Я просто очень сильно по ним соскучилась, мне надо было написать хоть что-нибудь. Пришлось гуглить фамилии остальных и названия всего, даже Хогвартса) Все забыла
Но Флинт и Вуд я не забуду НИ КО ГДА :-)

МФ/ОВ

— А я тебе говорю: Вуд в тебя влюблен! — повторил Пьюси, наверно, в сотый раз за то недолгое время, пока они шли от замка в Хогсмид. Эти слова уже не звучали так же страшно, как впервые, и даже почти перестали злить. — Он на тебя все время смотрит!

— Я тоже на него все время смотрю! — сердито ответил Маркус. — Ну и что? За врагами надо следить!

Пьюси активно замотал головой.

— И он о тебе все время говорит! Я сам слышал, как белобрысая Джонсон жаловалась второй, что кроме тебя у него других тем для разговоров нет!

Маркус скривился и пнул попавшую под ногу ветку, решив больше не отвечать, но тут уже влез шагающий рядом Монтегю:

— Маркус тоже все время говорит про Вуда. Да и мы с тобой — тоже. Мы все в него влюблены?

— И вовсе не все время! — возмущенно завопил Пьюси, напугав двух крыс, деловито снующих вокруг кучи гнилого сена. Он выскочил перед Монтегю на дорогу и зашагал спиной вперед, спотыкаясь через шаг. — Вчера мы про него не говорили!

— Ага, — насмешливо отозвался Монтегю. — Перед завтраком не говорили, после тренировки — не говорили, перед сном тоже молчали. О Вуде. Особенно Маркус был молчалив.

— Это другое!

Монтегю поднял бровь.

— Чем?

— Тем! — уверенно ответил Пьюси и едва не упал, наступив на бордюр.

Он недовольно посмотрел на камни, словно те были виновником всех его неприятностей, развернулся и зашагал рядом с Маркусом, упрямо продолжая твердить:

— Он каждый раз дергается, когда ты появляешься рядом. Даже когда кто-то просто говорит твое имя, Вуд начинает искать тебя взглядом! Я знаю, я специально следил! — Он гордо посмотрел на Маркуса, но, поняв, что его доводы звучат совершенно неубедительно, негодующе заявил: — Ладно! Вот смотри. Все знают, что у Вуда был роман с тем шестикурсником Ка… Кэ… Как его там?

— Каллахэм, — невольно поморщившись, сказал Маркус. Почему-то при этом имени всегда тянуло скривиться. — Или как-то так.

— Именно! — подтвердил Пьюси. — И почему после их ссоры с Вудом он всегда так злобно на тебя смотрит?

Монтегю усмехнулся.

— А остальные при виде Маркуса так и расплываются в улыбках.

Он посмотрел на Маркуса, явно призывая прекратить это безумие, но разошедшегося не на шутку Пьюси было не так-то и просто остановить.

— А он смотрит особенным злобным взглядом! Таким… — Пьюси выпучил глаза и одновременно попытался свести брови к переносице, отчего стал похож на сердитую сову. — Постоянно, даже в Большом зале! Значит, они поссорились из-за тебя!

— Флинт тоже поссорился из-за Вуда со своим драгоценным Эдвардсом, — сделав вид, что сейчас его стошнит, напомнил Монтегю. — Маркус, ты влюблен.

Маркус презрительно фыркнул.

— Это опять не то! — возмутился Пьюси. — Они поссорились, потому что Маркус постоянно говорил про квиддич! Ну… и про Вуда, да. Но это вообще не то! Эдвардс же не бегает по всей школе и не ищет Вуда, чтобы пронзить его взглядом! Он обижен не на одного человека, а вообще на весь квиддич, а Каллахэм — только на Маркуса! Значит, что? Значит, именно из-за Маркуса они и поссорились! Логично? Логично!

— Я спустил Каллахэма с лестницы месяц назад, — напомнил Маркус. — Странно, если бы он был мне рад. Логично? Логично! Ты закончил или тебя тоже спустить откуда-нибудь?

Пьюси тяжело запыхтел и, к огромной радости Маркуса, наконец замолчал. Некоторое время они шли молча, слушая радостные голоса спешащих в магазины учеников, пока Монтегю вдруг задумчиво не спросил:

— Как вообще можно понять, что ты в кого-то влюбился?

Пьюси тут же поднял голову, и Маркус тихо простонал. Зачем вообще нужно было задумываться о такой ерунде?!

— Это вас весна по башке шарахнула или бладжером прилетело?

— Очень просто! — не слушая Маркуса, воодушевленно заговорил Пьюси. — Если ты, например, тупой Вуд, и тебя постоянно тянет смотреть на…

— Заткнись!

— Ладно, — ничуть не потеряв бодрости, согласился Пьюси. — Ну тогда… — Он почесал макушку, взлохматив и без того торчащие во все стороны от ветра волосы, и продолжил: — Есть простой тест, кто тебе по-настоящему нравится, а кто — нет. Представь, например, что ты… Ну, едешь в “Ночном рыцаре”.

Монтегю передернуло.

— Вот уж нет, — недовольно сказал он. — Мы в прошлом году на нем три города всего проехали, а меня потом мутило и полоскало всю неделю.

— Тебя же не заставляют в нем опять трястись! Просто представь. Вот едешь ты, например, два месяца. Представил?

— А можно полететь на метле?

— Нельзя! — свирепо припечатал Пьюси. Он обошел сгорбленную старуху, ковыляющую куда-то по своим делам, и продолжил: — Ладно, представь, что ты едешь в Хогвартс-экспрессе.

Монтегю заметно приободрился.

— Допустим.

— Не в купе! — строго добавил Пьюси. — А просто в общем вагоне. И тебе надо выбрать, кто из всех твоих знакомых едет рядом с тобой. Кто ближе, а кто дальше. Два месяца, прикинь как долго? Одни и те же рожи целый день.

— Как в школе, — буркнул Монтегю.

Пьюси отмахнулся.

— Нет, не так. В школе много места, где ты вечно сидишь один, а там никуда не уйти, надо болтать с ними и… Ну всякое. Играть. Слушать их. Поддерживать… — Он оглядел Монтегю с головы до ног, покривился и качнул головой: — Ладно, забудь про поддержку. Ну… Спать рядом с ними. Ссориться и мириться. Жрать вместе. Да просто видеть их. И так день за днем, пока тебя все не начнут бесить. Но кто-то меньше, а кто-то — больше. Но пересаживать на другие места их нельзя! Выбирай. Вот какую девчонку ты в итоге посадишь ближе всех, в того ты и… Вот меня бы ты куда посадил?

Маркус злорадно улыбнулся.

— На крыше места тоже есть? Если тебя там привязать и запечатать рот заклин…

— А тебя мы вообще с собой не взяли бы, — тут же перебил Пьюси. — Зануды нам в пути не нужны. Тем более, если бы ты и поехал, — он первый дошел до “Сладкого королевства”, остановился на пороге и ехидно добавил через плечо, — за нами тогда увязался бы Вуд. Мало радости сидеть рядом с ним!

И быстро забежал в дверь, ловко увернувшись от пинка Маркуса.


***


Не спалось.

То ли в комнате было слишком душно, то ли мешал шум дождя за фальшивым окном, но сон никак не шел. Маркус, полежав сначала на спине, перевернулся на бок, затем — на другой, потом полежал на животе, свесив ногу с кровати, но сон упорно не шел.

С другой стороны, первым уроком все равно были Прорицания, которые можно было прогулять. Маркус, слегка повеселев от этой мысли, вновь перевернулся на спину, закинул руки за голову и уставился в темный потолок.

Скорее всего, Вуд сейчас тоже не спал, потому что в понедельник им отменили тренировку, и наверняка он переживал из-за этого так, словно ему запретили играть в квиддич навсегда. Может быть, он тоже сейчас лежал и смотрел в потолок, размышляя о собственной никчемности, или о том, как…

Какая разница, о чем думал Вуд!

Маркус нахмурился, перевернулся на бок и закрыл глаза. На соседней кровати всхрапнул Монтегю; через несколько минут что-то сонно пробормотал Пьюси. Маркус, вспомнив прошедший день и поход в Хогсмид, перестал хмуриться и неожиданно для самого себя улыбнулся.

Пьюси точно однажды свалился с метлы вниз головой.

У него всегда был миллион идиотских идей, причем совершенно непонятно, откуда он их брал. Тайны, слежки, тесты и еще куча такого же хлама, непостижимым образом умещающаяся в его голове. Хогвартс-экспресс… Наверно, сейчас он во сне набивал целый вагон всеми, кого знал хоть как-нибудь, рассаживал их по креслам, раздавал указания оставаться на своем месте, сам при этом бегая как умалишенный по всему вагону.

Маркус вновь улыбнулся.

Если и ехать куда-то, то нужно было ехать одному. Сидеть, развалившись в мягком широком кресле, и разглядывать мелькающие за окном деревья, ровные зеленые луга, покатые холмы и тупых как Вуд коров, лупившихся на пролетающие мимо вагоны круглыми глазами. Продумывать в тишине выигрышную тактику, мечтать о новом Нимбусе, забыть про учебу, про остальной мир и наконец-то остаться в покое.

Надолго.

Правда, летом, когда мать с отцом уехали отдыхать на юг, а Пьюси свалил к своей древней как Хогвартс бабке, невыносимо скучно стало уже через неделю. Но дома можно было сходить на реку, позлить в болоте гриндилоу, полетать на метле или хотя бы полазить по чужим садам, а сидеть два месяца в полном одиночестве в одном-единственном вагоне?

Монтегю опять всхрапнул.

Вот его можно было бы взять с собой. Отсадить за пару рядов от себя и время от времени болтать о квиддиче, о каникулах, о доме и о… Маркус сердито ругнулся сквозь зубы. Да, о Вуде. Вот про него точно можно было болтать хоть два, хоть три месяца. Мечтать о мести, о чудовищном, самом разгромном поражении Гриффиндора за всю историю Хогвартса, о том, как Вуда снимают с должности капитана, и о том, как он в бешенстве крушит все вокруг себя.

Ну… ладно, капитаном пусть оставят. Иначе кого ставить на его место? Джонсон? С ней даже не подерешься. Очкастого мелкого Поттера? Маркус усмехнулся. Бэлл? Она тоже девчонка, а девчонки не имеют права быть капитанами. Просто потому, что… Ну просто. А рыжих с их идиотскими вечными шутками и подавно никто в здравом уме не назначил бы капитанами. Пусть оставят Вуда.

Пьюси опять что-то сонно забормотал, и Маркус, повернувшись на другой бок, попялился в темноте на его силуэт под одеялом.

В принципе, можно было бы взять и Пьюси. Не то чтобы очень хотелось, но не оставлять же его на два месяца в школе, пока они с Монтегю будут наслаждаться жизнью. Маркус представил себе длинный, почти бескрайний вагон и мысленно усадил Пьюси на самое дальнее место. Хотя, наверно, даже оттуда была бы слышна его бесконечная болтовня; Маркус добавил к фантазии перегородку посреди вагона, заглушающую все звуки, и приказал ей открываться не чаще, чем раз в день.

Ладно, два… Ну или три раза.

Надо было бы, конечно, еще взять кого-то из бывших… Затем, чтобы… А зачем? Чтобы… Просто так. Чтобы иногда не чувствовать себя одиноким. Например, Эдвардса.

От острой неприязни запершило в горле. Нет, пожалуй, белобрысого мудака, ненавидящего квиддич, но обожающего вертеться перед зеркалом, брать с собой не стоило. Можно было бы, правда, предложить билет на поезд Каллахэму, просто чтобы побесить Вуда, но… Нет. Решено. Монтегю и Пьюси. Достаточно.

Стало совсем хорошо. Маркус лег на спину, закрыл глаза, раскинул руки в стороны и поглубже зарылся в подушку. Да, такая компания вполне устраивала. Что там говорил Пьюси? Есть вместе, играть вместе, спать рядом, ссориться и мириться… В целом, все как в школе, разве только ссориться было бы не с кем.

В конце вагона внезапно мелькнула знакомая русая макушка.

Блядь!

Маркус быстро распахнул глаза, полежал, выгоняя из головы дурные мысли, затем сел на кровати и поправил сбившееся в ногах одеяло. Дождь за окном наконец-то прекратился, и стало совсем тихо. Маркус посидел еще с минуту, прислушиваясь к дыханию Монтегю, лег обратно на подушку и снова закрыл глаза.

Вуд все еще был в поезде.

Ушлепок стоял уже посреди вагона и, кажется, выбирал себе самое удобное место. Маркус, твердо решив с завтрашнего дня не говорить ни слова про надоевшего, сующего свой нос даже в фантазии, Вуда, не вспоминать о его существовании и о существовании Гриффиндора в целом, зажмурился и приказал себе спать.

Крошечные часы, стоящие на тумбочке Пьюси, издали тихий звон. Полночь. Значит, был еще шанс уснуть и успеть даже на Прорицания, что точно было лучше, чем представлять себе какие-то вагоны. Маркус вытянул ноги, задышал глубоко и ровно, стараясь попасть в такт негромкому дыханию Монтегю, и постарался избавиться от всех мыслей.

Потекли долгие минуты.

Веки расслабились; голова ощутимо потяжелела, и сознание слегка поплыло, больше не подчиняясь разуму. Долбанный вагон снова появился перед глазами, с каждым мгновением все больше и больше обрастая деталями. Кресла стали зеленее; на огромных окнах появились желтые занавески, а по полу распростерся длинный, непонятного цвета ковер. Пьюси что-то напевал себе под нос, и даже перегородка не заглушала его песню. Монтегю, слава Моргане, сидел молча, и пожалуй, с этими мыслями и можно было бы окончательно уснуть, если бы посреди вагона вновь не появился Вуд.

Сознание слегка прояснилось, выплюнув Маркуса из дремоты.

Какого хрена!

Маркус громко, протяжно зевнул, заставив Пьюси что-то недовольно пробормотать сквозь сон, и тяжело вздохнул. Ладно, в конце концов, Вуд занимал не так уж и много места в огромном вагоне, так что вполне можно было делать вид, что его тут просто нет. Да и если уж обязательно надо было взять с собой кого-то, с кем надо было драться, то лучшей кандидатуры на роль жертвы было не найти.

Это успокоило.

Маркус усмехнулся и попытался представить себе самое паршивое место в вагоне. Возле туалета? Там всегда пахло не очень, сновали туда-сюда ученики, наступая на ноги и толкаясь в проходе, так что, пожалуй, Вуду там было самое место.

Или лучше вообще в самом проходе. Посадить его на сундук в проходе возле туалета, и пусть наслаждается прекрасной поездкой. Сидит и лупится своими глазищами на всех, мечтая перебраться в уютное вагонное кресло. Именно так.

Маркус попытался ехидно улыбнуться, но расслабленные мышцы лица отказались подчиняться.

Хотя… С другой стороны, если Вуд будет говорить что-то с другого конца вагона, то его не будет слышно. Не то чтобы хотелось знать, о чем он там пиздит… Но иногда — когда удавалось подслушать, о чем он болтает с рыжими или девками из команды, — он выдавал толковые тактики и, в целом, достаточно неплохо разбирался в новых командах. И, кажется, его очень интересовало устройство метел, там что он мог и начать говорить о чем-то интересном.

Не будет же он два месяца молчать!

К тому же, место в проходе оказалось слишком близко к месту Пьюси. Не хватало еще, чтобы эти двое сошлись на почве любви к квиддичу и подружились: Пьюси легко мог заводить дружбу со всякими ушлепками, а Вуд может сделать это назло. Маркус, в красках представив, как Вуд ласково треплет Пьюси по плечу, а Пьюси в ответ зовет его в гости в слизеринскую гостиную, немного подумал, потом подумал еще — и придвинул сундук с сидящим на нем Вудом чуть ближе к себе.

Так было… лучше.

Хотя теперь слишком близко оказался Монтегю. Конечно, самого Монтегю мало интересовало соседство с кем бы то ни было, но неугомонный, вечно лезущий не в свое дело Вуд мог довести до невменяемого состояния даже покойника. Маркус сам видел, как однажды он, забывшись, спросил у слизеринского пятикурсника про домашнее задание, а другой раз, уткнувшись в свои схемы, случайно сел за слизеринский стол. С него станется начать болтать с Монтегю о погоде или, чего доброго, восхвалять перед ним свою команду.

И прощай, Вуд. Вылететь из окна поезда можно и без метлы.

Идиот.

Пришлось передвинуть сундук еще чуть ближе. От этого мысленного движения в животе неожиданно потеплело, словно к телу прижали подостывшую грелку; Маркус, свалив странные ощущения на переутомление после адски длинного дня и недосып, тут же позабыл о них и вновь вернулся к ставшему уже почти родным вагону.

Все остались на своих местах. Монтегю привычно пялился в какой-то журнал, наверняка отслеживая новости обожаемых “Нимбусов”; Пьюси уснул, прислонившись головой к окну, и при каждом движении поезда слегка стучался лбом о стекло. Вуд же сидел прямо, на паршивом дряхлом сундуке с инвентарем, но при этом с таким наглым выражением лица, словно восседал на троне короля Артура.

Немедленно захотелось ему вломить.

Схватить за грудки, подтянуть к себе и одним ударом сбить всю спесь с самодовольной, вечно улыбающейся рожи. Маркус, сообразив, что для этого придется встать и пройти через половину вагона, пусть даже и мысленно, лениво вздохнул, опять зевнул — и подтянул сундук к своему сидению.

Какая разница, в конце концов, где сидит Вуд? Раз уж не удается выгнать его из вагона, то пусть будет ближе всех, чтобы в любой момент можно было дотянуться и… ну… что-нибудь. Втащить по шее или просто пнуть ногой по колену. Мысли потекли совсем лениво; Маркус, уже засыпая, вдруг подумал, что Вуд совсем не выглядит здесь лишним. Он был таким же привычным, как Монтегю, таким же назойливым, как Пьюси, и он был… всегда. Ну, может, и не всегда, но вспомнить школу, прогулки в Хогсмид, обеды и ужины без присутствия рядом Вуда было уже тяжело.

Почти невозможно.

Вуд из фантазии, словно приняв это за приглашение, вдруг встал с сундука и без зазрения совести уселся прямо напротив Маркуса. Откинулся на спинку кресла, вытянул длинные ноги в проход и — совершенно немыслимое дело — улыбнулся! Улыбнулся так широко, словно решил продемонстрировать Маркусу, что даже после их драк все его белоснежные зубы абсолютно целы.

Это было уже слишком; даже идиотские фантазии, вызванные такими же идиотскими выдумками Пьюси, не должны были заходить так далеко. Маркус, вяло раздумывая над тем, что на такое можно было бы ответить в реальности, вдруг понял, что чувствует себя удивительно… хорошо. Хорошо и спокойно. Больше не хотелось ни драться, ни говорить, ни что-то делать; просто сидеть вот так, напротив Вуда, смотреть на его широкую улыбку, и чтобы он молчал или рассказывал что-нибудь про новые щитки, или просто разглядывал Маркуса, и чтобы за окном проносились деревья и луга, а Монтегю читал журнал, и где-то напевал дурацкую песенку Пьюси.

Хоть один день, хоть целый год.

Ощущение счастья, внезапно затопившее душу, было таким ярким, что сон лопнул стремительно, как мыльный пузырь.

Словно все было так, как надо.

Словно…

Словно Вуд и правда должен был сидеть ближе всех.

“Вот кого ты посадишь ближе всех, в того ты и…”

Маркус резко распахнул глаза и ошеломленно уставился в черный потолок.




***


— Не садись рядом с ним! — таким шопотом, что слышала, наверно, вся школа, предупредил Пьюси. — Маркус не спал почти три дня, убьет и не заметит.

Староста понял и торопливо убежал дальше по ряду, ища свободное место. Маркус тяжело вздохнул и прикрыл глаза.

Пьюси был прав: за три прошедших ночи удалось поспать всего несколько часов. Глаза слипались, тело отказывалось шевелиться, голова была неподъемной, но каждый раз, как только сознание начинало плыть, перед глазами вставал чертов поезд.

С чертовым улыбающимся Вудом на противоположном сидении.

Почему именно он? Маркус открыл глаза и оглядел всех, кто сидел рядом. Можно было запасть на кудрявую… как ее там… с пятого курса. Она была хорошенькой, только смеялась как вусмерть пьяная Трелони. Или на Пьюси, в конце концов, потому что тот хотя бы был все время рядом. Или на Деррека, с восторгом слушающего каждое слово Маркуса. Да хоть на Макгонагалл, Салазар бы их всех дери, но никак не на Вуда!

Маркус осторожно скосил глаза и посмотрел на гриффиндорский стол. Вуд сидел между рыжих близнецов; он не ел, чирикал что-то на пергаменте обкусанным на конце пером. Впрочем, что именно, понять было несложно: на носу была финальная игра, и Вуд наверняка составлял новую гениальную схему. Он остервенело потыкал пером в какую-то точку на пергаменте — Маркус сильно понадеялся, что там нарисован не он сам, — прочирикал пару линий и неожиданно поднял голову.

И посмотрел прямо на Маркуса.

Тело прошибла дрожь; Маркус быстро отвел взгляд и растерянно потянулся к булочкам, стоящими рядом с рукой. Это было нелепо и смешно — ну и что, что он смотрел на Вуда, он всегда на него смотрел! — но сегодня вдруг показалось, что все вокруг всё поняли. За столом Хаффлпаффа кто-то хихикнул; Блейз наклонился к уху Малфоя и что-то быстро прошептал. Малфой засмеялся. Над чем? Даже за учительским столом произошло какое-то оживление; Маркус, чувствуя, как обжигающая паника подбирается к груди, откусил сразу половину булки и строго приказал себе успокоиться.

Нихрена не помогло.

— Вот смотри, — важно сказал Пьюси, заставив Маркуса вздрогнуть от неожиданности, — что я говорил? Вуд опять пялится на тебя.

Блядь!

Булка встряла в горле. Маркус закашлялся, плеснул в бокал воды и осушил его за пару больших глотков.

— И это уже третий раз за последние пять минут, — ничего не замечая, продолжил Пьюси. — Даже за врагами не следят так часто! Что ты можешь сейчас сделать, чтобы надо было так пялиться? Плюнуть ему в тарелку через два стола? Или испепелить дыханием после чесночного хлеба?

— Прекращай этот бред, — недовольно сказал Монтегю, избавив Маркуса от необходимости что-то отвечать. — Флинт и так из-за тебя три ночи не спит. Боится, наверно, что Вуд влезет к нему в постель.

Пьюси охнул и отложил вилку в сторону.

— Так ты из-за этого?! Правда?

— Конечно, из-за этого, — опять встрял Монтегю. — А ты бы не испугался? Представляешь, видишь ты свои сладкие сны, и вдруг тебя кто-то начинает лапать под одеялом. Открываешь глаза — а это Вуд. Ты бы так орал от ужаса, что весь замок проснулся бы.

Примерно это и представлялось в последнюю ночь, только вызывало совсем другие чувства; Маркус, проклиная и Пьюси, и Монтегю, и всю их глупую болтовню, уже открыл рот, чтобы приказать всем заткнуться, но Пьюси успел заговорить первым:

— Вуд на такое не способен. У него мозгов не хватит узнать наш пароль, а смелости влезть в нашу спальню — и подавно. Хотя я вчера слышал, как кто-то ходил за дверью туда-сюда. Бурчал что-то себе под нос. Что, если?..

— Да заткнись ты уже! — рассердился Монтегю, и на сей раз Маркус был с ним совершенно согласен.

Пьюси смутился.

— Ну… — неохотно пробормотал он, — ладно. Признаю, может быть, я и ошибся. Вуд сегодня болтал на первом этаже с Каллахэмом и, вроде бы, они опять… Вместе, что ли. По-крайней мере, Каллахэм выглядел жутко довольным. Может быть, Вуд просто дурак, вот и смотрит. Но я буду продолжать наблюдение!

Живот неприятно скрутило; Маркус отложил остаток булки на тарелку и снова посмотрел на гриффиндорский стол, избегая встречаться с взглядом Вуда. Каллахэм сидел неподалеку от Поттера и выглядел и правда ужасно довольным жизнью. В животе опять потянуло, как будто там шевелилось что-то живое, липкое и очень мерзкое; Маркус, даже не успев подумать, что делает, встал с лавки и решительно направился в сторону гриффиндорского стола.

— Эй! — удивленно крикнул Пьюси в спину. — Маркус, ты куда?

Вот теперь все взгляды и правда устремились в его сторону.

Да и плевать!

Вуд всегда умел соображать быстро: раньше, чем Маркус успел подойти к столу, его глаза уже сощурились, а плечи напряглись, как бывало всегда перед дракой. Он приподнялся на лавке, и долговязые рыжие тут же приподнялись вслед за ним, как верные псины. Джонсон, сидящая чуть дальше, угрожающе махнула вилкой, Спиннет резко обернулась, а мелкая Бэлл, которую можно было раздавить двумя пальцами, нахмурила белобрысые брови.

Команда, блядь. Два столба и три блохи.

И один ушлепок.

— Надо поговорить, — сказал Маркус. Рыжие синхронно фыркнули, и Маркус окончательно рассердился: — Отбой, шавки. Просто поболтать. Ртом, без рук.

Вуд покраснел.

— Чего ты хочешь, Флинт? — мрачно спросил он, садясь на место. — У меня нет секретов от команды, говори здесь.

— А выйти со мной боишься?

Вуд скривился так, словно увидел что-то крайне неприятное.

— Тебя даже мыши не боятся. Чего тебе надо? Говори или проваливай отсюда.

Маркус огляделся. За гриффиндорским столом все позабыли про обед в ожидании ответа. Гребанный ублюдок Каллахэм сидел и довольно скалился, как Филч, увидевший ученика в коридоре после отбоя. Злость, перемешанная с усталостью от недосыпа, колола изнутри как сломанная кость; Маркус, не выдержав, распихал сидящих на лавке первокурсниц и сел между ними, прямо напротив Вуда.

— Знаешь “Ночной рыцарь”?

И Вуд растерялся. Его напряженные плечи поникли; он несколько секунд молча смотрел на Маркуса, а затем изумленно пробормотал:

— Что?

— “Ночной. Рыцарь”, — почти по буквам проговорил Маркус, начиная волноваться. В горле пересохло. Зачем вообще нужно было сюда подходить? Мысли путались и расплывались, но и отступать было поздно. — Такой поезд с одним вагоном. В нем едешь ты и два рыжих. Кто еще?

— Что?!

Маркус ругнулся. Первокурсницы пискнули, а Джонсон показала кулак. Наверно, у Пьюси все получилось бы лучше. Наверно, он нашел бы правильные слова, сумел рассказать все, что хотел, всего парой предложений — но Маркус никогда не обладал красноречием и богатой фантазией.

Тем более в такой ситуации.

— Еще Джонсон, — немного подумав, добавил Маркус. — И, наверно, сундук с инвентарем и три метлы. Куда бы ты поставил метлы, Вуд?

Вуд округлил глаза, посмотрел сначала на одного рыжего, затем — на другого, и снова перевел взгляд на Маркуса.

— Больничное крыло открыто круглосуточно, Флинт, — обескуражено сказал он. — Тебя проводить туда?

Такой шанс Маркус не собирался упускать.

— Да, — уверенно сказал он, поднимаясь с лавки. Первокурсницы с облегчением выдохнули. — Да, прямо сейчас. Пошли, Вуд.

И быстрым шагом направился в коридор, чувствуя прожигающие спину взгляды всего Гриффиндора.


****


— Что ты затеял, Флинт? — сердито спросил Вуд, едва двери Большого зала затворились за ним. — Не ври, что болен!

Все это было ужасно глупо, подумал Маркус. Раньше, оставшись наедине, они немедленно начали бы орать друг на друга, или драться, и это было во много раз проще, чем подбирать какие-то слова. Раньше можно было ответить Вуду что-то такое, что заставит его покраснеть, сжать зубы и первым броситься в бой, но сейчас хотелось совсем другого.

Чего именно “другого”, Маркус не смог объяснить бы даже себе.

— Что ты вылупился? — так же сердито спросил Вуд. — Какой “Ночной рыцарь”? Это автобус, а не поезд! И где ты видел поезда с одним вагоном?

А, ну да.

— Точно, — согласился Маркус. — Ну… пусть автобус. Только с одним этажом и без кроватей. Ты на нем едешь.

— Куда?

— Просто… едешь, — запнувшись, скалал Маркус, удивляясь, как язык вообще несет такую чушь. — Два месяца. И тебе надо кого-то с собой… ну… взять. Кого-то кроме метел.

— Да куда я еду-то?!

— В никуда! — гаркнул Маркус. — В никуда, блядь, ты едешь! В гости к защитнику “Паддлмир Юнайтед” на другом конце света! Два месяца!

— В автобусе с метлами?!

Он точно был тупой!

— Да хоть на кентавре! — заорал Маркус. — Представь, что ты два месяца скачешь на кентавре, и тебе надо кого-то взять с собой!

— Что ты несешь? — так же заорал Вуд. — В чем подвох, Флинт?!

Блядь!

Маркус задышал глубоко и медленно, пытаясь вернуть утраченное спокойствие. С Вудом невозможно было иметь никаких дел; надо было вернуться в свою комнату, лечь в кровать и мысленно усадить в поезд всю школу, кроме него. Набить вагон до отказа, даже туалет, чтобы даже при всем желании он не смог туда пролезть.

Эта мысль развеселила. Представив себе Вуда, пытающегося протиснуться в едва приоткрытое крошечное оконце, Монтегю, выталкивающего его обратно, и Пьюси, скачущего с громкими воплями вокруг всего этого безумия, Маркус не удержался и громко хмыкнул. И сразу же почувствовал себя немного лучше.

Зато Вуд тут же напрягся.

— Ты мне улыбаешься? — с тревогой спросил он.

Кажется, его напугало это больше, чем любая угроза. Маркус, еще немного повеселев, прислонился плечом к стене и крепко задумался. В конце концов, что случится, если просто сказать? Ничего. Свидетелей нет, а в преддверии финального матча, когда в ход шли любые грязные уловки, чтобы сломать противника, никто не поверит словам Вуда.

Если он вообще кому-нибудь когда-нибудь расскажет.

— Это просто тупой тест, — негромко объяснил Маркус, отчаянно надеясь, что именно сейчас никому не придет в голову выйти из Большого зала. — Про автобус. Ну или поезд. Представляешь, что ты прешься куда-нибудь в нем несколько месяцев. И запихиваешь в него всех, кого готов терпеть столько времени целыми днями. Разных рыжих, Поттеров и остальных… А ближе всех, на соседнее место, сажаешь того, с кем… — Маркус на секунду прикрыл глаза, справляясь с участившимся сердцебиением, сглотнул вязкую слюну и быстро добавил: — С кем ты хотел бы замутить.

Вуд дернулся. Он побледнел и сжал губы так, что они совсем потеряли цвет, скрестил руки на груди, а затем холодно сказал:

— Ясно. Тебе рассказали. И что тебе надо от меня?

Хрен поймешь, что значила его реакция. Он краснел и покрывался пятнами от злости, синел от ударов в лицо, но таким бледным Маркус не видел его никогда. Впрочем, времени выяснять это не было: Вуд уставился так пристально в ожидании ответа, что Маркус тут же забыл его вопрос.

— В общем, — растерянно сказал он, лишь бы что-то сказать, — ну… Если бы вдруг случайно… Или не очень случайно… Даже специально, наверно… — Вуд недобро нахмурился, и Маркус окончательно решился: — Если бы в моем вагоне было только одно свободное место, прямо рядом со мной, и я мог дать тебе билет… ты бы поехал?

Вуд презрительно подернул плечами.

— А ты бы дал? — так же холодно спросил он.

Как будто теперь был выбор!

— Дал бы, — честно сказал Маркус. — Так ты бы поехал?

Наступила тишина. Вуд просто стоял каменным истуканом, только краски постепенно возвращались в его лицо. Он молчал; Маркус, не зная, что еще сказать, тоже молчал, ожидая ответа. Дверь скрипнула; из Большого зала вышли те самые гриффиндорские девчонки, неодобрительно поглазели на Маркуса, с восторгом — на Вуда, и убежали по своим делам. Значит, обед подходил к концу, и времени оставалось все меньше, но Вуд продолжал молчать.

В принципе, все стало понятно и без слов.

— Лад... — мрачно начал Маркус, но Вуд перебил:

— Если ты серьезно, то… поехал бы.

В душе ухнуло так, словно туда поселили целый совятник; Маркус отлепился от стены, попытался что-то сказать — но глупые мысли никак не хотели складываться в связное предложение. Дверь снова скрипнула, кто-то прошел мимо, зазвучали голоса, но сосредоточиться на чем-то, кроме лица Вуда, оказалось невозможно.

Он улыбался.

И Маркус поймал себя на том, что улыбается сам.

— Хорошо, — наконец-то сказал он, разрушая молчание. — Ну… отлично. Можем встретиться после нашей тренировки… в семь, например, возле поля. Поболтать про…

Про что именно, Маркус так и не придумал. Голосов стало больше; Вуд что-то сказал, но разобрать его слова в поднявшемся гомоне стало невозможно. Из Большого зала вышли Джонсон и Спиннет, заметили Вуда и потащили его за собой по коридору.

Но уже почти скрывшись из виду, он обернулся и крикнул:

— Только не про поезда!

И впервые в жизни Маркус был с ним совершенно согласен.

---

Боже, я вошла сюда. Неужели, в самом деле. Я думала, все уже умерло: ни обновлений, ни писем на почте, ничего. В дневник не войти, ни одна страница не работает. А тут надо же, не прошло и года (прошло). 
Есть кто живой?
Пс. Нашла на умылке несколько писем про старые работы. Ребятушки, я не сохраняю свои тексты, я не помню, где они были опубликованы и как назывались даже про что - и то не помню. И на какой битве - тем более. Увы, я не помощник в поиске. У меня есть вордовские документы, и если ну прям надо будет, я могу там пошарить, но там куча недописанного хлама, мне нужно хотя бы примерно сюжет текста, который вы ищете.

---

О ЗФб :-))

Даже не знаю, что сказать... Я в жизни так все не проваливала)) Хотя сейчас придет wakeupinlondon и скажет, что все было отлично, но просто

Потому что состояние мое зимой было вот такое:


:-))) Я думала о поездках, планировала гостиницы (все накрылось, да. уйма денег потеряна из-за коронавируса. поеду в санаторий под домом), и как-то совсем мало думала о текстах.

Во-первых, чертову гарридраку я начала писать сто лет назад, потом потеряла почти все написанное, потом ближе к осени взялась опять - и похерила из-за сроков половину смысла (( Ни Лидия тетрадь Драко не отдала, ни начальник его не подставил - ничего, просто скомкала концовку и отдала за пару дней до выкладки.
Мне стыдно. Я исправлюсь. Я уже начала писать на следующую зиму, чтобы не косячить так страшно.

Флинтвуд писался вообще в рекордные сроки, наделала там ошибок море, потом написала маленький драббл за час и там умудрилась налажать:-)))))) Даже не стала просить исправить, пусть служит напоминанием, как не надо писать:-)
А впрочем


Мне очень додали флинтвуда, спасибо огромное Персе и wakeupinlondon, я прямо пищала от восторга, когда читала. Очень юстово, очень здорово, буду читать и перечитывать. Мне вообще всего додали, додала ли я... ошибок точно додала
wtfk2020.diary.ru/p219146909.htm наш деанон
мой флинтвуд: wtfk2020.diary.ru/p219027863.htm?oam#more2

А, и впервые попробовала себя в выпечке челленджа. Мне понравилось печь и есть:-))) марципановые пирожки - очень вкусно, рекомендую.

А, и еще взяла на себя обязанность отвечать в общих темах на комменты - и мне перестали приходить письма с дайри ВООБЩЕ, кроме обзоров ГП, дневника mell shell и напоминаниях о днях рождениях. Просто пиздец, простите, я рада, что битва переезжает. Простите, кому не ответили в общих темах, я старалась следить ручками, а потом

офигенная команда, если позовут еще зимой, обязательно пойду.
Спасибо большое всем, кто нас читал и нас комментил.

---

У нас на битве в команде Слизерина есть чудесный флинтвуд)) Кто не читал - велкам) Очень неожиданные персонажи, я давно не читала таких "других" героев, чем обычно. Замечательный Оливер, Флинт - лапушкааа...
В общем, кто нет - завидую, я перечитала уже трижды и мне мало.

wtfk2020.diary.ru/p218890508.htm

И остальные работы команды прямо

---

Мы деанонились! Мне очень, очень понравился формат БП, заставляет выйти из привычных каких-то рамок и думать что-то новое. Я бы еще сыграла, наверно, пусть и не за команду флинтвуда. Даже за каких-нибудь отщепенцев совсем, потому что после того, как я однажды деанонилась с командой на 150 или 160 каком-то месте, голосование меня больше не пугает:-))
Мне додали:-) Не знаю, додала ли я, но очень на это надеюсь) У нас такая хорошая команда была!

о голосовании

И узнала, что у меня за 8 лет в фандоме всего 2 жалких страницы открыты) а я то думала, у меня так много работ)) Хорошо хоть в предпоследний день влезла в первые голосования и увидела, что мои голоса убрали. Мне стыдно, что мои первые драбблы пришлось ненадолго открыть, даже несмотря на то, что орги их не смотрели но блин неет. зато потом пошустрила и закрыла вообще все г по максимуму)))

О своем

Если бы я могла, я бы спалила "черный квиддич" и "находку" к собачим ебеням. Да, я злюсь на себя. И если для находки у меня еще есть оправдание - на весь текст было ровно два дня, и в это же время приехала Люмос из Питера, и гости, и внезапно муж! и 17 страниц я написала буквально за пару часов, - то для "черного квиддича" оправданий нет. Это тот случай, когда блядь даже сова трескается от натягивания ее на глобус. Просто мне влезла одна идея в голову, и я мусолила ее неделю, и понимала, что не осилю, и блин все равно она не отпускала... но блин зато за два дня до выкладки - айнане, гуляй, вася, пиши что хочешь. я тебя покидаю. стерва.

О не своем

Внезапно больше всего на битве понравился текст Люциус/Гарри про круиз. Я не люблю Люциуса, совсем, но идея меня прям цепанула. Почему она не моя Текст больше хоррор, конечно, и его было бы здорово довести до хоррора, но дедлайны, другие выкладки... все понятно. Но даже так мне понравилось прям очень.
battleofpairings.diary.ru/p217583360.htm

и да

очень зашло у них "вся любовь мира" battleofpairings.diary.ru/p217562147.htm

Драрри молодцы, хуже остальных команд, конечно, но редкопейринг смогли вытянуть. Жаль, что натащили одних миников, нечего было читать. Ну, надеюсь, к следующей игре они подкачаются.

Драрри реально молодцы, конечно, мне додали просто с головой) Правда, выкладки одна длиннее другой, приходилось читать в дороге на работу (а я езжу на велосипеде ). Очень зашло у них практически все, кроме, пожалуй, про маховик перевод - осталось как-то много вопросов к автору. Но все равно зашло, жаль было, когда он кончился.

Еще очень понравился Невилл/Драко первый внеконкурсный текст. Прекрасно написан.

А вот по стилю, наверно (и по моему любимому черному юмору) больше всего понравился Снейп/Драко про оживление Снейпа (блин, че я названия не запоминаю). Мне нравятся "быстрые" тексты, когда ты его сжираешь - я завидую авторам, которые так умеют, потому что сама мусолю предложения на пять строк.
battleofpairings.diary.ru/p217498418.htm


Мои работы:

battleofpairings.diary.ru/p217501064.htm взрослая жизнь, приключения
battleofpairings.diary.ru/p217524933.htm черный квиддич. это не мое, подкинули, блин.
battleofpairings.diary.ru/p217559060.htm адская смесь. оч люблю этот текст, хотя и знаю, как не прикольно читать тексты без диалогов. и все равно он мой любимый.
battleofpairings.diary.ru/p217580758.htm неправильный ответ. люблю Пьюси) Блин, может, вкатать про него макси - да и забыть..
battleofpairings.diary.ru/p217619552.htm находка. тоже не мое, ниче не знаю
battleofpairings.diary.ru/p217632028.htm в каморке.

---

немагичка

Маркус давно перестал следить за событиями на экране. Неудержимо клонило в сон, глаза слипались, но в фильме то и дело начинали кричать и звать какую-то Гермиону, отчего он тут же просыпался. Оливер же следил за действиями со все возрастающим любопытством, даже свесился с кровати, все ближе подвигаясь к телевизору и все дальше отползая от Маркуса.

Вот этого он стерпеть уже не смог.

— Давай спать.

Оливер не услышал: на экране змея-переросток погибала с таким жутким скрежетом, что Маркусу даже стало ее жаль. Оливер же, только вчера рассуждающий о том, что можно завести кошку и вообще животных нужно любить, сейчас, кажется, радовался ее смерти больше, чем победе на чемпионате мира, и зачарованно наблюдал, как мертвая туша валится в мутную воду.

— Вуд!

— М-м?

— Давай спать.

— Сейчас. Тут пятнадцать минут осталось.

— Досмотришь завтра.

— Да погоди ты! Сейчас он… Он…

Оливер то ли не договорил, то ли Маркус попросту вырубился: в любом случае, продолжения он не услышал. Когда в следующий раз сознание немного прояснилось, комнату уже поглотила темнота, а Оливер ерзал рядом, устраиваясь под тяжелым одеялом.

На грудь легла обжигающе-горячая рука, и по телу пробежала волна мурашек.

— Наши победили? — поежившись, пробормотал Маркус.

— Да, — отозвался Оливер. Он положил голову Маркусу на плечо и поерзал еще немного, вминая себе ямку в матрасе. — И домовика освободили.

— Кого?

— Как ты смотрел?

— Никак, — честно сказал Маркус. Один глаз отказался открываться, поэтому он закрыл и второй. — Муть какая-то с голосами и змеями. Не люблю змей.

— Хм.

— Что?

— Просто подумал, что если бы ты был в том фильме, то точно попал бы в Слизерин. А они там все в змеях ходят.

Маркус протяжно зевнул.

— На шею вешают, что ли?

— Нет, — сказал Оливер. — У них животное-талисман — змея. Изворотливая и хитрая. А у Гриффиндора — лев.

— Ага, — понятливо сказал Маркус. — Ты-то, конечно, был бы львом.

Оливер, заразившись, тоже зевнул, и закинул ногу на ноги Маркуса. Он помолчал, раздумывая над вопросом, хотя Маркус не особо-то ждал ответ. За окном на короткое время стало шумно — пронесся мотоцикл, оглашая округу ревущими звуками и рисуя на стене пятна света, — и вновь наступила тишина.

— Ну, — наконец протянул Оливер. — Гриффиндорцы храбрые, честные и благородные. Я храбрый.

— И честный, — насмешливо добавил Маркус, понемногу просыпаясь. — Вчера обещал посуду помыть, а сегодня она так и стояла в раковине, пока мне не надоело на нее смотреть.

— Я не успел!

— И куст постричь обещал. Соседи скоро жалобу напишут.

— Он сам со дня на день осыпется. Подождут еще недельку.

— А твое благородство до сих школьная медсестра вспоминает. Помнишь, как она восхищалась, когда ты мне шею чуть не сломал?

Голова Вуда оторвалась от плеча Маркуса и загородила собой мутный свет, льющийся из окна.

— Это было случайно. Ты сам напросился.

— Так напросился или случайно?

— И то, и другое, — пробурчал Вуд. — Нет, слушай, и правда! Представляешь, как было бы здорово, если бы у меня была волшебная палочка? Махнул — посуда помыта. Махнул еще — куст подстрижен. Что угодно можно делать, даже не вставая с дивана. И…

— И рука отсохла от постоянных взмахов, — добавил Маркус. — Или с твоим везением ты такого бы наколдовал, что все в ужасе бы бежали. Давай спать.

— Ты не умеешь мечтать. Ну представь, ты мог бы летать на метле — разве не здорово? Или играть в квиддич.

Маркус нахмурился.

— Это что? Слово смешное… А, это где куча разных мячей и один маленький?

Оливер кивнул.

— Можно было бы нестись наперегонки над землей, — со вздохом сказал он. — Там были бы только облака, мы и ветер. Улетали бы далеко-далеко, чтобы никакие журналисты не нашли. А на квиддичном матче я был бы вратарем. Или нет — охотником. Точно охотником, я сильный и быстрый. А ты бы был вратарем.

— То есть я медленный и слабый?

Оливер усмехнулся. Глаза вновь начали слипаться; Маркус потянулся, перевернулся на бок и подложил руку под щеку.

— И мы бы с тобой играли в разных командах, — воодушевленно продолжил Оливер. Кажется, поспать сегодня не светило. — Ты за Слизерин, а я за Гриффиндор. Я был бы капитаном! Будил бы всех в пять часов утра, чтобы тренироваться до самого вечера, потому что у меня была бы лучшая команда на свете. А с тобой мы бы были главными соперниками. А однажды подрались бы прямо на поле, попали бы в Больничное крыло и там я бы признался тебе в любви.

— И чем это отличается от нашей реальности? Тем, что мы оба попали в больницу, а не в твою магическую палату?

— Ну… мы же не играли в квиддич.

— Зато играли в футбол.

— Это не то, — упрямо сказал Оливер. — Над землей наверняка совсем другим впечатления. Представляешь, какой там адреналин: ты должен не только забить в ворота… в кольца, но и постараться не упасть. А ты мог, например, сбить меня с метлы бладжером. А потом тебя замучила бы совесть, ты бы пришел ко мне, больному и израненному, в Больничное крыло и сам бы меня лечил. Менял бы повязки… Смешил бы меня. Мазал бы всякими липкими зельями… везде...

Последнее слово прозвучало подозрительно мечтательно. Маркус хмыкнул.

— Так там же достаточно махнуть палочкой?

— А ты бы мазал. Руками. Я бы стонал, а ты так осторожно втирал бы мне зелье в кожу… и гладил бы самыми кончиками пальцев от самой шеи до...

— Я могу тебя и так намазать, — перебил Маркус, чувствуя, как стремительно убегает сон. — И снаружи, и внутри. Прямо сейчас. Хочешь? И никакой магии не надо.

— Ты не умеешь мечтать, — расстроенно сказал Оливер. Его рука скользнула по боку Маркуса, потянулась вниз, к паху, и, вопреки его утверждению, Маркус тут же вообразил себе десятки волшебных способов провести остаток ночи. — Представь, какой мог бы быть секс, если бы я, например, удлинил себе язык, сделал его таким тонким на конце и немного...

Договорить Маркус ему не дал: терпение никогда не входило в список его достоинств. Может быть, Оливер был и прав; может быть, с магией действительно можно было бы сотворить много всего интересного... Но через двадцать минут Маркус мог с уверенностью сказать, что и с обычными языками они справились совсем неплохо.

---

Я перечитала Проклятое дитятко, и Гарри чета там такой.. буэ) Маленькая месть

Персонажи: Флинтвуд, Гарри, Гарридрака на заднем плане.
Все плохо, драма-пичаль, не вычитано.


— Мать пирогов пыталась с собой впихнуть, — шепотом поведал Зак. Он тепло улыбнулся и тут же покачал головой. — Я спрашиваю: “Мам, ты хоть понимаешь, что я не могу брать их в укрытие? Умопомрачительный запах твоего тыквенного пирога выдаст нас с потрохами”.
— А она? — так же шепотом спросил Рори.
Зак развел руками.
— А она говорит: “Бурчащий от голода живот выдаст вас гораздо быстрее”.
Гарри улыбнулся. Мать Зака уже год снабжала весь отдел выпечкой, и Гарри всерьез стал опасаться за физическую форму своих сотрудников. Но если он и сам время от времени не мог удержаться, чтобы не заглянуть в столовую и не урвать себе кусок пирога, то надеяться на сдержанность младших авроров и вовсе не приходилось.
В удлинителях ушей послышался скрип открываемой двери, и улыбка слетела с лица.
— Замолкните, — приказал Гарри. — Он вошел.
— Здравствуйте, док.
— Здравствуйте, мистер Флинт. Присаживайтесь.
— Спасибо. Это там что, Хогвартс?
— Магическое окно, мистер Флинт. Меняет вид в зависимости от настроения клиента.
— Думаешь, я хочу обратно в школу? Нет, док, я ей наелся на всю жизнь, знаешь ли. Поменяй на квиддичное поле.
На короткое время наступила тишина, затем голос доктора Коула спросил:
— Так лучше?
— Намного, док. Напоминает старое поле в Кардиффе, только там половина трибун уже обвалилась.
— Называйте меня доктор Коул.
— Доболтались. Это что за кубок?
— Мистер Флинт, вы же пришли не за тем, чтобы говорить об остановке моего кабинета?
Флинт хохотнул.
— Не, док. Дело у меня к тебе. Малфой сказал, что лучше тебя никого нет по этим всяким… штукам с головой.
— Мистер Малфой так и сказал: “Штукам с головой?”
— Мистер?.. Какой он тебе мистер? А, док… доктор Коул, ты думаешь, я про старшего. Нет, малой который, Драко. Он долго что-то пиздел про твои звания, я не запомнил, но суть уловил: ты лучший.
— Что ж, благодарен за столь высокую оценку. Итак, мистер Флинт…
— Хочешь сразу к делу? Ну правильно, я тоже так люблю. А то бывало выйдешь на поле, а тренер как начнет пиздеть про тактики и стратегии, хоть ляг да помри. Нет чтоб взлететь да смотреть уже по…
— Мистер Флинт.
— А, точно. К делу, говоришь… м-м… Короче, есть у меня… один…
— Один что?
Флинт прокашлялся.
— Ну… Друг.
— Не переживайте, мистер Флинт, все, что вы говорите, останется между нами. Все ваши тайны…
— Да какие тайны, об этом каждый уже жужжит! После статьи суки Скитер весь мир знает о нашей с… м-м… ним жизни больше, чем мы сами.
— Я понял, о ком вы.
— А, почитываешь дерьмовые статейки на досуге, да, доктор Коул? Да не красней, все их читают.
— Значит, вас беспокоит, что ваша с мистером Вудом… связь стала известна общественности?
— Да плевал я на эту общественность! Про Поттера что только не говорили, называли больным ублюдком, а сейчас вон какой важный стал, грудь колесом, нос в небо, все в рот ему смотрят. Кто теперь вспомнит, что у него в голове голоса с разумом спорили?
Рори и Зак с огромным интересом уставились в землю. Гарри вздохнул и ярко представил себе все подколки в ближайшие пару месяцев.
— Тогда что вас беспокоит?
— Мне тридцать один.
— Тревожитесь о своем возрасте?
— Слушай, доктор. В квиддиче тридцать один — это жопа, понял? Конец близок, ползем к могиле. Молодняк обступает тебя со всех сторон и ждет не дождется, когда ты с метлы упадешь и череп себе проломишь.
— Вы преувеличиваете, мистер Флинт.
— Это я еще берегу тебя, доктор. В квиддич дети не играют, там либо ты, либо тебя. И в двадцать все намного проще.
— Но и вам еще не сорок.
— Но и не двадцать. Тебе простят косяк, когда ты только пришел в команду, но когда тебе тридцать один, каждый молокосос готов отправить тебя на пенсию за любую ошибку. Если ты не профессионал, то шансов нет.
— Но вы профессионал. Я читал, что вы были самым высокооплачиваемым игроком Британии за прошлый год.
— В прошлом году я еще не встретил Вуда.
— Вы думаете, что…
— Слушай, я ничего не думаю, это твоя работа. Понимаешь, он как подкатил ко мне, так все пошло наперекосяк. Сначала то ничего, играли спокойно, Вуд и Вуд, ну в одной команде, а потом меня как переклинило.
— Что вы имеете в виду?
— Что-что… Ну смотри, доктор: квоффл летит, мне перехват делать нужно, и тут я вижу, что в сторону Вуда бладжер прет! И загонщиков вокруг ни одного, и Вуд в сторону смотрит. Ну, думаю, собьют — и ладно, меньше башкой по сторонам крутить будет, а сам уже к нему лечу!
— Спасать?
— Не, доктор, добить за тупость! Конечно, спасать! И головой то понимаю, что ничего с ним не будет, а тело как чужое. И паника еще эта…
Флинт вздохнул, громко и тяжело, и уши защекотало легким дребезжанием удлинителей.
— Какие конкретно симптомы вы называете паникой?
— Какие… А. Да паника, сечешь? Руки трясутся, глаз дергается… Не, ну глаз то не дергается, но жуть как хреново, когда Вуд на поле выходит. Он же дурной совсем, несется сломя голову то под бладжер, то в кольцо, в Мунго уже место для него отвели. Вообще тормозов нет.
— Мис…
— Не, погоди, доктор. Его-то всегда вылечат, но это меня страх как отвлекает от игры. Я за прошлую тренировку вбил всего два квоффла, потому что Вуд решил новую тактику опробовать. И сказал мне об этом перед игрой. Ты, доктор, его тактик не видел, это либо глубокая могила, либо месяц в Мунго.
— И всю игру…
— Да я вообще не в себе был! Зачем-то за снитчем полетел вместо ловца… Тренер сказал, что такими темпами я быстро на скамейку запасных отправлюсь. И отправит же. Это на вас за прошлые заслуги медали вешают, а у нас если на скамейку сел, то сразу все о тебе забыли. Мы в высшей лиге, а я играю, как будто первый раз на метлу влез.
— А вы не рассматривали возможность сменить команду?
— Ты чего, док? Соколы сейчас на вершине мира, спонсоры в очередь выстраиваются, кто их променяет на захолустье? Вуд даже из своих Паддлмиров сбежал, хотя в школе орал, что лучше команды нет.
— Ясно. Подытожим, мистер Флинт: после прихода мистера Вуда в вашу команду у вас начались приступы паники из опасения за его жизнь. Вы…
— Да не после прихода, говорю же! Сначала все нормально было, а потом он подкатывать начал. А покажи мне, говорит, Флинт, свою метлу! Я пока понял, что за метлу он имеет в виду, уже поздно было. И сам не заметил, как… м-м…
— Влюбились?
— Ну ты понял быстрее, чем я. У меня до него таких штук пять было, тоже с рожами что надо, а этот все равно другой какой-то оказался. Вроде и думаешь, что пора с этим кончать, а сам утром домой от него уйти не можешь.
— И какого рода помощь вы ожидаете от меня?
Гарри задержал дыхание.
— Слушай, док, — медленно произнес Флинт. — Достало меня это все. Сам я от него уйти не смогу, пробовал уже, еще хреновее играю. А Малфой сказал, что ты можешь раздобыть одно зелье… Такое, какое разом избавит от проблем.
— Я не понимаю, о чем вы, мистер Флинт.
— Да брось, тут все свои. Я свою метку еле вывел. Видишь след?
— И все равно…
— Точно, Малфой передал: “Мандрагоры на левой грядке поспели”. Это пароль или я чего не догоняю? Ты же доктор, док, ты должен помогать. Слушай, я двадцать лет шел к победам и не собираюсь отдавать все за чью-то задницу, даже вудовскую. Он, конечно, отличный любовник, в квиддиче сечет и все такое, но таких много, а мне играть осталось от силы лет семь. Ты же не хочешь, чтобы я провел эти семь лет на скамейке запасных? Знаешь, какие гонорары мы получаем за победу в основном составе и что остается остальным? Не хочу получать как задрипанный клерк в министерстве. Если тебе нужен Непреложный и всякие такие дела, без проблем вообще, и деньги не проблема, если…
— Откуда ты знаешь младшего Малфоя?
Больше в голосе доктора Коула не было прежней мягкости, да и от добродушия мало что осталось. Гарри, уловив эту перемену, криво улыбнулся.
Флинт фыркнул.
— Так мы в одной команде в школе играли. Папаша его нам метлы купил, а мы его за это ловцом взяли. Не лучший, конечно, но тогда нам выебываться не с руки было. Да и на войне мы с ним немало дерьма хлебнули, когда Темный Лорд окончательно съехал с...
— Помолчи.
Следующие пять минут в кабинете стояла тишина. К сожалению, подсмотреть, что там происходит, возможности не было, и Зак начал заметно беспокоиться.
— Не сломается, — тревожно прошептал он Гарри на ухо. — Слишком долго молчит.
Гарри махнул рукой.
— Сломается. У него долгов на пару десятков тысяч из-за ставок и бывшие клиенты в Азкабане. Некуда деваться.
И в этот момент доктор Коул заговорил:
— Непреложный обет. И десять тысяч галлеонов.
Флинт шумно выдохнул.
— Ух, док, спасибо! Малфой предупредил о сумме. Может, скидку для квиддичной звезды?
— Мы не у Горбина в лавчонке.
— Ну да ладно, я за одну хорошую игру в три раза больше отобью.
— Любая продажа, хранение и использование зелья наказывается пожизненным заключением наравне с Империусом, потому что подавляет волю волшебника. Попадешься с ним — пеняй на себя. Добавишь волос своего любовника и больше никогда не испытаешь к нему никаких чувств. Как будто его вообще не существует. Противоядия нет. Поэтому хорошо подумай перед тем, как его выпить.
— Не вопрос.
— Получишь товар, когда принесешь деньги или подтверждение из Гринготтса.
— Уже сделано, док. Бумажка с собой.
— Давай.
Флинт крякнул.
— Только в обмен на товар. Ты, конечно, свой, но я и себе не всегда доверяю.
Прозвучал смешок, но от кого, Гарри так и не разобрал.
— Жди здесь.
Послышались мягкие шаги, скрипнула дверь. Зак перекатился с пяток на носки от нетерпения — поспешность была его главным недостатком, — зато Рори внешне оставался совершенно спокойным. Однако именно он всегда действовал быстрее всех: Гарри не раз и не два наблюдал, как его напускное спокойствие мгновенно превращается в хищный, почти жестокий азарт, сметающий любые преграды на своем пути.
Наконец дверь вновь скрипнула, и через несколько секунд доктор Коул негромко сказал:
— Зелье распознается в крови в течение восьми часов, после этого обнаружить его невозможно ни нашими, ни маггловскими средствами. Даже когда будешь проходить допинг-контроль, он ничего не выявит.
— Отлично, док! Твое изобретение?
— Мое. Давай подтверждение.
— Все, — твердо сказал Гарри. — На выход!


*****

Выйти на задний двор удалось минут через тридцать. Гарри, устав сидеть в расширенном чарами чулане и бродить по душному кабинету, заглядывая в каждую щель, с удовольствием вдохнул полной грудью свежий весенний воздух. На улице было хорошо, только гулять удавалось все реже: работа пожирала время со страшной скоростью, и оставалось только вспоминать, как когда-то удавалось урвать хотя бы час на прогулку по парку.
Флинт нашелся там же: сидел на скамейке, хмуро разглядывая свои руки. Гарри сел рядом, потянулся до хруста в спине и искренне сказал:
— Спасибо. Ты был убедителен.
Флинт кивнул.
— Ты тоже был убедителен, когда помог мне разобраться с теми ублюдками. Все нашли?
— Еще нет, но мои ребята работают. — Гарри достал из сумки пергамент, перо и протянул их Флинту. — Подпиши здесь и здесь, и больше я тебя не потревожу.
Флинт поставил размашистые подписи, отдал обратно перо Гарри и поднялся со скамейки.
— Ладно, Поттер, был рад помочь, но мне пора. Сегодня тренировка, пора надрать Гарпиям хвосты.
— Уверен, вы справитесь.
— Не сомневайся.
Он кивнул и уже почти развернулся, готовясь уходить, когда Гарри негромко сказал:
— Флинт…
Тот остановился.
Гарри тоже встал, внимательно разглядывая лицо напротив. За последние годы взгляд Флинта стал мягче, возле губ появились морщины, как от частых улыбок, и вообще он изменился — близость с Оливером сглаживала не только его характер, но и внешность. Но как раз внешности Гарри давно разучился доверять.
— Ты действительно был убедительным. Даже слишком.
— Хорошо. Слушай, Поттер, мне и правда…
— А теперь отдай его мне.
Флинт моргнул.
— Что?
Настроение стремительно портилось. Эйфория от успешной операции сменилась грустью и мерзким, тянущим чувством на душе. Гарри залез в карман и осторожно вынул флакон.
— Красивое зелье, правда? — спросил он. Флакон блеснул всеми гранями под яркими лучами солнца; серебристая жидкость заплясала волнами, оставляя мутные отпечатки на стекле. — Вот тут, Флинт… След от старого количества. Ты слил почти половину, пока мы были заняты арестом.
Флинт промолчал. Он не попытался убежать, как делало большинство в тщетной попытке скрыться, не стал спорить — просто стоял и молча смотрел на Гарри, прожигая взглядом темных глаз.
— Мог бы просто поговорить с ним, — тихо сказал Гарри, опуская руку. — Ты собираешься бросить его ради своей карьеры, но он не заслужил, чтобы это было сделано… таким способом. Оливер никогда не поступил бы так с тобой.
Флинт отмер и усмехнулся — мрачно, почти зло.
— С каких пор ты стал экспертом в отношениях, Поттер?
— Это вещественное доказательство и запрещенное зелье, — не отвечая, добавил Гарри. — Ты сядешь на долгие годы или навсегда, если заберешь его с собой.
— А если отдам — отпустишь?
Гарри вздохнул.
— Пока ты не пересек территорию больницы.
Флинт обернулся через плечо, оглядел высокий каменный забор и невесело сказал:
— Послушай, Поттер... Ты заботишься о Вуде — я тоже забочусь о нем.
— Тем, что пытаешься его забыть ради своей карьеры?
— Тем, что хочу, чтобы он забыл меня. — Гарри удивленно вскинул брови, и Флинт вновь усмехнулся. — Поттер, с тех пор, как Скиттер прознала про наши отношения, у него нет нормальной жизни. Нет игры. В позапрошлом месяце он должен был стать капитаном, но после статьи тренер изменил решение. Все вокруг говорят, что мы молодцы, но за спиной… Я знаю, что происходит за спиной, Поттер. Я знаю про те письма с угрозами, которые он так старается сжечь до моего прихода. Ты же сам спасал нас от тех ублюдков, которые нападали на наш дом, но что, если однажды никого из вас не окажется поблизости?
Гарри молчал. Флинт больше не выглядел спокойным, его шея покраснела от злости, да и хриплый голос выдавал кипящие внутри эмоции. Но он быстро взял себя в руки, прокашлялся и продолжил уже тише:
— Он не говорит со мной об этом, не обсуждает, но я знаю, что он разговаривал с Уизли по поводу работы. Вуд — продавец дешевого дерьма для детей! Он готов пойти на это ради наших отношений, но я — я, Поттер, — не готов. Он до сих пор иногда просыпается ночью и идет проверять метлу, он болен квиддичем и не сможет жить без игры.
Гарри вспомнил Оливера — всегда жизнерадостного, всегда готового помочь другим и принести радость в любой дом. Его любили многие, но он любил только Флинта, говорил о нем с таким воодушевлением и гордостью, что приходилось вслушиваться внимательнее, чтобы убедиться, что речь действительно о нем: о мрачном, угрюмом и порой жестоком бывшем капитане Слизерина.
Оливер не смог бы уйти. Угрозы в его сторону поступали все чаще, за спиной поговаривали о “гриффиндорской тряпке, продавшейся бывшему пожирателю”, закрыть чужие рты было невозможно, но он все равно оставался рядом с Флинтом.
Несмотря ни на что.
— Он не сможет уйти, — словно прочитав мысли, горько произнес Флинт. — И не сможет нормально играть, если уйду я. Ему тридцать, Поттер, а в таком возрасте уже нет времени на ошибки. Никто не потерпит его в команде ради прошлых заслуг.
Почему-то стало холодней и темней, хотя солнце по-прежнему ярко слепило глаза и на небе не было ни облака. Гарри потер лицо, нахмурился и впервые за последний год подумал об отпуске.
— Я все равно не позволю тебе выйти отсюда с зельем, — наконец сказал он, когда молчание окончательно затянулось. — Ты знаешь правила: все манипуляции с чужой волей запрещены. Даже во имя благих целей.
— Поттер…
— Я не могу, Флинт, — твердо сказал Гарри. — Просто нет.
Флинт, кажется, понял все правильно; он подошел совсем близко, достал из кармана флакон и безропотно протянул его Гарри. Но раньше, чем пальцы Гарри успели дотронуться до стекла, он бесцветно произнес:
— А ночевать по маггловским мотелям с Малфоем ты можешь?
Воздух вокруг потяжелел так ощутимо, что стало трудно дышать. Гарри, ощущая, как земля уходит из-под ног, сглотнул вязкую слюну и безразлично спросил:
— О чем ты?
Но было поздно: Флинт успел увидеть, почувствовать секундное замешательство, и его вид преобразился. Его рука, все так же цепко сжимающая флакон, опустилась; узкие губы тронула кривая усмешка.
— Что подумает твоя жена, когда узнает, а, Поттер? Что скажут все твои друзья, твои коллеги и родня?
Он не изменился, вдруг понял Гарри. Внешность все же была обманчива, Флинт приходил в гости вместе с Оливером, смеялся и улыбался им всем, но он остался таким же, как и был в школе: прущим на метле напролом, готовым снести голову Анджелине, если она попадется на пути к воротам, готовым на все ради своей победы.
Оливер ошибся. Они все — ошиблись, но теперь уже поздно было что-то исправлять.
— Ты угрожаешь мне?
— Нет, — удивленно протянул Флинт. Его глаза полыхнули нехорошим огнем, и Гарри мысленно застонал. — Вовсе нет, Поттер, я взываю к твоей честности. К твоей блядской гриффиндорской честности, которая не позволяет помочь Оливеру, но позволяет спать с бывшим пожирателем. Той самой, о которой трубят все газеты. Они же говорили, что ты — тот, кто никогда не лжет, кто всегда борется за правду и справедливость, невзирая на мнение окружающих, кто будет лучшим Главным аврором всех времен — ты готов к тому, что мир узнает настоящую правду?
— Отдай флакон.
— Как отреагирует общественность, когда узнает, что у будущего Главного аврора прямая связь с бывшим преступником, Поттер? Думаешь, они дадут тебе сделать еще хоть шаг? Оливер утверждал, что мы — знаменитые игроки, у нас много поклонников, и никто не может нам указывать, как жить, и что нет большой проблемы, что все узнали — посмотри, что я делаю сейчас. А ты — что будет с тобой? Они уничтожат тебя.
Он замолчал, тяжело дыша и смотря с таким безумием, что Гарри на всякий случай коснулся палочки. Каковы бы ни были его цели, его нужно было остановить, прямо сейчас, арестовать и…
Он расскажет.
В голове внезапно стало пусто. Они обсуждали это с Драко, неоднократно, споря до хрипоты, возводя и разбивая аргументы за и против, но выхода так и не нашлось. Джинни была прекрасной женой, заботливой и доброй — невероятной! — но Драко был наркотиком, таким сильным, с которого уже невозможно было слезть.
По-крайней мере, у Гарри за пять лет так и не получилось.
— Я просто хочу ему помочь, Поттер. Вспомни, каким он был раньше и во что они превратили его сейчас. У тебя хватает улик… И я поклянусь, что никто и никогда не узнает.
Флинт был прав: их уничтожат. Все поймут, где Гарри брал информацию о бывших пожирателях, о тех, кто еще остался на свободе, — и за Драко начнется настоящая охота. Гарри представил презрительный взгляд Рори, заголовки газет, молчание Джинни и ненависть Рона — и устало закрыл глаза.


*****

— Вы достали его, мистер Флинт?
— Да.
— Я знал, что на вас можно положиться. Все прошло без проблем?
— Поттер заметил. Но я сказал, что хочу напоить Вуда, потому что давление общества стало слишком сильным и он должен от меня уйти, и Поттер понял.
— Понял?
— Пришлось рассказать ему, что я в курсе его связи с… вашим сыном. Ему пришлось понять.
— Ясно.
— Вы дадите его Драко?
— Это не ваше дело, мистер Флинт. Но да — пора прекращать эти невозможные отношения. Все зашло слишком далеко. Но что вы собираетесь делать с мистером Вудом? Насколько я понимаю, он не собирается от вас уходить?
— Не собирается, конечно. Мы уезжаем из страны, а если Поттер поинтересуется, скажу, что передумал его поить и уничтожил зелье. Меня звали в три клуба, найду, где себя приткнуть.
— В таком случае, желаю вам удачи.
— И вам… Могу я расчитывать, что мой долг за поступление в команду оплачен?
— Вполне. Надеюсь, мы больше никогда с вами не встретимся.
— Взаимно, мистер Малфой.

---

Минутка рекламы.

Вот тут - wickedgames.diary.ru/p217031747.htm#738119746 - собирают команду Флинтвуда на битву пейрингов. Может, кто-то хочет собраться? Было бы забавно, наверно:-) Пусть Снарри и Драрри там соревнуются между собой, а мы бы просто пописали-порисовали-поиграли:-) М? Айда, товарищи?

---

Написано для драррифеста.

Название: Домашнее задание
Автор: vitanga
Бета: wakeupinlondon
Размер: 20270 слов
Пейринг/Персонажи: Гарри Поттер/Драко Малфой, Рон Уизли/Гермиона Грейнджер, Маркус Флинт/Оливер Вуд, Люциус Малфой/Нарцисса Малфой, другие персонажи и магические/инопланетные существа
Категория: слэш
Жанр: драма, приключения
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: кроссовер с сериалом “Доктор Кто” (только существа), мат, вольное обращение со вторым каноном, смерти персонажей
Краткое содержание: Будущий аврор Рон Уизли горит желанием расследовать любую интересную загадку. Но иногда поиски ответов могут завести слишком далеко и изменить всю жизнь.
Примечание: все персонажи, вовлеченные в сцены сексуального характера, являются совершеннолетними

читать тут - drarryfest.diary.ru/p216830134.htm

и на этом я надолго забуду про гарридраки)

---

Перво-наперво хочу сказать спасибо тем, кто заметил мой косяк с текстом про Асторию и промолчал. Спасибо, вы настоящие други:-)

Я вообще не поняла, что это было. Никуда не собиралась летом вообще, даже мысли такой не мелькало, полезла себе спокойненько в заявки, чтобы оставить заявку на флинтвуд на гарридраку - и внезапно увидела заявку на кроссовер с Домом. И поняла, что мне ее никто не додаст, кроме себя самой) И чета как-то туда-сюда, пришла я поздно, уже первые выкладки то прошли, откуда-то тексты какие-то написались, ничего не помню, чета бетила, чета делала, писала писала писала - и тут все кончилось и я уехала.

Чего, кого, когда даже мыслей о текстах не было - не знаю. Мне жаль, что Дома я себе в итоге так и не додала, просто не успела из-за отпуска и зачем-то других написанных текстов, пришлось все сворачивать за день и валить, а текст жрет меня и по сей день. Не знаю, насколько красиво по отношению к команде было бы его сейчас переписать, потому что мне не нравится - не слила, а не нравится - концовка вообще, я не хотела ХЭ и хотела козлодрако, но мне не хватает умений.

Команда была чудесная, захотите играть с Пожирателями зимой - смело идите, вообще никаких забот, пишешь себе и трубку покуриваешь. Зато отдачи столько, сколько даже много.

Мое:

Дом за трассой, Гарридрака, кроссовер с домом fk-2018.diary.ru/p216257032.htm?oam#more2

Забавы, гарридрака fk-2018.diary.ru/p216198539.htm?oam#more1

Новый флакон, боунс, что ли, я забыла. Грусть-тоска:-) fk-2018.diary.ru/p216198544.htm?oam#more4

Непонимание, Гарридрака, роспись пера в новой команде:-) fk-2018.diary.ru/p215945331.htm?oam#more1

Советы., мелкий Драко, намёк на флинтвуд fk-2018.diary.ru/p216171539.htm?oam#more4

Собеседование, Рита скитер, упоминается флинтвуд, мой любимый текстик fk-2018.diary.ru/p216198541.htm?oam#more1

Большие планы, гарридрака, флинтвуд. fk-2018.diary.ru/p216007073.htm?oam#more2

А, и Астория. Тоже понравилось писать.fk-2018.diary.ru/p216171513.htm?oam#more1

Спасибо всем, кто за нас голосовал 😍

И заодно порекаю команду Доктора Кто, Ау, но тексты читались вообще не как Ау. Самый роскошный, конечно - Игровая станция, но есть много и дорожных историй, которые мне ну прямо очень зашли, и отличное чувство юмора у авторов. В общем, я выбрала команду для бартера наугад, но ничуть не пожалела, все выкладки оказались отличными.

и заодно скажу спасибо прекрасной

mell shell, которая сама того не ожидая, вчера пнула меня от всей души на дальнейшую деятельность в фандоме. И хочу порекать ее чудесный флинтвуд-арт в ГП-реверсе. Правил ГП-реверса я не знаю, можно ли тащить оттуда что-то себе - тоже, поэтому просто дам ссылку. Там столько деталек, он такой клевый!!!! dl.dropboxusercontent.com/s/lszw99lxcvggwl7/4.j... У меня такой же медальончик на шее, как у Флинта, только там не F, а Flintwood) Прямо мне во все кинки арт попал.
И там же заодно вчера нашла офигенный текст про Рона hpreverse.diary.ru/p216406086.htm

---

Чудесная  mell shell опубликовала в таверне Хагрида с дракончиком (вот тут 5th-swan.diary.ru/p215517002.htm#732520256), я заговорила про Вуда с дракончиком - и мне подарили Вуда с дракончиком!! ЫЫЫЫЫ!!! Он очаровательный))) Арт по флинтвуду = отличное настроение на целый день))
Спасибо!!!

---

Когда очень понравилась заявка, но ничерта не пишется, пиши от первого лица в настоящем времени, и текст напишется за час) Мне не нравится так делать, но иногда, совсем редко, можно)

Исполнение с кинк-феста, флинтвуда там мало, но он есть. Чуточку))

hpnc17.diary.ru/p215346131.htm#form

Спасибо Лене за заявку)

---

Мы деанонились)
Я провела зиму в гамаке, почти ничего не читала, кроме бартерных команд( Ну вот из бартерных очень советую
Библиотеку приключений wtfb2018.diary.ru/p214879209.htm
Прекрасный текст, я прямо готова его всем советовать) Очень красивый язык, красивая история, чудесные добрые персонажи) Я канон вообще не помню, читала в глубоком детстве, но там особо и не нужно, достаточно смутно помнить.
И Гермиону/Рона, wtf-kombat2018.diary.ru/p214722622.htm , но его я уже советовала в другом дневе.

Я же принесла всего две работы:
wtf-kombat2018.diary.ru/p214808771.htm?oam#more... и получила огромное удовольствие, пока его делала) Никогда меня так раньше не перло, мне хотелось написать макси этими значками)) Я и писала потом сама себе))

И "Потерянное время" по заявке  Nagr "я же говорил", которую она оставила аж год назад))) Я медленная, простите.
Читать и скачать можно вот тут: fanfics.me/fic115624
Пару слов о нем скажу.
Такие длинные тексты, конечно, совершенно не мой формат. Наполовину бы его скостить. Но я когда посмотрела заявку, придумала быстро сюжет и решила: ой, ну влезет в 10000 слов спокойно, напишу за месяц. Ага. В общем, такого я больше повторять не буду, потому что были месяцы, когда он совсем стоял и при этом мешал писать другое, были месяцы, когда я его ненавидела, и еще безумно бесят повторения действий. Кивнул, сказал, вышел, пришел, вздохнул, частотный словарь загнулся. В общем, за такое я больше нет.
И конечно я слила концовку))) Летом мне казалось, что еще так много времени... зимой я очнулась за две недели до выкладки и сливала безбожно. Ну иначе там еще 80к слов бы вылезло.

Команда прекрасная)
И да:

Надеюсь, в следующий раз я буду более продуктивна)

---

Посвящается  Танцующая с призраками за выдувание из меня мрачного духа и  маленькаяпринцесса за вдувание на опустевшее место духа рождественского



Оливер с детства любит загадывать желания.

Думать, представлять, размышлять, как это будет — когда заветная мечта окажется в руках. Когда ее можно будет увидеть, потрогать, понюхать, показать друзьям и похвастаться вредной сестре. Каждая мечта — самая-самая, хочется очень-очень, и Оливер твердо знает: желания надо говорить вслух, иначе Рождественский эльф не услышит и не сможет совершить чуда.

Так говорит мама, а папа смеется и добавляет, что Рождественский эльф запоминает желание еще лучше, если его говорить при родителях. Почему так, маленький Оливер не понимает, но папа знает все, и ему можно верить. Хочется собаку — такую же, как у Терри из соседнего дома, только немножко лучше, потому что Терри слишком сильно задается, — хочется очень, желание распирает, не дает есть и мешает спать. Оливер подходит ко всем собакам на улице и повторяет желание вслух и про себя по двадцать раз на дню. Надежда то разрастается, то гаснет, и когда в Рождественское утро Оливер слышит на первом этаже заливистый лай, то думает, что никогда уже не будет настолько счастлив.

А потом Терри дарят детскую метлу.

Это отвратительно несправедливо, она ему совершенно не нужна — Терри боится летать даже на высоту собственного роста, — и Оливер бесконечно жалеет, что уже успел загадать что-то другое. Он даже не помнит — что, метла полностью захватывает его мысли, и он едва не плачет, когда на Рождественское утро находит под кроватью клыкастую фрисби.

Метлу хочется очень-очень, но мама говорит, что Рождественский эльф теперь прилетит только на следующий год. Это безумно долго, ждать невозможно, но, к счастью, кроме Рождественского эльфа есть еще подарки на день рождения, и к лету у Оливера в руках наконец оказывается вожделенная метла.

Вот теперь он твердо уверен, что счастливее стать невозможно — но только до тех пор, пока на квиддичном матче, куда его перед школой взял с собой отец, Оливер не видит вблизи настоящий Чистомет.

Он идеален. Оливер как зачарованный следит за ним всю игру, забывая наблюдать за игроками и самим матчем, забывая о времени и слишком душном июльском воздухе. Чистомет стоит перед глазами и по пути домой, и во время ужина, и быстрым вихрем врывается в сладкий сон. Больше думать ни о чем невозможно, прошлые мечты кажутся глупой детской забавой; и хоть теперь Оливер знает, кто на самом деле исполняет желания, но все равно не удерживается и посреди лета просит Рождественского эльфа о чуде.

Но на родителей надежды больше.

Оставшиеся месяцы до Рождества тянутся мучительно бесконечно, на столе в комнате, к неудовольствию Перси, скапливаются вырезанные из журналов колдографии, на каникулах Оливер скачет по заснеженному двору на срубленной ветке дерева, представляя себя сидящим на Чистомете, а в ночь перед Рождеством волнение прогоняет сон до самого рассвета.

Но все ожидание окупается с лихвой, когда утром Оливер видит торчащее из-за елки древко новенькой, прекрасной, самой лучшей на свете метлы. Счастье такое огромное, что больно дышать, оно давит на грудь изнутри и вырывается на волю оглушительным воплем, и совершенно точно не может быть больше, потому что еще немного — и от него можно умереть. Оливер убегает во двор с Чистометом под мышкой, возвращается, скомкано благодарит родителей — и забывает обо всем на свете до конца каникул.

Но настоящую цену слову “хотеть” Оливер узнает только на седьмом курсе.

Метлы, собаки, квиддичные матчи, хорошие оценки и что угодно меркнет перед единственным желанием с грубым именем Маркус Флинт. Оно настигает внезапно и намертво застревает в голове, впивается острыми когтями в душу и не отпускает даже во время суматошных тренировок. Оно преследует днем и ночью, круглые сутки, и Оливер смиряется с ним как с неизлечимой болезнью, неотъемлемой частью самого себя.

По ночам присутствие Флинта в замке остро ощущается даже сквозь толстые стены и семь этажей, а в Большом зале близость сводит на “нет” любые жалкие попытки взять себя в руки. Учителя и студенты словно специально напоминают о Флинте по пять раз на дню; при каждом упоминании предательски потеют ладони и горло пересыхает до самого желудка. Все давно обо всем догадались, все смеются за спиной, жалеют, сочувствуют и намекают на разбитое сердце — это ощущение преследует повсеместно, давит и заставляет реже выходить из собственной комнаты, пока близнецы не рассказывают, что все потешаются всего лишь над любовью Оливера к квиддичу.

Жить становится немного легче.

Оливер ненавидит “Три метлы” и “Кабанью голову”, потому что каждый раз, входя туда против собственной воли, с ужасом ожидает увидеть Флинта, любовно поглаживающего руку какой-нибудь белобрысой девчонке; и ненавидит их еще больше, когда Флинта не оказывается внутри.
К Рождеству отчаяние достигает такой глубины, что Оливер загадывает желание.

Это не вещь, которую может принести Рождественский эльф или родители, это недостижимо и невозможно, это совершенно бесполезно — Оливер все понимает, и все же не сдерживается и шепчет, повторяет десятки раз самое заветное, идущее из глубины сердца, сидя ночью на морозном ветру на крыше собственного дома.

Впервые в жизни рождественское желание исполняется с точностью наоборот.

Ненависть Флинта не ослабевает, она заполняет собою все пространство школы, проникает в Оливера с каждым вдохом и разрушает любые попытки наладить отношения. Флинт становится злее, словесные перепалки перерастают в кровавые драки, Больничное крыло служит домом чаще собственной комнаты, и Макгонагалл делает первое предупреждение.

За ним следует второе и третье, Оливер на волосок от вылета из команды, из квиддича, из нормальной жизни, но не может остановиться, потому что иначе нет возможности хоть как-то прикоснуться к Флинту. Оливер чувствует себя насквозь больным, по утрам все тяжелее просыпаться, а по ночам — засыпать, и круги под глазами не вывести никакими чарами Красоты. Дрочить на Флинта стыдно и мерзко, но стоит закрыть глаза, как его образ появляется под веками, и рука сама тянется под одеяло в надежде снять тягучую сладкую боль.

Год подходит к концу, и это и пугает до холодного пота, и дает слабую надежду, что все образуется, что все будет как прежде, а самым сильным желанием вновь станет попасть в “Паддлмир Юнайтед”.

Оливер не верит себе ни на минуту.

Лето проходит как в тумане: письма друзьям и знакомым с намеками о Флинте, с просьбами выяснить, чем он занимается, в какую команду попал, и жалкие попытки замаскировать истинную суть этого интереса под простое любопытство.

Потом приходит смирение.

Флинт растворился в воздухе, исчез среди множества безликих магов, и ничего не остается, как жить дальше. Жить и надеяться, что однажды они встретятся на какой-нибудь из длинных улиц Лондона, или в магазинчике “Все для квиддича”, куда Оливер заходит все чаще, или на одном из матчей “Паддлмир Юнайтед”, куда Оливера взяли после третьей пробы. Оливер болезненно реагирует на любого высокого черноволосого человека, выискивая в толпах людей знакомый злой взгляд, скользя глазами от одного лица к другому и не находя в себе сил прекратить это безумие.

Все напрасно.

Рождество впервые в жизни проходит в одиночестве. Никого не хочется видеть, и Оливер, прикрываясь от родных тренировками, а от команды — родными, сидит на скамейке в парке, наблюдая за разгуливающими по обледеневшей земле голубями.

Желания он не загадывает — в них нет смысла.

Но загадывает на следующий год, когда вовсю идет война. Смысла по-прежнему нет, но себя не остановить, и Оливер шепчет в пустоту множество желаний: чтобы Флинт выжил, чтобы с ним ничего не произошло, чтобы он не попался в руки того, кто может его убить. А потом кричит, кричит до тех пор, пока не садится голос, пока хватает сил, пока грудь не начинает ломить от боли. Про Флинта никто ничего не знает, никто так и не слышал о нем никаких новостей с самой школы: Оливер теперь не стесняется спрашивать, требовать, узнавать и стучаться в любую дверь, за которой есть призрачный шанс его найти.

А потом кто-то говорит, что видел его среди тел мертвых Пожирателей, рядом с телом Монтегю.

Дальше Оливер не чувствует ничего и приходит в себя только в больнице.

Следующие несколько месяцев проходят как в тумане. Оливер чувствует себя куклой, которой кто-то передвигает ноги, сажает на метлу и заставляет летать. Тренер грозит, что он так и останется во втором составе до конца карьеры, если не возьмет себя в руки, но равнодушие к жизни перевешивает страх за место в команде.

Про Рождество он вспоминает только тогда, когда тренер распускает всех по домам на каникулы.

Желание теперь только одно и очень сильное: чтобы все закончилось, так или иначе. “Иначе” кажется желанным, нужным и естественным; Оливер ищет смысл в простых вещах, как рекомендует мама, назначает свидание фанатке, как рекомендуют друзья, и послушно идет к колдомедику, как рекомендует тренер.

И честно выпивает весь набор выписанных зелий — все, до одного, одновременно.

Они действуют совершенно иначе, чем хотелось, но Оливер начинает привыкать к тому, что желания каждый раз оборачиваются провалом. Тошнит еще неделю; в больнице идут на уступки и прислушиваются к мольбам родителей, и вместо правды официальный диагноз звучит как: “Острое пищевое отравление”,

А на следующий день после выписки на тренировку приходит Флинт.

Он в команде новичок; после тренировки его заваливают расспросами, и Флинт охотно делится подробностями своей жизни: переезд вместе с родителями в Испанию — его отец там открыл свое дело, — поступление в местную спортивную школу, “события, слышали, да… нет, там все было спокойно… да-да, хорошо, что все закончилось… было сложно без новостей… едва вырвался от родителей… настаивали на окончании учебы...” Оливер так и слышит это все: короткими обрывистыми фразами, когда шум в ушах ненадолго затихает, первое потрясение отступает, а грудь перестают сжимать железные тиски.

Вечером он напивается так, что наутро не может вспомнить свое имя.

Вот теперь хочется летать, орать на игре, куда-то идти и чем-то заниматься; желание жить накатывает волной и чувствуется острее, чем когда-либо раньше. Оливер с ужасом понимает, сколько всего упустил, тренировки теперь длятся круглые сутки, и тренер с удовлетворением говорит, что, возможно, первый состав скоро пополнится новым вратарем. Сидеть на лавке теперь невозможно: Флинт там, в воздухе, высоко над землей, и Оливер всеми силами старается присоединиться к нему. Флинт больше не лезет в драку, не задирает Оливера, с радостью вспоминает школьное время, с неподдельным сочувствием слушает про Фреда и делится тоской по погибшему Монтегю. Оливер рассказывает о чем угодно при любой возможности, он не может заставить себя заткнуться, а Флинт почему-то не спешит его затыкать.

К зиме их отношения уже можно назвать приятельскими. Этого бесконечно мало, это сводит с ума от восторга и тоски одновременно, но это много больше, чем можно было мечтать полгода, год, два года назад. Оливер перестает вздрагивать, когда Флинт кладет руку ему на плечо, спокойно реагирует на насмешливые вопросы о женитьбе и начинает называть его по имени.

Перед Рождеством команда собирается на ежегодную пьянку; они снимают маггловский дом в пригороде, недалеко от домашнего поля, и гуляют до позднего вечера. Маркус не отходит ни на шаг, он смеется рядом, дышит рядом, сидит, почти прижавшись к бедру Оливера, и счастье и выпивка слишком затуманивают разум, чтобы предчувствовать надвигающуюся беду.

Она появляется в виде неприметной серой совы, принесшей письмо для Маркуса.

Его приглашают “Сенненские Соколы”, охотником, — команда его мечты, позиция его мечты, об этом знают все, кто общался с ним хотя бы полчаса. Ответ даже не нужно спрашивать: Оливер читает его в глазах Маркуса, в загоревшемся взгляде, в расплывающейся по лицу улыбке.

Его нужно поздравить, друзей принято поздравлять со сбывшимися мечтами, но голос больше не подчиняется Оливеру.

Он аппарирует в тот момент, когда Маркус отворачивается, чтобы показать письмо ловцу, и оказывается на поле — единственном знакомом месте в округе. Дальше аппарировать в таком состоянии небезопасно. В раздевалке есть камин, из которого можно быстро попасть домой, но Оливер садится на заледеневшую родную трибуну, на которой просидел большую часть времени в команде, поднимает лицо к хмурому небу, ловит языком снежинки и думает о том, где живет Рождественский эльф. О его доме в заснеженных горах, об украшенной звездами елке в углу гостиной, свечах на подоконниках и жене, которая круглый год мастерит подарки для хороших детей.

И тогда на поле появляется Маркус.

Оливер смотрит сверху на его высокую фигуру, торопливо идущую к раздевалке, и пытается запомнить каждое движение, отпечатать его в памяти, как черно-белую колдографию. Маркус скрывается за дверью, спеша к камину, спеша поделиться своей радостью с теми, кто ему на самом деле дорог, и Оливер закрывает глаза.

Он сидит так долго, чувствуя тающий на лице снег, и далеко не сразу слышит скрипучие шаги за шумом яростно завывающего ветра.

Маркус садится рядом, прямо на завалившую лавку гору снега, и молча смотрит на поле. Его взгляд блуждает от трибун до колец, от двери раздевалки до одиноко лежащего на земле забытого квоффла, и останавливается на Оливере. Он несколько раз шумно набирает воздух, словно хочет что-то сказать, но передумывает — и продолжает молчать.

И тогда говорит Оливер:

— Научи меня загадывать желания, — просит он. — Просить так, чтобы они исполнялись правильно.

Маркус смотрит удивленно, и Оливер уверен, что ответа не будет. Но он все-таки звучит:

— Я не умею, — мрачно говорит Маркус. — С шестого курса загадываю одно и тоже — и ничего не происходит.

Теперь удивляется Оливер.

— Тебя же взяли в команду.

Маркус морщится и отводит взгляд.

Становится слишком холодно, чтобы сидеть так и дальше. Простое движение — встать — никак не дается; стоит уйти с поля, и все будет кончено. Но рано или поздно это должно произойти, нельзя же вечно сидеть на морозе, как нельзя вечно цепляться за мечту о том, что никогда не будет твоим.

И Оливер встает.

— Если бы… — тяжело произносит Маркус в этот же момент. — Если бы я умел, я бы загадал, чтобы ты попросил меня остаться.

Звучит это странно, и Оливер уточняет:

— В команде?

Маркус улыбается — самой безрадостной улыбкой, что Оливер когда-либо видел.

— Нет, Вуд, не в команде. С тобой.

Смысл слов доходит до мозга медленно, слишком медленно, и взгляд Маркуса постепенно превращается из пристального в безнадежный. Когда Оливер наконец понимает, требуется еще время, чтобы осознать, чтобы поверить и доказать самому себе, что Маркус действительно сказал эти слова.

Оливер садится обратно.

— Желания нужно говорить вслух, — говорит он, когда вспоминает, что умеет говорить. Голос позорно срывается от вставшего в горле комка, и Оливер на всякий случай повторяет: — Желания нужно говорить вслух, тогда они обязательно исполнятся. Теперь я точно знаю, потому что со мной это только что произошло.

На улице по-прежнему жутко холодно, и губы у Маркуса ледяные, но когда он прикасается ими к губам Оливера, Оливер чувствует жар во всем теле. Целоваться на морозе вредно, губы обязательно потрескаются, они оба вмерзнут в лавку на веки вечные, воздуха не хватает катастрофически, и в одуревшую от счастья голову лезут только глупости.

А потом Оливер перестает думать совсем.

________________________________________________________



И внезапно!!!

Персонажи/Пейринг: Рон Уизли/Гермиона Грейнджер, Пэнси Паркинсон, Флинтвуд (куда ж без него) на заднем плане.




— Дом двадцать два дробь пять, — пробормотал Рон себе под нос, останавливаясь перед массивными дверями огромного амбара. — Тут, что ли? Похоже, что тут…

На дверях красовалась вырезанная голова мантикоры, заваленная снегом, которая при приближении Рона распахнула глаза и спросила мужским басом:

— Вам назначено?

Рон достал из кармана помятый лист пергамента и, сощурившись от отражающегося от снега солнца, зачитал вслух:

— Миссис Айшель Бекер. — Он вновь посмотрел на мантикору. — Мы договаривались...

— Мастер Бекер отсутствует по срочному вызову, — безразлично перебила голова. — Кто вы и по какому вопросу?

— Рон Уизли, — представился Рон и по привычке едва не протянул руку, но тут же вспомнил, с кем разговаривает. — Мы договаривались с миссис Бекер на двенадцать часов. Она прислала мне письмо, в котором обещала, что возьмется за заказ подарка на Рождество моей жене.

— Ждите, — приказала голова.

Ее глаза закрылись; Рон, потоптавшись у двери еще с минуту, заскучал, походил вокруг, добрел до узкого окна и привстал на цыпочках, пытаясь увидеть происходящее в мастерской.

Увы, разглядеть удалось только плотные шторы, усыпанные мелкими розовыми цветами. Рон разочарованно отлепился от окна, вернулся к двери — и тогда она распахнулась.

— Входите.

Сказавший это оказался высоким бритоголовым мужиком в тонком свитере — и это при таком-то холоде! Его лицо, как и морда мантикоры, не выражала никаких эмоций; он отступил вглубь здания, дождался, пока Рон войдет в небольшую пустую прихожую, потирая озябшие руки, и сухо приказал:

— Покажите сумку.

Сказано это было так, что возражать желания не возникло.

Сумку он проверял долго. Вытащил наружу пропуск Аврората, осмотрел и прочитал список продуктов, написанный Гермионой, с подозрением пролистнул потрепанный экземпляр “Истории Хогвартса”, обнюхал каждый сикль, завалявшийся внизу сумки, и прощупал тонкую подкладку, как будто Рон мог запихнуть туда страшное оружие. Он готов был перечитать и каждую страницу газеты, купленную в соседнем переулке у настырного мальчишки, но тут уже Рон возмутился:

— Эй! Я хочу почитать ее первым или гони шесть сиклей!

Мужик посмотрел на Рона долгим внимательным взглядом, пихнул сумку ему в руку и коротко рявкнул:

— Мантия!

Рон вытащил волшебную палочку, больше в карманах ничего не было. По бокам быстро пробежались чужие руки, обшаривая каждую складку; мужик прощупал меховой воротник и наконец отступил в сторону.

— Проходите.

Дверь за его спиной отворилась, выпуская наружу звуки негромкой музыки, заветное тепло, чью-то быструю болтовню и острый запах стружки. Рон чихнул, перекинул сумку через плечо и вошел в мастерскую.

— Добро пожаловать в лучшую… — женский голос, воодушевленно начавший речь, озадаченно замолк, а затем неприветливо буркнул: — Рон Уизли.

Рон обернулся. На него смотрела девушка — руки в бока, короткая, почти мальчишеская стрижка, прямая спина и очень знакомое, брезгливое выражение лица, которое часто встречалось на лицах слизеринцев, стоило им завидеть вдали гриффиндорца.

— Пэнси Паркинсон.

— Пэнси Макмиллан, — высокомерно поправила она и после короткого молчания добавила: — К твоим услугам.

Интонация ее голоса совершенно не соответствовала словам.

— Тот Макмиллан, который Эрни? — удивился Рон. — И давно вы?..

Пэнси угрюмо поджала губы и, игнорируя вопрос, спросила:

— Какого… У тебя заказ, Уизли, или пришел с обыском?

— Заказ, — подтвердил Рон, теряясь. — Эм… Миссис Бекер обещала мне, что при возможности лично займется…

— Сейчас такой возможности нет, — перебила Пэнси — Макмиллан, кто бы мог поверить! — Но наши мастера, — она нагнула голову к плечу и непринужденно махнула рукой в свою сторону, — работают ничуть не хуже. Если ты желаешь, чтоб твой заказ выполнила именно мастер Бекер, придется подождать около месяца.

— Но Рождество уже через три недели! — с ужасом воскликнул Рон. — Миссис Бекер и так написала, что я жуть как поздно обратился!

— Почему же не раньше?

— Думал, что подарить, — проворчал Рон. Оправдываться перед ней не хотелось. — А потом Джинни сказала, что лучшего подарка для Гермионы не найти.

— Лучшего подарка ни для кого не найти, — сказала Пэнси и — Рон едва удержался на ногах от удивления — улыбнулась, совершенно меняясь в лице. — Наша мастерская предоставляет лучшие услуги по изготовлению переплетов. В мире! Обычно люди ждут своей очереди месяцами, но тебе, как герою войны… — улыбка спала, и Пэнси вновь поджала губы, — очевидно, была оказана честь пролезть без очереди в самую горячую пору. Привычное чувство, правда?

— Почему же, — смутился Рон, но она уже не слушала: махнула рукой, призывая следовать за собой, и быстрым, уверенным шагом направилась вглубь амбара, стуча каблуками по каменному полу.

Рон, шагая за ней, наконец получил возможность оглядеться.

Вокруг кипела жизнь. От дверей до дверей летали бумажные самолетики, как в министерстве, стучали громоздкие станки, шуршали листы пергаментов, звенели непонятные палочки, домовики сновали от одного заваленного стола к другому, совершенно неясным способом выуживая из кучи вещей именно то, что им было нужно. Магов в мастерской было немного: Рон разглядел за одним столом пожилую леди, низко склонившуюся над грудой опилок, за вторым — мужчину неопределенного возраста, ловко перебирающего пальцами длинные блестящие нити, за третьим — похожую на Пэнси молодую девчонку с такой же короткой стрижкой, которая водила палочкой над огромной распахнутой книгой. Возможно, здесь был кто-то еще, но разглядеть остальных мешали стопки разноцветных материалов, стоящих на каждом свободном квадрате пола.

Такого бардака видеть еще не приходилось, за исключением, пожалуй, Выручай-комнаты, когда Рон был в ней последний раз.

— У вас приветливый мужик там… на входе, — пошутил Рон, не зная, о чем еще поговорить с бывшим врагом по пути неизвестно куда. — Завалил меня любезностями. “Добрый день, как поживаете, какая прекрасная погода!” От входа заметно, как тут рады гостям.

— Тут рады гостям, Уизли, — сказала Пэнси, наконец останавливаясь посреди амбара. Станки остались позади, и вокруг стало гораздо тише. — Только… — Она обернулась и вновь скрестила руки на груди. — Таким гостям, которые не пытаются нанести серьезный ущерб нашему предприятию. Например, подсунуть в заказ невыразимцев темномагические штуки или влезть в личный дневник министра, который ожидает своего переплета. Но давай лучше поговорим о твоем заказе. Чего ты хочешь?

— Обложку на книжку, — сказал Рон. — На старую “Историю Хогвартса”. Красивую.

Темные глаза Пэнси стали такими узкими, что сразу стало понятно: что-то не так.

— Мы не занимаемся обложками, Уизли! — с негодованием воскликнула она, раздув ноздри. — Ты можешь обратиться на любой маггловский завод печати, и там тебе сделают любую обложку по твоему выбору! Из старого вторичного замызганного картона, который прошел через сотни грязных рук!

Захотелось пригнуться или позорно сбежать.

— Тогда чем вы занимаетесь?

— Переплетным делом! Ты знаешь разницу между качественным, сделанным вручную долговечным переплетом и драной обложкой?

— Нет, — честно сказал Рон, примирительно выставляя ладони у груди. — Но если ты мне объяснишь, я пойму.

Она шумно попыхтела, но быстро взяла себя в руки и сердито сказала:

— Обложка — это те нелепые мягкие картонки вокруг дешевых книг. Или блокнотов. Переплеты — это нечто совсем иное. Помнишь “Чудовищную книгу о чудовищах”?

Такое забыть было сложно.

— Помню, — сказал Рон, непроизвольно передернувшись. — Такую мерзость еще надо поискать!

Глаза напротив снова опасно прищурились, и Рон едва не застонал, пытаясь понять, что опять сказал не так.

— Мерзость! Мерзость — это твоя новая аврорская мантия, совершенно не гармонирующая со штанами от Чанг, которая шьет по азиатской моде позапрошлого столетия! А “Чудовищная книга о чудовищах” — образец превосходной работы наших старых мастеров! У того переплета есть свое лицо, душа, он выполнен в точном соответствии с заказом из лучших материалов, которые прослужат столетиями! Ты никогда не спутаешь эту книгу с любой другой! Вот что такое переплет! Обложка!

Последнее слово она произнесла шепотом, но таким шипящим, что обзавидовалась бы любая змея. Рон быстро закивал, в этот же момент придумывая для Джинни жестокую месть.

— Ага, ясно, — осторожно сказал он. — Значит, мне нужен переплет. Для “Истории Хогвартса”. Это любимая книга Гермионы, но она уже совсем разлетелась на шматки.

— На что?

— На куски, — быстро поправился Рон. — На лохмотья. На… на что разлетаются книги?!

— У хороших хозяев книги не разлетаются, — язвительно сказала Пэнси. — За ними нужен такой же уход, как за твоей любимой метлой.

— Гермиона протащила ее через всю войну! — рассердился Рон. — Трудно уследить за вещами, когда в тебя тычут Авадой!

Пэнси хмурилась еще несколько секунд, затем ее взгляд смягчился.

— У тебя есть эскиз? — гораздо спокойнее спросила она. — Или ты доверяешь нашим художникам?

Слова Джинни: “Сходи туда, отдай книгу — и все дела” — все больше казались злой насмешкой.

— Нет, — тяжело вздохнув, сказал Рон. — То есть да. Я доверяю вашим художникам.

— А чего ты конкретно хочешь? Картон? Дерево, камень? Они, между прочим, очень красиво стареют. Или ткань? Может, бумвинил, или ты рассчитываешь на золото? Твердый, мягкий, интегральный? Ляссе обычный или в виде чего-то? Цветной или обычный форзац? Украшения, тиснение? Лакировка? Шерсть? На шерсть сейчас большая скидка, советую.

Че… Чего?!

— Синюю! — с отчаянием закричал Рон, мечтая провалиться сквозь каменный пол. — Гермиона любит синий цвет!

Плечи Пэнси устало поникли; Рон отчетливо прочитал в ее глазах все, что она думала о нем в этот момент.

Ничего хорошего там не было.

— Синюю… — пробормотала она, посмотрев куда-то сквозь Рона. — Ладно, это уже что-то. Какой рисунок? Кубок? Медали? Почетные грамоты? Или что там любят в геройских семьях? Имя Грейнджер выбить в окружении сердец?

Она явно издевалась.

— Никаких медалей, — твердо сказал Рон, не поддаваясь на провокацию. Хороший подарок нужен был как никогда: Джинни поклялась новым Нимбусом, что если Рон еще хоть раз положит под ель конфеты, даже самые дорогие, она самолично уговорит Гермиону развестись. — Что-нибудь… простое. Гермиона любит простое.

— Твоя Гермиона на колдографии с приема министра была в мантии из последней коллекции Малкин, — съязвила Пэнси. — Ее ценник перевешивает три моих зарплаты. Такое ты называешь “простым”? Тогда предлагаю золото с платиной, а по центру вобьем рубин!

Рон все-таки не удержался и тихо простонал. Мадам Малкин бегала за Гермионой две недели: уговаривала, упрашивала, посылала гонцов и письма — но Гермиона сдалась только после того, как мадам Малкин пообещала перевести половину выручки после продажи мантии в фонд защиты… кого-то. Кого они в этот раз будут защищать, Рон не вникал — все равно с настырностью Гермионы скоро все газеты будут пестреть заголовками о новом законе, — но не объяснять же все это Паркинсон!

То есть Макмиллан.

— Не надо рубинов, — сказал Рон, доставая книгу Гермионы из сумки и передавая ее Пэнси. — Можно что-нибудь?.. Обычное. На каждый день. Ну, такое...

Он помахал руками в воздухе, пытаясь без слов донести свою мысль. Но Пэнси понятливостью явно не отличалась: понаблюдав за пассами короткое время, она отложила книгу на ближайшую кучу тряпья, поманила пальцем, вновь призывая следовать за собой, и быстро побежала вперед.

Отдельное помещение, в которое они пришли, напоминало библиотеку Хогвартса. Книг здесь точно было не меньше: они лежали на столах, висели в воздухе, на полу и занимали все длинные стеллажи, тянущиеся далеко вглубь — и оставалось только воткнуть по центру мадам Пинс, чтобы сходство стало полным. Пэнси пробежалась вдоль рядов, на минуту исчезла из виду — и появилась с другой стороны стеллажей, таща в руках стопку книг.

— Вот, — сказала она, подходя ближе и раскладывая книги на ближайшем столе. — Смотри. — Она ткнула пальцем в обложку ближайшей к себе книги, на которой рыцарь в сияющих доспехах гордо вышагивал вдоль убитого дракона. Название на незнакомом языке не говорило ни о чем. — Это если хочешь заверить свою даму сердца в своей преданности и способности постоять за нее в любой…

— Не хочу, — перебил Рон. Убитый дракон навевал грустные мысли, а Чарли и вовсе испепелил бы книгу одним взглядом. — Есть что-нибудь повеселее?
Пэнси кивнула.

— Тогда вот! — Она перевела палец на соседнюю книгу, c мерзко розовой обложки которой на Рона смотрели два одинаково круглых глаза с длинными ресницами. Один глаз, заметив внимание, залихватски подмигнул, а зрачок второго расширился, превращаясь в огромное пылающее сердце. — Напоминает твоей возлюбленной, что ты всегда будешь присматривать за ней, а всю силу твоей необъятной любви она может прочесть в твоих глазах. От сердец же ты не отказывался.

Да, она издевалась.

— Кто такое покупает? — с отвращением поинтересовался Рон. — Ромильда Вейн?

Пэнси с интересом подняла бровь.

— Кто?

— Никто, — отмахнулся Рон и перевел взгляд на третью книгу. Она выглядела гораздо лучше первых двух: никаких сердец, глаз и мертвых драконов, только группа старичков и старушек в древних одеждах, сидящих на пнях вокруг странного музыкального инструмента со множеством расходящихся во все стороны струн.

Название гласило: “Во славу героям”.

Картинка походила на любимое изображение Основателей в “Истории Хогвартса” Гермионы, и пожалуй, была вполне в ее духе. Рон уже почти кивнул, спеша согласиться на такой же рисунок для ее книги, когда Пэнси со смешком сказала:

— Это в самый раз для Грейнджер. Смотри.

Она постучала по корешку книги длинным ногтем, и старики ожили, зашевелились и заволновались, выстраиваясь в ровный полукруг. Старуха провела рукой по струнам; раздалась мелодичная музыка, и старики дружно, в один голос грянули песню:

“Да здравствует Герой непобедимый,
всеми чтимый и ликом прекрасный!
Да будет звучать во веки веков
Твое имя в балладах, отважный!
И прославим мы дружно все доблесть твою,
Мужество, честность и силу.
Ну а тайны случайных грехов твоих
унесем мы с собой в могилу!”

Представив себе, что скажет Гермиона, получив настолько нелепый подарок, Рон поежился и посмотрел на Пэнси с таким выражением лица, что она срочно обрела понятливость и поспешно стукнула по корешку еще раз. Старики успокоились, расселись по пням и затихли, ожидая следующего прикосновения.

— Я думала, тебе понравится, — сказала Пэнси таким тоном, что сразу стало понятно: не думала. — После войны у нас многие заказывали такой эскиз. Причем, что любопытно: чем меньше были заслуги получателя, тем громче должны были петь… — Она махнула рукой, прерывая сама себя, и почесала затылок. — Даже не знаю, что тогда предложить. Боюсь, наша мастерская слишком ничтожна для твоих…

Договорить она не успела: за дверью, в большом зале, что-то бахнуло, кто-то закричал, а затем оттуда послышалась целая какофония звуков: грохот, вопли, звон разбитой посуды и взвывшая сирена. Сработал аврорский инстинкт: Рон еще не успел сообразить, что происходит, а рука уже сама доставала волшебную палочку, а ноги мчались к источнику звуков.

— Уизли!.. — закричала Пэнси за спиной, но ее дальнейшие слова потонули в новом грохоте.

В большом помещении царил ад; повсюду, куда бы Рон не кинул взгляд, валялись разодранные на страницы книги, поваленные стеллажи и разбитые светильники. Станки затихли, домовики влезли под столы, испуганно вращая глазами, а в воздухе медленно кружили сотни цветных нитей, красиво устилая разноцветным узором каменный пол.

По сравнению с текущим беспорядком, раньше тут была идеальная больничная чистота.

— Опять она, — устало сказала Пэнси, выходя следом.

Кто эта таинственная “она”, уточнять не потребовалось: из-за ближайшей к Рону стопки деревянных пластин послышался шум, а затем в проходе показалась летящая по воздуху книга, полыхающая кроваво-красным огнем. Выглядела она чудовищно: Рон как завороженный наблюдал за яростно перелистывающимися страницами, во все стороны из которых разлетались зеленые капли, забрызгивающие все вокруг. В воздухе ее удерживали два тонких, почти прозрачных длинных крыла, едва различимых в режущем глаза пламени.

Она напоминала огромный, пылающий яростью снитч, и стало не по себе.

Книга развернулась, на секунду замерла в воздухе, словно раздумывая, — и с огромной скоростью рванула в сторону Пэнси.

— Ложись! — заорал Рон.

Он прыгнул вперед, схватил Пэнси за плечо и потянул вниз, стараясь прижать к полу своим телом. Пэнси что-то крякнула, но Рон не разобрал: он перекатился на спину, выставил палочку вперед и навел ее на стремительно пикирующее на них чудовище.

— Маркус Флинт — лучший капитан Хогвартса всех времен! — четко и громко крикнула Пэнси из подмышки Рона в этот же момент.

Чего?!

Но книга поняла: она словно наткнулась на препятствие, замерев перед самым носом Рона. Ее яростно гудящий огонь неожиданно оказался поддельным и окатил лицо безобидной прохладой; слабо трепыхнув крыльями в последний раз, она еще мгновение висела в воздухе, а затем с глухим стуком свалилась на пол безжизненной грудой страниц. Огонь медленно погас; Рон поморгал, избавляясь от пляшущих перед глазами белых точек, и вслух прочел выбитое на переплете название:

— “Мётлы. От древних моделей до современной Молнии”... Почему Флинт? — растерянно поинтересовался он, подавая руку Пэнси и помогая ей подняться с пола.

— Потому что это подарок Маркуса Оливеру Вуду, — сердито ответила она, отряхивая мантию от налипших разноцветных ниток. — Остановить ее безумие можно только такими словами, которые Вуд вряд ли будет счастлив орать. Два идиота.

Рон удивленно вытянул лицо.

— Они же больше не враги. Гарри вроде говорил пару лет назад…

— Что они встречаются, да-да, — сказала Пэнси, наблюдая за домовиками, торопливо бросившихся наводить порядок. — У Маркуса… Своеобразные подарки любимым людям. Но Драко утверждает, что Вуд нарвался первый: он раскрасил все школьные кубки Маркуса в красный цвет и заставил их распевать гимн Гриффиндора. Так что это заслуженная месть. Хотя я была удивлена, что Маркус вообще знает о существовании книг.

В мире могло поменяться что угодно — Оливер мог встречаться с Флинтом, домовики обрести свободу, магглы научиться колдовать, — но борьба факультетов за лидерство была вечной.

— Я заставлю его заплатить за ущерб, — мстительно пробормотала Пэнси, возвращаясь в комнату со стеллажами. Рон поспешил за ней, то и дело оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что бешенная книга по прежнему лежит на полу без движения. — Может, это заставит его в следующий раз подумать… Хотя какое там. Но вернемся к тебе, Уизли! — громко сказала она, заставив Рона вздрогнуть, и насмешливо продолжила: — Ты практически спас мне жизнь. За это я сделаю тебе лучший переплет.

Рон поморщился.

— С тобой бы ничего...

— Пользуйся шансом, Уизли, — перебила Пэнси, и Рон решил не спорить. Она усмехнулась, села за стол, на котором до сих пор валялись притащенные ею книги, и серьезно приказала: — Расскажи мне о Грейнджер.

Рон сел напротив.

— Гермиона работает в отделе магического правопорядка, — начал он. — Старается искоренить…

— Нет, — недовольно буркнула Пэнси. — Я читаю газеты и знаю, кто чем занимается. Расскажи мне о своей Грейнджер. Ты же не хочешь делать подарок суровой миссис Уизли, министерскому работнику?

Рон улыбнулся.

— Нет, — согласился он и, подумав, медленно сказал: — Гермиона… — Он смутился и неловко пожал плечами. — С чего начать? Она очень хорошая. Справедливая, умная... и честная. Она всегда защищает всех и всегда готова прийти на помощь. И мне, и Гарри, и вообще кому угодно. И раньше приходила, и… — Рон вновь улыбнулся, чувствуя нарастающее в груди тепло. — И очень заботливая, хотя сейчас ей нелегко: у Хьюго режутся зубы, и в доме… Неспокойно. Но она справляется. Она всегда справляется со всем, с любой задачей. Она хрупкая с виду, но внутри очень сильная. Скучает по Хогвартсу, часто читает его историю, но никогда не говорит об этом... Никогда ни на что не жалуется. Она самая лучшая, — чувствуя, что краснеет, неуклюже закончил Рон.
Пэнси промолчала. Она посидела с минуту, пристально вглядываясь в лицо Рона, затем влезла в ящик стола, достала карандаш, лист пергамента и быстро-быстро зачертила что-то, изредка бормоча невнятные слова себе под курносый нос. Рон, раздумывая, можно ли что-то говорить, в наступившей тишине незаметно для себя погрузился в отрывочные воспоминания.

Первая встреча в поезде… Гермиона тогда не понравилась ни Рону, ни Гарри, да и потом они долго были о ней не лучшего мнения… Встреча с троллем и дружба — дружба, прошедшая испытание и драконами, и войной, и временем. Первый поцелуй, заставивший забыть о страшной обстановке вокруг, да и вообще обо всем на свете… Первые успехи и провалы на работе, трудная учеба и безмятежный отдых, Хьюго и Роза, свадьба и переезд в новый, ставший почти сразу родным дом — и твердые, внушающие уверенность слова Гермионы, что завтра все будет хорошо, даже если сегодня совсем не легко.

Она и правда была лучше всех. Когда в последний раз он говорил ей об этом? Когда он смотрел на нее так, как смотрел после того самого первого поцелуя?

— Вот, — сказала Пэнси минут через двадцать, разрушая уютную тишину. — Смотри.

Она положила пергамент на стол и повернула его к Рону.

Карандашный рисунок был черно-белым и местами заляпан пятнами от пальцев, но даже такой он заставил Рона на мгновение потерять дар речи. Маленькая девочка с копной волнистых волос, держащая в вытянутой руке фонарь, плыла в лодке сквозь звездную ночь; волны глубокого озера несли ее к стоящему на скалистой горе серому замку. Он нависал над ней, давил громадой и несокрушимыми вековыми стенами, но девочка ничуть не казалась испуганной. Вся ее поза была направлена вперед и напряжена в радостном предвкушении: она стремилась в замок, к его древним удивительным историям, запутанным ходам и волнующим захватывающим тайнам.

И не было никаких сомнений в том, что она раскроет их всех и сама станет новой потрясающей историей.

От затопившей душу нежности Рон с трудом смог сделать вдох.

— Нравится? — негромко спросила Пэнси.

— Она... Просто… Очень! — восхищенно воскликнул Рон, осторожно проводя пальцем по копне нарисованных волос. — Ты действительно мастер!

— Лучшая реклама — довольный клиент, — небрежно бросила Пэнси, но скрыть из голоса нотки благодарности ей не удалось. — Переплет будет еще лучше. Мы сделаем его твердым, из черного эбенового дерева. Оно, конечно, тяжеловатое, но зато долговечное и отлично полируется… Волны можно заставить двигаться… Или нет… Может, лучше зажжем фонарь… Я подумаю, Уизли, приходи послезавтра, покажу тебе нормальный доработанный эскиз.

Рон рассеяно кивнул, не в силах оторвать взгляд от рисунка.

— Его можешь забрать себе, — сказала Пэнси, понимающе усмехнувшись. Она поднялась из-за стола и, подождав, пока Рон уберет рисунок в нагрудный карман мантии, протянула руку для прощания. — Было приятно иметь с тобой дело. И еще, — она нахмурилась, — информация о подарке Маркуса вообще-то конфиденциальна. Я перепугалась и сдуру… Если расскажешь Вуду или кому-нибудь еще, даже на порог нашей мастерской больше не пущу. Хотя если узнает Маркус, то от нашей мастерской то ничего не останется...

— Ладно, — пожимая руку, сказал Рон, мало соображая, с чем соглашается. — Конечно. Тогда… до встречи?

— До встречи.

Рон еще раз кивнул, дотронулся до кармана и зашагал к выходу, твердо решив сегодня же взять отпуск. Отдать детей маме — она будет счастлива! — выкрасть Гермиону с работы, забыть про все и всех и рвануть вместе с ней в самый заброшенный уголок планеты хотя бы на пару дней.

Джинни всегда умела давать мудрые советы.

---

Эдриан

Моя бабка всегда была безумной, точно вам говорю. Мама, правда, рассказывала, что когда-то бабка была вполне нормальной, даже мечтала о том, чтобы вступить в армию Того-кого-нельзя-называть, но потом в ее голове что-то переклинило и она стала видеть духов.

Нет, не думайте, что это были нормальные духи или призраки, которые шляются по комнатам Хогвартса, мешая заниматься или лежать и мечтать. Это были особые какие-то духи, которых больше не видел никто, и они нашептывали ей всякие странные вещи и будущее.

Которое никогда не сбывалось.

Даже мое первое воспоминание связано с бабкой. Я стою посреди комнаты, мелкий, едва держащийся на ногах, обряженный в розовое платье сестры, а бабка вьется вокруг меня и называет Любовной феей. Рассказывает, что у каждого в жизни есть свое предназначение — еще б я тогда понимал такие слова! — и что мое: соединять любящие сердца.

А я хотел маггловский меч и быть не Эдрианом Пьюси, а королем Артуром, про которого рассказывали в саду.

Отец, когда увидел всю эту картину, был в таком бешенстве, что бабке не разрешили приближаться ко мне до самого Рождества. Кричал, что не нужно делать из его сына девчонку и что с такой заботой я стану… В этом месте мама закрыла ему рот рукой и покосилась на меня, но сейчас-то я понимаю, что он имел в виду “пидорасом”.

Не-а, не стал.

Правда, на Рождество праздничный дух — и пунш — смягчили сердце отца, и бабке вновь было позволено возиться со мной, поначалу только под строгим контролем нашей няньки. Лучше стоять в розовом платье, чем терпеть мою пугливую няньку, отвечаю, но об этом я расскажу в другой раз.

Бабка полностью помешалась на своей идее и не упускала ни одной возможности напомнить мне о моем предназначении. Читала сказки про добрых фей, рассказывала о ссорах между мужьями и женами, проживающих в соседних домах, и незаметно от отца таскала меня к ним в гости, утверждая, что после моего посещения жизнь у них непременно налаживается.

В последнее, кстати, я готов верить.

Ребенком я был ужасным: ломал все, что попадалось по пути, бил вазы, влезал грязными ботинками на белые диваны, таскал кошек за хвосты, заглядывал во все щели, вытаскивал из ящиков столов важные письма, писался на ковер и громко орал, когда мне не давали того, на что падал мой взгляд. Охотно верю, что когда я вместе с бабкой убирался восвояси из дома соседей, они с облегчением выдыхали, радовались, что у них нет детей или что их дети не такие, как я, и обсуждали меня так долго, что начисто забывали о своих ссорах.

Так мы и жили до школы.

*****

В школе я забыл бабку сразу же, как приехал: все мои мысли поглотил квиддич и Маркус Флинт. Некоторые — Монтегю, конечно, — утверждают, что я бегал за Маркусом как преданная фанатка, заглядывал ему в рот и готов был на что угодно, лишь бы он обратил на меня внимание, но вы не верьте. Монтегю всегда был завистливым, и то, что Маркус взял меня в команду на две минуты раньше него самого, не дает ему покоя до сих пор.

Я ему каждый день об этом напоминаю.

Не, я, конечно, бегал, не спорю, но Маркус мне всегда нравился. Он был как мой любимый король Артур: решительный, боевой, настроенный на победу, с Чистометом вместо Экскалибура, собирающий вокруг себя лучших из лучших. Это потом я понял, что он такой говнюк, что ни одна уважающая себя страна не подпустила бы его и близко к трону, но нравится он мне все равно не перестал.

И я первый заметил, как он реагирует на Оливера Вуда.

Вуд начисто забирал все внимание моего короля. Стоило ему появиться на горизонте, как Маркус тут же забывал о команде, о тренировке, обо мне — вообще обо всем, даже пожрать, так и застывал с куском на вилке, когда Вуд входил в Большой зал. Продолжалось это долго, нудно и ужасно меня раздражало: каждый день Маркус собирал вокруг себя команду и трындел о том, что надо разбить Вуда на следующей игре, сломить Вуда, уничтожить Вуда — ощущение, что других игроков в Гриффиндорской команде вообще не существовало. Я первый был готов на все — уж что-что, а ломать и уничтожать я умел с детства, — составил миллион схем для того, чтобы выбить Вуда первым из игры, но тогда меня еще не взяли в команду, поэтому на этих сборах я прятался за диваном и не мог вносить никаких предложений.

Тогда я придумал гениальный план: спер палочки Вуда и Маркуса, обставил все так, чтобы они думали друг на друга, и запер их в пустом классе на всю ночь во время драки.

Артур всегда побеждал всех противников, и я был уверен, что после этой ночи имя Вуда больше не прозвучит ни на одном собрании. Оно и не звучало: они просто вылезли утром как ни в чем не бывало, больше не вступали ни в какие драки, а потом по школе поползли слухи, что Маркус Флинт пал под очарованием вражеского капитана.

Я их и распускал, потому что первый засек их в раздевалке.

В отместку за провалившийся план я начал называть Вуда Гвиневрой, но никто этого не понял, поэтому такая замечательная шутка пропала даром. Не объяснять же всем, что Флинт — Артур со своими рыцарями, каждый день собирающиеся вокруг почти круглого стола в гостиной, а Гвиневра — его любимая жена, которая… Ох, муторно и долго, к тому же, даже после объяснения никто не смеялся.

Но имя-то больше не звучало, и жизнь наладилась.

Почти, потому что потом куда-то делся Монтегю. То есть формально он жил со мной в одной комнате, ел за одним столом и учился за соседней партой, но я то видел, что его нет. Смотрел мимо меня, когда я ему что-то говорил, и витал в своих пушистых облаках. Я не понимал, в чем дело, и меня это злило: не люблю, когда кто-то не обращает на меня внимания. Но доконало меня то, что однажды утром он назвал меня Блетчли. Блетчли!!! Ладно бы Флинтом, или на худой конец Боулом, но Блетчли, который своей глупостью раздражал даже сов в совятне!!! Я ему тогда высказал все, что думаю о таком унижении, а он даже не заметил, что мы поссорились.

Я решил мстить. Сначала выследить, что его же так тревожит, а потом мстить.

Все оказалось банально: ему понравилась девчонка из Гриффиндора, Джонсон. Анджелина. Вы бы видели, как он про нее говорит! Огромный, ростом с Флинта, морда как у злого джинна, и такой с придыханием: Анджелина… Что они все нашли в этих гриффиндорцах? Ладно еще Вуд — он хоть играть умеет и метлой владеет получше многих, но эта… Ах, да, она тоже играет хорошо. Ну, может, это его и свалило, не знаю, не уточнял.

Она, правда, казалась крепче Вуда, да и Монтегю не Флинт, поэтому запирать их вдвоем я не стал: Монтегю мне еще нужен был живым, соседа я менять не хотел. Она же совершенно ненормальная, эта Анджелина, когда злится, Вуд ее пытается оттащить от драки, а она еще и его уделать может под горячую руку.

В общем, на цветы она не купилась, хотя по моему совету Монтегю слал их целыми горстями. Мы оборвали все клумбы в округе и перешли уже на лужайки возле Запретного леса, когда нашу деятельность заметила Стебль и вкатила нам три недели отработок. Пришлось высаживать цветы обратно и продумывать другой план действий.

Джонсон вообще оказалась не падка на шмотки, украшения и другие безделушки, которые я ей передавал от имени незнакомца. Про месть я тогда уже позабыл: мне было интересно, что же все-таки может сломить ее сопротивление. Монтегю был не дурак, не симпатичный, конечно, я лучше, но ничего, а у нее на примете никого не было: я тогда уже успел подкатить к ее подружке, Белл, и выведать все тайны личной жизни Джонсон.

Сломалась Джонсон на банальности: я пихнул Монтегю с лестницы прямо на нее, потому что к тому времени они меня оба здорово достали, а он сломал руку и копчик и угодил в Больничное крыло. Я ей сказал, что это по ее вине, наврал, что Монтегю, наверно, больше не сможет летать, и она ходила к нему два дня, где они смогли наконец-то нормально поговорить. Если бы я знал, что все так просто, давно переломал бы ему все конечности.

Вот тогда жизнь наладилась.

Почти, потому что Белл решила, что мы с ней встречаемся. Я когда это понял, был в таком ужасе, что Монтегю меня отпаивал каким-то зельем, после которого я сначала чувствовал себя всемогущим, как Артур, а потом три дня не мог разговаривать. Мало того, что я не хотел встречаться вообще ни с кем — что я, не видел, в какую кашу превращались мозги моих друзей? — так в нее еще и был влюблен Боул. Вы его видели? Кулаки с мою голову и никакой жалости к ближним.

Пришлось опять обдирать клумбы, сочинять любовные письма от имени Боула и вести себя так паршиво, что Белл сбежала от меня через неделю. Боул уже ждал ее с распростертыми объятиями и цветами и вел себя с ней так мило, что я заподозрил, что раньше он притворялся злым только ради места в команде.

Но хоть жизнь наладилась.

Почти, потому что когда другая их подружка, Спиннет, узнала, как я поступил с Белл, она устроила на меня настоящую охоту. Я не мог пройти по коридору, чтобы на меня не вылилась какая-нибудь дрянь, или за мной не помчались латы, или в моей сумке не нашлись какие-нибудь ползущие или квакающие твари. Я начал опасливо озираться по сторонам, но она не унималась: ей все казалось, что Белл недостаточно отомщена.

И это гриффиндорцы-то хорошие?

Пришлось переключить ее внимание на жирного пуффендуйца, который вот уже месяц не сводил с нее глаз. Как они все не замечают очевидных вещей? Если человек краснеет, бледнеет или роняет все из рук каждый раз, когда ты к нему подходишь, ясно же, что дело тут нечисто. Но она то ли была совсем слепой, то ли слишком много внимания тратила на меня, но решительно не замечала ничего кругом.

С ней было проще некуда: жирный выучил все приемы ее любимой команды, “Холихедских гарпий” — мы с ним каждый вечер повторяли название каждого финта, — обзавелся их шарфом и подкатил к Спиннет на нашей игре с Когтевраном. Не знаю, не наделал ли он ошибок, но судя по тому, что в следующую субботу их вместе видели в Хогсмиде, а моя сумка наконец перестала квакать, все прошло как нельзя лучше.

И жизнь наладилась.

Почти, потому что ко мне почему-то стали стекаться все влюбленные со всего Хогвартса. Я не знаю, кто им наговорил, что я способен приманить кого угодно, но они намекали, уговаривали и пытались подкупить меня всеми возможными способами. Мне предлагали даже новую метлу, но я не Любовная фея, чтобы заниматься их проблемами! Я делаю всегда и все только для себя, и если мне что-то мешает жить, устраняю проблему со своего пути. Пришлось приложить немало усилий, чтобы отвадить их от себя, даже пообещать проклясть любого, кто еще раз подойдет ко мне с подобной просьбой.

Правда, пришлось только один раз помочь Блетчли — с его тупостью самому ему было не справиться с завоеванием сердца пуффендуйской отличницы, а его каждодневное нытье на тренировках ужасно раздражало. И еще один раз сообщить Пенелопе Кристалл, что я видел у Перси Уизли книгу, которая она искала в библиотеке, а потом подбросить эту книгу самому Уизли — он мешал Вуду сбегать на свидания к Маркусу, заставляя учиться, а просьбам Маркуса я отказать не мог.

И вот сейчас жизнь точно наладилась.

Почти, потому что заведший привычку садиться на обеде напротив меня Малфой отвратительно раздражает своим бурчанием о Поттере. Поттер то, Поттер се, Поттер, Поттер… Видел я этого Поттера, не ахти какой противник. Правда, ловец из него на удивление получился хороший, даже Маркус это признал. Но это не значит, что мы теперь каждый день должны выслушивать жалобы криворукого Малфоя!

Даже не знаю, что с этим делать.

Но я что-нибудь придумаю.

---

Я не знаю, что будет с дайри дальше, но терять этот ресурс очень бы не хотелось. Я пользуюсь платными сервисами, могу платить абонентскую плату, если нужно будет, но это напряжение и недоговоренность мне очень не нравятся. Хоть бы сказали, чего примерно ждать.

Ссылка на все тексты мелких форм, с кинк-феста и с битв
docs.google.com/document/d/1rAcOE_Dh8heP4CBJfOX...

Ссылка на лучшую игру в мире и мою маленькую команду
docs.google.com/document/d/1pxbru0WWKhRzqVoGRpi...

Новые тексты, конечно, хотелось бы принести на битву Приключенцам, но если нет, то, наверно, меня можно будет найти на фанфикс. Там пока только гарридрака, не люблю плодить дублей, но тогда придется уже выкладываться все время там.
Надеюсь, обойдется как-нибудь.

---

Простите, у меня с подачи Кати  Капли колокольчиков и ее идей внезапно вылезла крошечная Гарридрака. Слишком бессмысленная и глупая для битвы, а больше девать ее некуда. Там есть строчка флинтвуда, так что почти законно сюда)))


Лежать головой на тощем бедре Драко было не слишком удобно, зато спокойно и уютно. День выдался тяжелым, в Аврорате все с ума посходили, разыскивая сбежавшую из парка заколдованную карусельную лошадь, и мечта о том моменте, когда можно будет просто поваляться возле Драко, не думая ни о чем, позволила продержаться до конца дня.

И теперь можно было наконец-то дать себе немного вздремнуть... Закрыть глаза и погрузиться в прекрасный мир снов хотя бы на пять минут... Или на десять... Или...

— Поттер, — внезапно сказал Драко, вырывая из полудремы. — Почему мы с тобой ничего не коллекционируем?

Гарри открыл один глаз и посмотрел наверх. Голова Драко на мгновение показалась из-за газеты, которую он читал, а затем вновь скрылась за черно-белыми страницами.

— Смотри, чем увлекаются нормальные волшебники... Так, не это... И не... Вот. "На выставке будет представлена самая большая из ныне существующих коллекций драконих яйц. Как утверждает..." Так, сейчас... Да ладно, — сказал Драко и положил газету прямо на лицо Гарри. — В общем, хозяин коллекции говорит, что за много лет увлечения этим делом он завел множество новых знакомств с теми, кто тоже интересуется яйцами. К тому же, чем ниже полуляция драконов, тем выше цена их яиц. Прекрасное вложение денег!

— Чарли и Джинни хотят открыть в Норвегии самый большой заповедник в мире, — напомнил Гарри, открывая второй глаз и скидывая газету с лица на пол взмахом руки. — Если им удастся это сделать, то популяции всех видов драконов резко возрастут. И что ты будешь делать со своими яйцами?

— Я не хочу заниматься такой ерундой! — возразил Драко. Он посмотрел сверху вниз, задумчиво нахмурив брови. — Но многие коллекции действительно стоят дороже через много лет.

— Монтегю коллекционирует носки, — сказал Гарри. Брови Драко переползли от переносицы на лоб. — Фред рассказывал. Целыми пачками привозит из разных стран: и с местными орнаментами, и с вышивками, и вообще любые. Как думаешь, они разбогатеют лет через двадцать?

Драко недовольно промычал.

— Я говорю про настоящие коллекции, Поттер. Например, картины. Искусство всегда ценилось дорого, и уж точно со временем становится только дороже. К тому же, коллекционеров всегда считают не такими заурядными, как всех остальных. Ты хочешь казаться заурядным, Поттер?

Попытка поспать окончательно провалилась: когда Драко хотел поговорить, сопротивляться было бесполезно. Гарри пожал плечами.

— Мне все равно. Ну если мы сложим твою годовую зарплату помощника зельевара и мою начинающего аврора, то сможем купить раму от великой картины, — насмешливо согласился он. — Или крючок, на котором она висела в музее... У тебя есть коллекция зелий, — вспомнил он. — Или как назвать ту груду коробок, которая периодически вываливается из кладовки?

— Это лучшие рабочие образцы! — возмутился Драко. — И я время от времени ими пользуюсь! Чего не скажешь о тех коробках с чьими-то наградами, которые валяются там совершенно без дела и только занимают место!

— И куда мне их деть? — поинтересовался Гарри. Рука затекла; он пошевелился, переворачиваясь на спину, и протяжно зевнул. — Или ты хочешь, чтобы завтра в этой же газете писали о том, что в мусорке Героя нашли целый арсенал наград, что он не ценит благодарность общества, что... — Гарри вновь зевнул. — Рита постарается.

Драко замолчал, положил руку на голову Гарри и запустил пальцы в его волосы. По всему телу прошла дрожь; Гарри почесал живот, покрывшийся колючими мурашками, и довольно поежился.

Наслаждение продлилось недолго: Драко, вспомнив о статье, вновь заговорил:

— Но можно собирать что-то попроще... Коллекционирование — это ведь как игра, Поттер. Почти квиддич. Найти что-то в единственном экземпляре — как поймать снитч. Ни у кого нет, а у тебя — вот он. Увести редкую вещь из-под носа другого коллекционера — практически выхватить квоффл у соперника. Твой Вуд наверняка что-то коллекционирует. Снитчи, или квоффлы, или биты. Хотя нет, скорее всего метлы.

Гарри приподнял голову и кивнул.

— Коллекционирует, — согласился он. — Только не снитчи, а землю в мешочках с тех полей, на которых выигрывал. Флинт периодически тайком выкидывает высохшую старую и насыпает новую с их лужайки, а Оливер хранит ее как самое большое богатство.

Драко улыбнулся так задумчиво, что Гарри прикусил язык и немедленно добавил:

— Обещай только никогда ему не говорить, Флинт сам случайно проболтался мне на матче. Оливер искренне считает, что Кубок лучшего вратаря прошлого года достался ему именно потому, что земля работала как талисман.

— Даже если Флинт снова будет прохаживаться по твоим умственным...

— Даже если что угодно, — твердо сказал Гарри. — Никогда не говорить.

Драко разочарованно дернул губами.

— Ладно, — нехотя согласился он. — Но землю я точно не хочу коллекционировать. Нет ничего поинтересней?

— Поинтересней? Есть. Полгода назад у одного чудака украли часть из коллекции растений, ядовитую фасоль тентакулы. Она запрещена для продажи и содержания в доме, поэтому владелец не стал заявлять в Аврорат. Зато к нам прибежал похититель.

— Почему?

— Потому что не мог понять, кто душит его по ночам. Дважды просыпался в Мунго, когда жена ночью замечала, что он не дышит. А он еще и пытался свалить вину на нее. Не хочешь насобирать такую коллекцию? Поставим возле кровати.

Драко поежился.

— Нет. Поттер, у тебя есть здоровые знакомые? Со здоровыми увлечениями?

Гарри почесал подбородок.

— Невилл коллекционирует напоминалки, только все время забывает, куда их переставил... — Драко красноречиво дернул за прядь волос. — Понятно. Рон собирает шахматные доски и фигуры. Есть очень дорогие, сделанные на заказ. Правда, Лаванда сказала, что если в доме появится еще хоть одна фигурка, то она знает место в самом Роне, куда он сможет ее поместить.

Драко хмыкнул.

— То самое?

— То самое, — подтвердил Гарри. — Хотя Рон грозит, что если она выкинет шахматы, он начнет коллекционировать котлы, как Перси. Или маггловские батареи, как мистер Уизли. Пока что Лаванда молчит.

Драко тяжело вздохнул.

— Отец коллекционирует деньги разных стран, — с тоской сказал он. — Мама — драгоценности. Забини — приглашения на значимые мероприятия. Нотт... Вроде бы ничего. Скучно, Поттер. Если придумаешь...

— Я уже придумал, — перебил Гарри. — Давай будем коллекционировать наши хорошие воспоминания и самые счастливые моменты. У меня уже накопилось достаточно много. Плохое вложение денег, но точно приятная игра.

— Ты сопливый глупый романтик, — недовольно сказал Драко. Он нагнулся, поднял с пола газету, развернул и сердито скрылся за ее листами. Гарри устроил голову поудобнее, снова зевнул, закрыл глаза и улыбнулся, когда услышал: — Давай.

---

Я жива, товарищи, честное слово, просто погрязла в полугодовом, довольно огромном ужас люди спасите сложном макси. Я их не брошу, это лучшие мальчики на свете.

Люмос, "Ты останешься на завтрак?"

— Ты останешься на завтрак? — с ужасом спрашивает Маркус.
Нет, секс с Вудом прекрасен. Вуд горячий, страстный и нежный. Вуд сильный и слабый, он тает в руках и отзывается на каждое прикосновение так, словно в жизни не испытывал ничего лучше. Вуд стонет так громко, что соседи начинают стучать в стену, и выгибается на члене такой дугой, словно его тело начисто лишено костей. Вуд берет глубоко - и глотает, Вуд принимает в себя и отдает так много тепла, что Маркус начинает плавиться сам, растекаясь по простыне дымящейся лужей.
Но завтрак…
Завтрак подразумевает продолжение. Подразумевает чужое присутствие в доме, чужую зубную щетку и украденную половину кровати. Подразумевает скомканное прощание и: «Встретимся завтра? Я тебе напишу...» Подразумевает: «Все было здорово» и яичницу на тарелке. Подразумевает Вуда, сидящего на стуле на кухне, закутанного в одно одеяло, и голое тело, скрывающее за складками ткани. И неминуемое продолжение, потому что нельзя, просто нельзя не захотеть забраться под это одеяло и не нащупать горячее, страстное, полное энергии тело, готовое тут и сейчас: на кухонном столе, в гостиной на ковре и в сырой ванной комнате. Подразумевает чужую сумку, брошенную в коридоре, и чужие вещи, заполонившие небольшой шкаф. Вечерние посиделки перед камином, неловкое молчание и споры до хрипов о лучшей команде Великобритании. Подразумевает ссоры и волнения, когда тренировка слишком задерживается, а время встречи истекло три часа назад. Подразумевает обиды и непонимания, примирения и ожидания, и пристальный взгляд глубоких карих глаз, полный неподдельного сожаления.
И того, что Маркус ловит каждый раз, когда Вуд смотрит в его сторону, и что никак не удается описать простыми словами.
— Ты останешься на завтрак? — с надеждой переспрашивает Маркус.

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Пост приема слов, будет висеть наверху.
На битвы я больше не пойду точно, поэтому можно наконец расслабиться и начать писать в дневник.
От вас - слово в любое время (можно фразу, можно прямо целую заявку), я попробую по нему писать тоже в любое время) Предупреждаю, что пишу в основном бытовуху. Присоединяйтесь, если у вас вдруг есть страстное желание почитать флинтвуд по какой-то заявке, а сами не хотите/не умеете писать. Не флинтвуды не желательны, но могу попробовать и не по ним. Совсем не знаю: Люциуса Малфоя, всех темных, Снейпа.