздух и замурлыкал от удовольствия, прикрыв глаза.
Маркус нахмурился.
– А, – сказал Оливер, выждав несколько минут тягостного молчания и осторожно приоткрывая один глаз. – «Комета». «Комета–205». Ты бы видел ее изгибы, такая манящая, лучше всех! Я с ней даже спал!
Флинт пнул по столу, и кувшин с ледяной водой перевернулся Оливеру на колени.


– Не очень помню, – сказал Оливер, когда брюки были высушены, скандал был улажен, а целоваться в знак примирения не осталось сил. – Во второй раз было одиннадцать или двенадцать.
– Комета–220?
– Нет, – улыбнулся Оливер. – Реальная девчонка. Я с ней тоже спал, кстати…
Маркус скрипнул зубами.
– … один раз на поле на лавке, когда Когтевран против Пуффендуя играл. Скука была смертная, а девчонка мягкая и теплая. Было очень здорово!
Флинт скинул Оливера с колен на пол и зажал уши руками, спасаясь от истошного воя.


– Пятнадцать, – сказал Оливер, когда придавленная кошка успокоилась, скандал был улажен, а целоваться в знак примирения не позволила разодранная кошачьими когтями губа Маркуса. – В пятнадцать я запал по самые уши.
– Хуч?
Оливер покраснел.
– Откуда ты знаешь?
– Все западали на Хуч, – сказал Флинт, и Оливер подуспокоился. – Самая крутая тетка в школе.
– Точно, – сказал Оливер. – Я ее один раз поцеловал.


– Это все, – сказал Оливер, когда Флинт перестал ржать, скандал не состоялся, а целоваться просто так не помешала даже разодранная губа Маркуса. – Больше никогда.
Флинт нахмурился.
– Совсем?
– Совсем, – подтвердил Оливер, подумав. – Никогда. Только еще один раз…
Флинт улыбнулся.
– …но так быстро прошло, что и вспомнить нечего.
Улыбка кончилась.
– Ты уверен?
– Абсолютно, – сказал Оливер.
– Убью, – сказал Флинт.
– Не надо, – попросил Оливер. – А если ты имеешь в виду себя, то надо было по–другому спрашивать.
– Как?
– Когда я в первый и в последний раз по-настоящему полюбил. А если ты спросишь кого, я убью тебя сам.

---

С Новым, 2015, годом!
Овца такая овца, но она тихая, мирная и спокойная на самом деле. Желаю, чтобы у вас, напротив, все было бурно, радостно и шумно! Поздравляю!


*****

– Мне не нравится эта идея, – сварливо, как столетняя соседка миссис Фигг, сказал Маркус. – Что, блядь, за…
– Не ругайся при ребенке!
– Он не слышит, – отмахнулся Флинт и откинулся на спинку любимого продавленного дивана. – Что, блядь, за мода такая – таскать детей во всякие забытые Салазаром места?
Оливер пожал плечами и уселся в кресло напротив, дуя на горячий чай.
– По-твоему, знать историю – это вредно?
– Знать – пожалуйста. Но зачем это видеть своими глазами?
Чай все же обжег язык, и Оливер поморщился. Флинт нахмурился.
– Кривись – не кривись, но уверен, что это идея твоей Грейнджер, – раздражено сказал он. – И почему именно мы должны их сопровождать?
– Во-первых, Гермиона не моя, а Рона, – поправил Оливер, закипая. – И с чего ты взял, что именно она…
– Именно она, – твердо перебил Флинт. – Именно она все время бегает и выдвигает безумные идеи. Кто в этом году преподает историю магии вместо сдохшего духа Бинса?
– Маркус! – ошарашено воскликнул Оливер. – Он не сдох, он…
– Да,– вновь перебил Флинт. – Его величественный дух закончил свое бренное существование и покинул нашу грешную землю. Вуд, он помер уже много десятков лет назад, поздно плакать. И все же?
Оливер вздохнул.
– Гермиона преподает, – неохотно согласился он. – Но это не значит, что именно она…
Флинт расхохотался так громко, что кубки на полке отозвались мелодичным перезвоном.
– Стоило ли сомневаться.
– А во–вторых, – громко продолжил Оливер, – мы отлынивали от своих обязанностей пять лет. На первом курсе нас звали сопровождать детей в министерство магии – что ты сказал?
– Я заканчивал карьеру охотника, – возразил Флинт. – Они бы сыграли вместо меня на последнем чемпионате?
– Хорошо, – кивнул Оливер. – На втором курсе у Джейка была экскурсия в маггловский мир. Что ты тогда сказал?
– В маггловский! – с нажимом повторил Маркус. Он скривил губы и уставился на Оливера таким взглядом, что Вуд поежился. – Джейк и сам был против…
– Он не был против!
– …как и любой нормальный слизеринец, – с гордостью закончил Флинт. Он поскреб в затылке, подумал и проворчал: – На третьем курсе мы приходили на бал в честь юбилея вашей кошки. Разве этого недостаточно до конца школы?
Оливер фыркнул.
– Ты пробыл там десять минут, а потом утащил меня в пустой класс, – Вуд понизил голос и покосился на закрытую дверь столовой. – Напомнить, чем мы занимались все оставшееся время? Это ты называешь исполнением родительских обязанностей?
– Если бы я или ты могли забеременеть, то сделали бы в тот день для Хогвартса еще одного ученика, – нагло заявил Флинт, и Оливер почувствовал, что краснеет. – Или даже двух. Чем не родительские обязанности?
Вуд отставил чашку на стол и оперся подбородком на скрещенные руки.
– На четвертом ты решил, что навестить моих родителей именно в то время, когда лучших учеников пригласили на неделю в Дурмстранг – это вообще самая замечательная идея в мире! Туда–то Джейк еще как хотел!
– Твои родители хотели повидать внука, – мрачно произнес Флинт. – Я не могу отказывать твоей маме – не ты ли просил с ней никогда не спорить?
– Именно в ту неделю?
– Именно в ту неделю!
– А это не потому, что Крам, которого ты ненавидишь, – именно оттуда?
– Много чести его ненавидеть! – презрительно воскликнул Флинт. – Все равно именно я поставил жирную точку в его карьере! Именно! Я!
Спорить с Флинтом было бесполезно – это Оливер уяснил твердо еще на втором курсе, впервые попав в Больничное крыло.
– Ладно, – согласился он, сдержав стон. – Но сейчас ты свободен до конца мая, мои родители уехали к бабушке, твои – мирно отдыхают вдали от всех, почему мы не можем выделить один день на сопровождение? Это интересно, в конце концов!
Флинт презрительно скривился.
– Азкабан – это интересно?
– Конечно, – решительно подтвердил Оливер. – Дети должны знать, в каких условиях содержались узники, к каким последствиям приводит неправильно принятые решения!
– Об этом можно просто почитать.
– Но посмотреть – гораздо наглядней! Тем более, нам обещали отличную двухчасовую прогулку по морю… Не так сложно последить, чтобы десяток детей не разбежались по крепости, Маркус, да и когда в последний раз у нас было время на такие развлечения?
– Почему бы Волдеморта не оживить для истории? Поставим в музее и будем водить группы для…
– Флинт!
– Что – Флинт? Ты в Азкабане был?
– Нет.
– А я – был, – неожиданно сказал Маркус. – И совершенно не имею желания повторять этот опыт.
Оливер растерялся. Маркус никогда не обсуждал войну и последующий за ней год, пресекая любые попытки поговорить на эту тему, а жалкие потуги Вуда выпросить информацию у Гарри натыкались на стену глухого непонимания и фраз типа: «Оливер, какая уже разница? У вас все хорошо? Наслаждайся этим, наслаждайся каждой минутой своей жизни…»
– Когда? – осторожно спросил Оливер.
Флинт прищурился.
– Неважно. Но я не думаю, что это хорошая идея. В нашей школе, кажется, кто–то сошел с ума. Раньше они более трезво подходили к вопросам воспитания молодого поколения.
Оливер разочарованно выдохнул. Флинт говорил такими умными фразами только когда был сильно зол, и Вуд счел за лучшее сменить тему.
– Я скучаю по школе, – признался он, глядя в окно за спиной Маркуса. – Было бы здорово посмотреть, как сейчас общаются слизеры… слизеринцы с гриффиндорцами. Помнишь, как мы воевали? Иногда мне этого…
Он запнулся и замолчал.
– Что? – насмешливо уточнил Флинт. – Не хватает?
– Нет, – честно сказал Оливер. – Не то чтобы не хватает, просто… Не знаю. Иногда кажется, что все так тихо–мирно, что странно… Ну не странно … Обыденно, что ли… – Он смутился и поправился: – До сих пор не верится, что так может быть, и иногда хочется…
– Превосходно!!! – радостно завопил Джейк, распахивая двери пинком ноги точно так же, как всегда делал Маркус. – Превосходно почти по всем предметам, кроме Зельеварения, но и там Выше Ожидаемого! Я могу брать предметы для поступления в школу Целителей!!! Я лучше всех!
Он завертелся по столовой, выплясывая непонятный танец во имя самого себя, и Оливер потряс кулаками в знак одобрения, ощущая на шее прожигающий насквозь взгляд.


*****

– Проспали! – заорал Флинт, скидывая Оливера с кровати огромными ладонями. – Вставай, у нас пять минут на сборы!
Оливер ошалело покрутил головой, сонно поморгал, вскочил, нащупал штаны, натянул их на голое тело – и замер, недоуменно глядя на темное небо за окном.
– Сколько времени?
– Шесть.
– Тогда давай быст… Шесть?! Нам вставать только в восемь!
– Ну, тебе же не хватает живительных пинков, – бодро заявил Флинт. В рассветном полумраке его тело на кровати казалось белым бесформенным пятном. – Получай.
Оливер потер ноющее от падения колено рукой и протяжно зевнул.
– Идиот. Чего тебе не спится?
– Просто, – неопределенно отозвался Флинт. Он повернулся на спину, и белое пятно стало еще шире. – Можешь сварить кофе, раз уж все равно встал.
Вуд по инерции кивнул и направился к двери, но застыл на полпути и медленно обернулся.
– А могу потребовать компенсации за нарушенный сон, – сообщил он, двигаясь обратно к кровати. – Между прочим, сон имеет довольно важное значение для нашей жизни. Вот представь: буду я сегодня охранять детей, а от недосыпа могу проглядеть, как кто–нибудь из них… – Оливер не договорил, стянул брюки и влез под теплое одеяло позади Флинта. – Так что мне необходимо что–то такое… Что отвлечет от сна… Что–то… редкое… необычное… почти недоступное…
– А может, лучше пойти проверенным путем? – поинтересовался Флинт, поворачиваясь на бок и придвигаясь чуть ближе, отчего его крепкие ягодицы скользнули по бедрам Оливера. – Изведанным, скажем так…
– Скучно двигаться все время по одной и той же дорожке, – возразил Оливер, поглаживая Маркуса по позвоночнику одним пальцем. Он вытянул шею, провел языком по мочке уха Флинта и пробормотал: – Давай свернем… Моей очереди давно не было…
Флинт что–то неразборчиво пробормотал, и Оливер перешел на шею, осыпая ее мелкими поцелуями. Тело у Маркуса было такое, что хотелось нескончаемо проводить по нему ладонями, ощупывая каждый мускул, каждую впадинку на накаченном торсе. Оливер вытянул руку, провел пальцем по губам Флинта, очерчивая их мягким движением, заскользил вниз, слегка касаясь крошечной горошины соска, не веря, что сегодня позволится все – и тогда Маркус сказал:
– Правда хочется кофе… Пойду, сварю, раз уж тебе лень.
И, не обращая внимания на протестующий вопль Оливера, встал с кровати, оделся и вышел из комнаты.
Вуд улегся на подушку, натянул одеяло по подбородок и напряженно уставился в потолок. Чтобы Флинт по собственной воле отказывался от секса с утра – такого еще не бывало.

*****

– Куда ты? – заорал Оливер, хватая за шкирку пытающегося влезть в воду слизеринца. – Там ледяная вода!
– Я просто хочу посмотреть глубину!
Он вырвался и рванул к кучке таких же школьников в зеленых мантиях.
– Пятикурсники – сюда! Шестикурсники – прыгайте в лодку к директору!
Подошедший Флинт что–то сказал, но бас Хагрида заглушил его голос, и Оливер переспросил:
– Что?
– У нас отдельное судно, – терпеливо повторил Маркус. На фоне стоящего позади Хагрида он казался непривычно маленьким. – Подождем, пока они отплывут.
Оливер оглядел широкие лодки, покачивающиеся возле длинного причала, и пожал плечами.
– Мы вполне влезем вместе с шестикурсниками… А, – понимающе кивнул он, заметив косой взгляд, устремленный на профессора Макгонагалл. – А если с Хагридом?
Но лесничий выбрал именно этот момент, чтобы шагнуть в свою лодку; она угрожающе зашаталась, вызвав целый шквал криков и девчачьих визгов, мгновенно заложивший уши. Флинт развернулся, прошел по причалу и влез в захудалую желтую пластиковую посудину, которая, должно быть, была ровесницей если не Мерлина, то, как минимум, Дамблдора. От веса Маркуса она погрузилась в воду почти наполовину, и Оливер украдкой пощупал палочку в кармане, удостоверяясь в собственной безопасности.
– На ней уже кто–то тонул? – пошутил он, влезая вслед за Маркусом и изумленно разглядывая борт. – Там дырка у края! Ты уверен, что так нужно?
– Уверен, – подтвердил Флинт, хватаясь за треснувшую пластиковую лавку и пережидая, пока лодка перестанет раскачиваться от расхаживаний по ней Оливера. – Садись уже.
Шум на берегу нарастал: школьники, смеясь и толкаясь, занимали лучшие места для обзора; Хагрид пересчитывал всех по головам, то и дело сбиваясь, когда кто–то менял свое решение и пересаживался поближе к друзьям; профессор Макгонагалл махала палочкой и грозно ругалась на все же грохнувшегося в воду и промокшего почти до шеи слизеринца…
Маркус уставился вдаль с каменным лицом.
– Это ненадолго, – сказал Оливер, впервые до конца осознавая, на что он уговорил Флинта, и с ужасом представляя, как много новых слов сегодня узнают дети. – Скоро они устанут… и успокоятся. Наверно, – не слишком уверенно добавил он.
– Ты в Трех метлах часами без перерыва пиздел, – заметил Флинт и едва заметно усмехнулся, скидывая рюкзак с плеч на дно посудины. – А тут полно грифферов.
Ответить Оливер не успел: колокол на причале издал оглушительный звон, и лодки, покачиваясь, медленно поползли по гладкой, как лед, воде. Солнце поднялось совсем еще невысоко, но день уже обещал быть жарким, как и вся минувшая неделя. Оливер уселся на дно, скрестив ноги, и расслабленно откинулся на борт, закрывая глаза и всерьез намереваясь досмотреть ночной сон.
– Ты собрался дрыхнуть? – насмешливо спросил Флинт в наступившей вокруг сладостной тишине. – А грести кто будет?
Глаза пришлось открыть.
– Магия.
– Магия – это на зачарованных лодках лесничего и Макгонагалл. А мы на съемном маггловском транспорте, Вуд, который запрещено зачаровывать, и эти два бревна ждут именно тебя.
Маркус ногой подтолкнул к Оливеру два весла и расплылся в самой злорадной улыбке, которую Оливер видел на его губах за всю жизнь. Вуд вспомнил все учебники разом, где Азкабан всегда изображался едва заметной точкой посреди бушующего моря, и нахмурился.
– Мы туда и за год не доберемся!
– Смотря как грести, – спокойно отозвался Маркус. – На самом деле, тебе нужно добраться только во-о–он до того острова, где ветряки, там нам прицепят мотор.
– Почему его нельзя было поставить сразу?
– Я не успел этим заняться, – неприкрыто соврал Флинт. Он закрылся ладонью от солнца и посмотрел с таким ехидством, что возникло почти непреодолимое желание рвануть вперед и столкнуть его в воду. – Не переживай, они со своей скоростью ненамного нас опередят. Вперед, Вуд, навстречу отличной двухчасовой прогулке по морю, которую ты так ждал!
– А ты?
– А я был против.
Не ожидавший такого коварства Оливер посидел с минуту, искренне надеясь, что это шутка, но Флинт вытянулся на лавке, свесив ноги за борт, подложил руки под голову, подставил лицо ярким лучам солнца и больше ни на что не реагировал.
Оливер ругнулся сквозь зубы, прищурился, разглядывая далекий остров, подумал и решительно взялся за весла.

*****
Болели руки, гудели ноги, ныла каждая мышца тела, даже те, о существовании которых у себя Оливер раньше и не догадывался. Погода постепенно портилась; течение несло лодку обратно к берегу, и остров приближался с чудовищной медлительностью, словно неведомая сила оттаскивала его в другую сторону. Привычный к нагрузкам от нескончаемых тренировок Оливер терпеливо ждал, когда придет второе дыхание, но оно где–то затерялось, прихватив с собой заодно и хорошее настроение.
Флинт, нагло храпевший последние полчаса, наконец затих, приподнялся на согнутой руке и поинтересовался:
– Как дела?
– Отлично, – отозвался Оливер и потянул за ворот футболки, отлепляя ее от взмокшей спины. – Хорошая погода, тишина кругом и весла… Всю жизнь мечтал.
Флинт кивнул.
– Вот и прекрасно.
– Чудесно.
– Превосходно. Я счастлив, когда ты счастлив.
– Раз так, – сердито сказал Оливер, складывая весла в лодку, – я думаю, что нужно бы пригласить Перси Уизли погостить к нам на недельку, давно я его не видал. Да и Поттер недавно писал, что было бы неплохо почаще собираться. Я точно буду счастлив, если они прихватят с собой всех своих детей!
Флинт опасно прищурился.
– И кстати, – воодушевленно продолжил Оливер, с наслаждением массируя затекшую шею, – Анджелина тоже наверняка будет рада приехать. Кажется, она ждет третьего? Ну ничего, мы же не зря построили такой огромный дом. Она могла бы пробыть у нас все лето, пока Джордж в отъезде.
Он красноречиво посмотрел на весла, перевел взгляд на Маркуса и замолчал.
– Мы поменяемся местами, а я не слышу их имен до свадьбы Джейка, – наконец сказал Флинт, поднимаясь. – Согласен?
– До Рождества.
– Следующего года.
– Этого!
– Следующего.
– До следующего Рождества – и мы возвращаемся в лодке с Хагридом.
– Этого, мы возвращаемся в этой лодке, ты больше не гребешь.
Оливер почесал висок, ища подвох – Флинт никогда раньше не поддавался на шантаж, – но, не найдя, к чему придраться, кивнул и пересел на освободившееся место Маркуса. Однако сам Маркус садиться не спешил: он раскрыл брошенный на дно рюкзак, сосредоточенно покопался в нем и извлек наружу серый сверток, перемотанный тонкой бечевкой.
Оливер напрягся.
– Зачарованный мотор, – весело пояснил Флинт в ответ на вопросительный взгляд. – Я совсем забыл, что Пьюси мне его одолжил.
Оливер перекинул ноги через лавку, повернулся к Маркусу спиной и рассержено уставился в открытое море.
– Вуд.
Оливер перегнулся через борт, погружая руку в ледяную воду. Впрочем, море никогда не нагревалось достаточно, хотя хладнокровная змея по имени Маркус каждый год смеялся над целым скопом Согревающих чар, которые Оливер накладывал на себя даже в конце лета, и плескался до тех пор, пока его губы не сливались по цвету с голубым небом.
– Вуд.
– Отвали.
– Вуд!
– Ты плохо слышишь?
– Я могу грести, если ты хочешь.
– Как? Наложишь на весла заклинание и притворишься, что что–то делаешь?
– Я могу честно грести.
– Ты не умеешь честно! – раздраженно буркнул Оливер. – Пообещай!
– Обещаю, – серьезно сказал Флинт. – Если только ты не хочешь, чтобы я…
И замолчал. Оливер терпеливо подождал продолжения, подождал еще, вытащил руку из воды, поерзал на лавке и спросил:
– Чтобы ты что?
– Например, посидел с тобой рядом...
– Греби!
– …сделал тебе массаж уставших рук…
– Греби!
– …ног…
Оливер покосился через плечо.
– … и прочих частей тела, – вкрадчиво добавил Маркус. – Тут совершенно никого нет, зато есть свободное время… На всякое…
Оливер неопределенно, но с надеждой покачал головой. Наступила тишина, через минуту сменившаяся грозным ревом мотора, а еще через несколько минут ладони Флинта легли на шею, и Оливер блаженно простонал, закрывая глаза и откидываясь назад. Все обиды мгновенно забылись, оттесненные мягкими прикосновениями прохладных рук к разгоряченной коже. Пальцы Маркуса пробежались по волосам, рождая волну мурашек по всему позвоночнику, и перешли на плечи, то ли массируя, то ли лаская их едва ощутимыми прикосновениями.
Оливер глубоко вдохнул и отдался во власть ощущениям.
– Хотя не так уж и много времени, – неожиданно проорал Флинт прямо в ухо и отстранился на шаг назад. – Это уже, кажется, наши лодки!
– Что?
– Наши лодки! – повторил Маркус. – Мне продолжать?
Оливер открыл глаза. Две точки, почти сливающиеся с линией горизонта, приближались с такой скоростью, что уже через пять минут стало заметно движение на палубах, а через десять дети приветливо махали им руками и кричали что–то неразборчивое за шумом мотора. Оливер натянул на лицо улыбку и сквозь сжатые зубы сказал:
– Твоя честность просто поражает. Ты, конечно, не знал, что мы так быстро их нагоним.
– Откуда? – искренне удивился Флинт.
Он вытащил палочку из кармана и зачем–то провел ею перед лицом Оливера, что–то пробормотав.
– Ты чего?
Флинт проигнорировал вопрос. Лодки, стремительно появившись, столько же стремительно удалялись, а после и вовсе исчезли из поля видимости. Оливер стянул с лица улыбку и повернулся лицом навстречу ветру, твердо решив наплевать на любые выходки некоторых самоуверенных личностей.
Солнце поднялось совсем высоко, холодные брызги совершенно не дарили свежести, равномерное гудение мотора убаюкивало, и через несколько минут однообразного движения тяжелая голова сама собой склонилась к груди. Мысли мерно перетекли на рыб, прячущихся от палящей жары под толщей ледяной воды, переключились на Маркуса, насвистывающего какой–то веселый мотивчик себе под нос, а затем и они испарились, оставив в голове звенящую пустоту.
Второе за день пробуждение оказалось совершенно не приятнее первого. Оливер слетел с лавки, ткнулся затылком в дно лодки, распахнул глаза и несколько секунд недоуменно пялился в голубое небо, пытаясь сообразить, что изменилось.
Шума мотора больше не было.
– Прирожденный моряк, – съязвил Вуд, садясь и потирая ушибленное место. – Тебя кто учил так останавливаться?
Ответа не последовало, и Оливер довольно добавил:
– Неудивительно, почему твоя метла нуждалась в ремонте чаще, чем котлы близнецов, – он хмыкнул и обернулся к Маркусу. – Если каждый раз…
И замолчал. Там, где совершенно точно должен был сидеть Флинт, сейчас валялось одно–единственное весло. Оливер зачем–то заглянул под лавку, словно громадный Маркус мог спрятаться за тонким куском пластика, и удивленно огляделся по сторонам.
Флинта не было, как не было и любых признаков хоть какого–то берега поблизости.
– Маркус? – осторожно спросил Оливер непонятно у кого. – Маркус!
Ноги действовали быстрее замершего, вмиг опустевшего разума: Оливер и сам не понял, когда успел перенестись к противоположному краю лодки, а глаза уже обшаривали плескавшееся о борт море в надежде углядеть хоть что–то в чернеющей глубине. Паника наконец захватила, разливая ледяную волну ужаса по груди, и Вуд, не позволяя ей сковать тело и не подпуская к голове ни одной мысли, бросился в воду.
И ткнулся носом в раскаленный песок, царапая разгоряченную кожу лица.

*****

Молодого, едва ли достигшего двадцатипятилетнего возраста гида Оливер невзлюбил почти с самого порога промозглой крепости. Может, все дело было в его лице: широкое и детское, оно не вызывало никакого доверия к его знаниям. Может, дело было в его манере разговора: когда он произносил значимые факты, его тело подавалось вперед, словно он готовился к прыжку, и каждый раз хотелось броситься в его сторону, чтобы успеть поймать.
А может, все дело было в том, что при взгляде на него Флинт заулыбался так, словно увидел давно и хорошо знакомого одноклассника, и расправил и без того широкие плечи. Никто бы и не поверил, что именно Маркус был против этой поездки: он шикал на учеников, заставляя замолчать особо говорливых, сыпал вопросами и так внимательно рассматривал и слушал гида, словно с завтрашнего дня должен был сам занять его должность.
Стоило бы поставить его на место, но злой Оливер поклялся себе, что не скажет ему ни слова до конца поездки. Правда, если бы гид появился чуть раньше, Вуд бы точно произнес что–то вроде:
– Может, мне уйти и не мешать вам? – и только после этого замолчал бы, чтобы Флинт отчетливее понял всю степень обиды, но теперь было поздно.
Оливер очнулся от касания Джейка к плечу и напряг все внимание, пытаясь сквозь раздражение запомнить хоть что–то из истории.
– Впрочем, дементоры контролировали далеко не все части крепости, – сказал гид и посмотрел на Маркуса. – Если маги по какой–то причине ждали слушания или в деле не хватало доказательств для вынесения окончательного приговора или суммарный срок заключения не превышал одного года, было неразумно подвергать их такому же наказанию, как тех, кто использовал, например, Непростительные. Скользящие по коридору дементоры в своих балахонах ни у кого…
– А что там, под балахонами? – громко спросил Маркус и наглейшим образом подмигнул покрасневшему до самой груди гиду. – Всем всегда было интересно загля…
Макгонагалл прошипела настолько яростно, что по коже пробежали мурашки.
– Мистер Флинт!
Дети радостно, хотя и украдкой, захихикали.
– Боюсь… мистер Флинт… кто знает, тот уже никогда не расскажет, – с запинкой сказал гид.
И улыбнулся в ответ так, что напряженные нервы Оливера не выдержали.
– А сколько давали за убийство неверного мужа? – мрачно спросил он, не обращая внимания на настойчивое дергание Джейка за мантию. – Надеюсь, учитывались смягчающие факторы – например, наглость некоторых…
– Мистер Вуд! – пронзительно воскликнула Макгонагалл, и вокруг тотчас воцарилась идеальная тишина. – Прошу вас, Рут, пройдемте выше – тут довольно промозгло, дети могут простыть.
– Рут, – прошептал Флинт за спиной, когда они с Оливером замыкнули колонну двинувшихся вверх по лестнице детей. – Это же имя для девки!
Оливер промолчал.
– Хотя рассказывает интересно, – задумчиво прибавил Флинт, кажется, самому себе. – Я бы выбрался сюда еще раз, можно спокойно было бы походить, поразглядывать окрестности…
Оливер громко и презрительно фыркнул.
– Ты же сам рвался, – удивленно напомнил Флинт и сделал большой шаг, обгоняя Вуда. – Что не так?
– Все так, – стараясь сохранять спокойствие, сказал Оливер, разглядывая мокрые, серые стены, смыкающиеся над головой наполовину разрушенным сводом. – Все так. Все превосходно. Прекрасно, я бы сказал. Именно то, о чем я мечтал, когда ты соглашался.
– Ты орешь.
– Ты навел на меня морок!
– Это было смешно.
– Это не было смешно, тупой ты кретин! Я думал, ты утонул или… Ничего не думал, я просто испугался, а ты стоял на берегу и спокойно смотрел, как я мечусь по лодке!
Бредущие позади колонны девчонки в зеленых мантиях перестали щебетать и замедлили шаг, явно прислушиваясь к разговору. Флинт крякнул, огляделся и, заметив массивную деревянную дверь, подпихнул к ней Оливера. Дверь открылась с легкого толчка; Вуд влетел вовнутрь, стараясь сдержать клокотавшую внутри ярость, но Флинт вошел следом, и ничего не вышло.
– Ты стоял и перемигивался с малышкой Рут на глазах у Джейка! – зло добавил Оливер. – Ты не мог делать этого без нашего присутствия? Подождать хотя бы, пока мы отойдем!
– Я был в такой же камере.
Это прозвучало так неожиданно, что Оливер успел добавить еще несколько неприличных слов, нимало не заботясь о том, может ли кто–то услышать, когда до сознания дошел смысл информации. Вуд порастерял весь запал, недоуменно захлопнул рот, поглазел на Маркуса пару секунд, ища связные мысли, и огляделся.
Камера – кто бы не догадался назвать эту клетку таким громким словом – по размерам ничуть не превышала домашнюю кладовку для метел. Узкая койка возле двери, держащаяся на двух массивных цепях, дырка в полу, крошечный кран, торчащий прямо из стены, маленькое, почти квадратное окно с видневшимся далеко вдали небом, низкий потолок со сгнившим деревянным светильником – вот и все, чем могло похвастаться здешнее убранство. Оливер зачем–то пощупал цепи, сел на койку, едва не развалившуюся от этого действа, и растерянно поинтересовался:
– И как?
– Прекрасно, я бы сказал, – с насмешкой передразнил Флинт и сел рядом, заставив Оливера подвинуться к окну. – Чудесная атмосфера, тишина и покой. Понюхай, какой запах!
Оливер поморщился.
– Сегодня твое чувство юмора дало сбой.
– Ему здесь и неоткуда взяться, Вуд.
Маркус повел плечами, словно ёжась от холода, и Оливер мгновенно почувствовал, как сырой воздух проникает под футболку.
– А даже если оно рискнет появиться, – тихо продолжил Флинт, – то когда за окном мелькает черная фигура, почему–то пропадает желание смеяться. Знаешь, как появляются дементоры? Ты сидишь на этой самой лавке, поворачиваешь голову – а он наблюдает за тобой с той стороны окна. Когда они были в школе, хотя бы можно было почувствовать холод и ужас, и понять, что они недалеко. А тут все время – холод и ужас. И капюшон без лица за окном.
Оливер представил, как Маркус сидит на этой самой кровати, потеряв счет времени, забыв все хорошее, что было когда–либо в жизни, и проглотил чувство острой жалости, неожиданно подступившее к горлу.
– Разве их не убрали после войны?
Флинт покачал головой, встал и толкнул остатки светильника. Они закачались под потолком, отбрасывая длинные тени по стенам, и уюта это не прибавило.
– Убрали, но не сразу. Куда их было девать? Пока искали возможность, место, магов, способных за ними следить… Много времени прошло. Много времени, Вуд…
Маркус повернулся, и его глаза в полумраке камеры странно блеснули. Было непонятно, что лучше – сказать что–то подбадривающее или что–то сочувственное, да и перебивать Маркуса не хотелось – и Оливер счел за благо промолчать.
– А вообще… – начал Флинт, но его заглушил громкий девчачий голос, прозвучавший далеко по коридору:
– Мистер Флинт! Мистер Вуд!
– Да чтоб вас… – в сердцах ругнулся Оливер, впервые получивший возможность узнать хоть что–то о прошлой жизни Маркуса. – Пусть бы шли дальше!
Маркус улыбнулся одними уголками губ и кивнул.
– Я скажу, что мы догоним. Погоди.
Он вышел, гулко гаркнул и захлопнул за собой дверь. Оливер почувствовал неладное прежде, чем услышал, как тяжелый засов с той стороны задвигается с ужасающим скрипом, напоминающий вой оборотней в полнолуние, и подлетел к двери, с размаха врезаясь в нее плечом.
Но она не поддалась.

*****

Мрачные мысли подкрадывались медленно и почти незаметно, притворяясь глупыми и незначимыми. Впрочем, изначально все было не так уж плохо: злость постепенно нарастала, а обида на себя за такое идиотское попадание в западню и вовсе позволила скоротать первые полчаса за произнесением нелицеприятных и просто неприличных слов в честь Флинта.
Слова кончились раньше, чем злость, поэтому Оливер сел обратно на лавку и пообещал себе заниматься чем угодно, кроме бесполезного битья двери, тем более что плечо уже порядочно болело. Правда, особых дел кроме болтания ногами не нашлось, и Вуд, наконец устав от этого бестолкового занятия, замер в неподвижности.
С потолка капнуло; в тишине камеры, посреди замершего моря, капля стукнулась о каменный пол с таким грохотом, что Оливер едва не вздрогнул. Он задрал голову и посмотрел на мокрое пятно на потолке, на котором уже набухала новая капля, дождался, пока она наберется силы, и последил взглядом за ее быстрым падением.
Развлечение заняло от силы минуты две; Вуд поковырял цепь, державшую кровать, заглянул под саму кровать в надежде обнаружить нечто, доселе не найденное, и внезапно ощутил неясный, смутный страх.
Вот тогда мрачные мысли и начали свою атаку.
Впрочем, бояться было нечего: гид ясно сказал, что дементоров в крепости давно нет. Во время экскурсии в коридорах промелькнуло несколько призраков когда–то томившихся тут узников, ничем не отличающихся от привидений Хогвартса, пробежала пара жирных крыс, тут же скрывшихся в щелях – ничего такого, что могло бы причинить хоть какой–то вред.
И все же страх не отступал, не поддаваясь на уговоры логики.
Оливер задрал ноги на кровать, уселся по–турецки и услышал, как в животе недовольно буркнуло. Позавтракать на лодке так и не удалось, а сейчас вся группа наверняка рассаживалась в местной столовой или где тут ели, разворачивая десятки безразмерных свертков с едой, привезенных заботливой Макгонагалл.
Оливер вспомнил вчерашний сливочный суп с шампиньонами, приготовленный домовиком, и шумно сглотнул. Нужно было наесться на два дня вперед, не обращая внимания на Маркуса, который заявил:
– Тебя проще убить, чем прокормить, Вуд, – но кто же знал, что…
Убить.
Оливер погрыз ноготь и задумчиво уставился в окно. Это было просто дурацкое выражение, ничего не значащее, Маркус часто так говорил: «Убить, задушить бы тебя, потеряйся, Вуд!», никогда не подразумевая под этими словами нечто больше, чем просто пустое подрунивание. Вот, например, неделю назад, когда Оливер, споткнувшись, разбил два горшка Джейка с домашним заданием на лето для Стебль, Маркус в шутку произнес:
– Если ты попадешь в Ад, тебя оттуда выгонят – ты им все котлы разнесешь.
Оливер задумчиво прищурился. Во–первых, было неясно, откуда презиравший все маггловское Флинт узнал про Ад, специально прочел? Зачем? Во–вторых, предложение звучало так, словно Оливер уже собрался куда–то, без всяких «бы». А в третьих…
Глупости.
За окном что–то прошелестело, и Вуд торопливо поднял голову. Чайка, усевшаяся на выступ за окном, поглядела одним глазом, что–то крикнула на своем языке – и умчалась прочь, вновь оставляя Оливера в гордом одиночестве.
В гордом и голодном одиночестве.
В местной столовой наверняка уже ели пудинг или пирог. Маркус, скорее всего, сожрал все мясо, привезенное для детей, если не поделился им с гидом, конечно. Теперь, когда никто не мешал, им можно было перемигиваться до тех пор, пока на глазах не начнется нервный тик, и договариваться о любых свиданиях на много месяцев вперед.
Никто не мешал. А если Оливера забудут тут, то им никто и никогда не будет мешать.
Оливер вздохнул и обозвал себя недоумком. Как можно забыть кого–то на экскурсии? Макгонагалл наверняка забьет тревогу, да и Джейк непременно поинтересуется, куда делся Оливер.
А Маркус скажет, что Вуд обиделся и отчалил на их посудине, не зря же он пришвартовал ее вдали от общего пирса. А потом можно будет сказать, что лодка так и не вернулась…
Это место, кажется, было насквозь пропитано страхами бывших заключенных, и, даже лишившись дементоров, с удовольствием делалось негативом с любым прохожим. Оливер сплюнул на кривой пол, поднялся с кровати и подошел к окну.
Именно в этот момент потянуло сквозняком, и дверь открылась.


*****

– В начале года, когда я пытался слегка стукнуть того ублюдка в баре, который к тебе приставал, – насмешливо проговорил Флинт, – ты прочел мне часовую лекцию о том, как плохо выяснять отношения кулаками и какой пример я мог бы подать Джейку, если бы он был с нами.
Он вытер кровь с рассеченной губы и поморщился, потирая бок, на котором отчетливо вырисовывались контуры будущего синяка.
– Зато когда Джейк действительно с нами, ты лезешь с кулаками сам. Логичный и взрослый поступок.
Вуд отвернулся и зашагал к противоположному берегу острова. Флинт хмыкнул за спиной, перегнал и вылез прямо перед лицом.
– А как же твое утверждение, что нужно уметь разговаривать? Поговорим?
Оливер сжал кулак, поднес его к носу Флинта и выставил вперед средний палец. Маркус перехватил палец и сжал его в своей ладони.
– А если Джейк смотрит из окна? Вуд, ты радел за то, чтобы мы были ответственными родит…
– Отпусти! – решительно приказал Оливер.
– Куда? Решил от меня сбежать?
Оливер помрачнел.
– Не мешало бы!
– То есть дело вовсе не в обыденности? – почти весело спросил Маркус, так, что сразу стало понятно, насколько он зол.
– Чего?
– Ты сказал, что наши отношения обыденные и скучные. Но когда я устраиваю тебе развлечения – ты вновь недоволен. Значит, дело вовсе не в обыденности?
– Я не говорил «скучные»! – ошарашено произнес Оливер, вспоминая тот вечер. – Обыденные – в смысле «дом–работа», мы почти не проводим время вместе… Ты обиделся? – с недоверием поинтересовался он, заглядывая в глаза Флинта.
– Нет, – отозвался Маркус, и вновь стало понятно, насколько правдиво было его отрицание. – Я не умею обижаться.
– Ты обиделся! – настойчиво повторил Оливер. – Впервые на моей памяти! Ты обиделся, поэтому устроил это все… и гида!
– У тебя богатая фантазия.
Флинт отпустил палец, отвернулся и уставился на море, мирно накатывающее мелкие волны на песочный берег. Несмотря на стоящий за спиной Азкабан, сейчас тут чувствовалась свобода и спокойствие, словно остров никогда не видел ужасов заключения и страданий сходивших с ума магов.
– Мне хорошо с тобой, – тихо сказал Оливер, подходя и кладя подбородок на плечо Маркуса. – Так хорошо, что если бы я в школе знал, что так будет, то с первого курса занимался бы только твоим соблазнением. И квиддичем.
– И тогда проводил бы в Больничном крыле гораздо больше времени.
– Я бы справился, – улыбнулся Вуд. – Но иногда мне тебя не хватает. Ты наорешься на тренировках на свою команду, а потом приходишь и молчишь. Часами сидишь и только слушаешь.
– Сложно вставить слово в твою нескончаемую трескотню, – сказал Флинт.
Вуд надавил подбородком на плечо, и Маркус крякнул от боли.
– Мне бы хотелось, чтобы ты чаще… хотя бы рассказывал что–то о себе, как сегодня в камере, – признался Оливер. – Когда я сегодня сидел там, мне такие глупости в голову лезли… Не представляю, что происходит, когда там проведешь больше дня.
Флинт скосил глаза и ткнулся носом в лоб Вуда.
– Я тоже не представляю.
– Наверно, так и начинают понемногу сходить с… Что?
– Я был там час, – сообщил Маркус в самое ухо. – Приходил навестить Пьюси вместе с адвокатом, пока он ждал суда.
Оливер задохнулся от возмущения и отступил на шаг назад.
– Я тебя жалел! – наконец воскликнул он. – Я думал, ты там страдал, представлял, как ты не спишь ночами, смотришь в окно и ожидаешь появления дементоров! Но час!
– Час и пять минут. Это долго! – сказал Флинт без капли раскаяния в голосе. Он усмехнулся, схватил Оливера за футболку и потянул на себя. – Я страдал, Вуд. Очень страдал!
– Ты идиот!
– С кем живешь, от того и набираешься.
– Раз так, – сердито сказал Оливер, – то ты не удивишься, почему сразу после камеры я нашел Макгонагалл и сообщил ей, что мы с удовольствием проведем завтра такую же экскурсию для третьекурсников, а во вторник – для второкурсников и первогодок! И поплывем мы в лодке с Хагридом! И в эти дни гидом работает какая–то пожилая миссис Гром! Как тебе месть?
Флинт засмеялся открыто и глубоко, поцеловал Вуда в шею и качнул головой вдаль, указывая на что–то, скрытое от глаз бугристой грядой камней.
– Согласен. Если только…
– Нет!
– Если только ты…
– Нет!!!
– Как знаешь.
– Нет – и точка!
– Ладно, – покладисто согласился Маркус, и Оливер с подозрением прищурился. – Нет так нет. Придется отказаться от планов на маленький домик на берегу соседнего острова, ради которого я арендовал нашу лодку…
Он пнул камешек под ногой, улыбнулся и зашагал прочь. Оливер вздохнул, взмахнул руками и побежал донять, с каждым шагом все меньше веря собственным уговорам о необходимости мести.

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра