[vitanga]

Ну все, битва практически позади, чему я блин рада. Несмотря на кучу положительных эмоций и укур, времени это забирает миллион, и сил не меньше, и надо уже выдохнуть.
Выкладываю не выложенный на битву текст. То есть мы его выложили на рейтинг - и сняли, поскольку слегка так не успели вычитать, поскольку надо писать не за три дня до выкладки. Ну пусть будет тут. А меня ждет Питер - разводные мосты и тихая гостиница возле Невского. Кто хорошо поработал - имеет право хорошо отдохнуть) А наша команда, считаю, поработала очень даже неплохо.

Черное зеркало.

Скачать можно тут yadi.sk/i/auZucyT43E9JEg


Этот остров, где всё не так,
Как когда-то казалось нам.
Этот остров, где каждый шаг
Словно колокол бьёт в небесах

Би-2 Feat Пикник — Остров.



ЧАСТЬ ПЕРВАЯ


— Итак! — громогласно произнес Маркус, но, вспомнив об ушах, тут и там торчащих из стен слизеринского подземелья, понизил тон: — Итак, подведем итоги.

Рассевшаяся на полу и кроватях команда почтительно примолкла. Даже Эдриан заткнулся, что случалось с ним крайне редко.

— Гриффиндорские ублюдки ходят с загадочными рожами третий день подряд и постоянно перемигиваются, — повторил Маркус известный всем факт. — Вся команда в полном составе.

— Причины мы не знаем, — тоскливо напомнил Боул.

Все закивали.

— Не знаем, — согласился Маркус. — Если бы это было что-то незначительное, Вуд давно бы растрепал об этом по всем углам. Значит, дело серьезное.

— Или настолько незначительное, что о нем даже рассказывать не стоит, — лениво сказал Блетчли.

Маркус помрачнел.

— Если кто-то думает своим маленьким мозгом, что есть хоть что-то незначительное, когда дело касается квиддича, особенно финала, и особенно — когда это мой последний финал в этой гребаной школе, он может свалить из команды. Прямо сейчас.

Маркус красноречиво посмотрел на дверь. Блетчли сник.

— Есть три варианта, — сказал Маркус, с удовлетворением убедившись, что сваливать никто не собирается. — Либо они подглядели нашу тактику, либо у них новые метлы, либо третий вариант, о котором мы не знаем.

— Я видел Уизли на тренировке, — сказал Эдриан. — У них все те же Чистометы.

— Это может быть уловкой, — возразил сидевший возле самой двери Монтегю. — Тренировались со старыми, а ночью получили новые. Мы будем не готовы — и проиграем.

— Точно, — согласился Маркус. — А если они подглядели нашу тактику, то успеют подготовить ответную атаку. А еще у нас, — Маркус свирепо посмотрел на Боула, — есть слабое звено.

— Эдриан? — с надеждой спросил Боул.

— Ты! — грозно уточнил Маркус, и Эдриан одобрительно фыркнул. — Если красные прознали, что твоя мамаша запретила тебе играть, они могут сообщить об этом Хуч прямо перед игрой! И кого ставить на замену?

Боул пристыженно затих.

— Но, — продолжил Маркус, справившись со злостью, — они могли и заменить самую слабую Белл. Я слышал, что кто-то из их третьекурсников все лето тренировался под руководством Колмана. Если кто не в курсе — это тренер Паддлмир Юнайтед.

Впечатлительный Деррек громко ахнул. Блетчли нахмурился.

— Вранье, — не очень уверенно сказал Монтегю. — С какой стати он бы стал возиться со школьником?

— С той же, с какой твоему отцу разрешили жить дома после суда, — обрубил Маркус. — Связи решают все. — Он помолчал, раздумывая. — В любом случае, наше дело плохо. Ублюдки хоть и больные на всю голову, но просто так перемигиваться бы не стали.

— Можно их спросить, — сказал Боул. — Лучше девок. Я знаю пару способов, от которых у любого развяжется язык.

— Я знаю их гораздо больше, чем ты, — возразил Маркус. — Но если кого-то из них побить, они могут донести о нарушении Макгонагалл — и она потребует сменить команду. Не пойдет.

— Можно подслушать, — сказал Эдриан. — Проникнуть в грифферскую гостиную и…

— И сидеть там четыре дня, пока у кого-нибудь не возникнет мысли заговорить о квиддиче, — перебил Блетчли с издевкой. — Или до самой игры. Или ты думаешь, что Вуд каждую минуту будет об этом трепаться при посторонних?

Маркус тяжело вздохнул. Вуд мелькал повсюду, постоянно орал при каждом удобном и неудобном случае, что в этом году Кубок будет стоять к него на тумбочке, и при этом никогда не ляпал ничего лишнего. Конечно, недоумок мог и просто запугивать, но уверенности в его голосе хватало, чтобы начать тревожиться.

Хотя в прошлом году он орал то же самое — и что?

Маркус с гордостью посмотрел на драгоценный Кубок, стоящий наверху шкафа, очнулся от мыслей и спросил:

— Еще есть идеи?

Эдриан почесал лоб, Монтегю задумчиво скривился, Деррек пожал плечами, а на тупой роже Боула не мелькнуло даже следов мыслительной деятельности.

Маркус с надеждой посмотрел на Блетчли.

— Есть одна идейка, — внезапно сказал Монтегю. — Но не знаю, насколько…

— Говори!

— Скажу, — согласился Монтегю. — Только когда все уйдут.

— Мы команда! — возмутился Деррек, вскакивая на ноги. — Знает один — знают все!

— Точно! — поддакнул Боул с пола. — И это моя комната!

Монтегю непреклонно скрестил руки на груди. Маркус кивнул на дверь — и все игроки, один за другим, недовольно потянулись на выход.

— Ну? — требовательно спросил Маркус, когда Блетчли, шагающий последним, покинул комнату, оглушительно хлопнув дверью.

— В общем, — медленно начал Монтегю, — моя покойная бабка оставила отцу в наследство неплохую коллекцию зелий. Далеко не все разрешенные, но все полезные. Не могу сказать, что мне было разрешено их брать и тем более увозить часть из них в школу, но…

— Но?

Монтегю широко улыбнулся.



*****



Маркус перешагнул через собственные вещи, прикрыл пах ладонями, посмотрелся в зеркало и застыл, пытаясь справиться с потрясением. Не то чтобы зеркала так уж часто радовали отражением, но сегодняшнее перешагнуло все допустимые границы.

— Не так уж и плохо, — сказал Монтегю, и Маркус мог бы поклясться здоровьем Вуда, что в его голосе мелькнули язвительные нотки.

— Не так уж… — сердито заворчал Маркус и замолк, ошарашенный звуками собственного голоса.

Если вырвавшийся писк вообще можно было назвать голосом.

Маркус вгляделся в отражение, разглядывая себя с головы до ног. Длинные, болтающиеся при каждом движении уши, свисающий до самого подбородка нос, вылупленные глазки, несуразно огромная башка — и ужасающе тощие, похожие на прутья метлы руки и ноги. Бровей не было вовсе, впрочем, как и волос. Маркус переступил с пятки на носок, пытаясь понять, смогут ли такие ноги выдержать вес длинного тела, и попытался найти плюсы в текущем положении.

Возможно, среди домовиков он был первым красавцем. Судить было сложно, все домовики были как на одно лицо, но дряхлая Тринки, прислуживающая в доме тетки, точно выглядела не лучше.

По крайней мере, в таком виде точно никто не узнает.

— Я не хочу становиться таким же, — с ужасом сказал Эдриан, отодвигая от себя склянку. — А если оно не сработает обратно?

— Сработает, — уверенно сказал Монтегю. — Бабка дерьмо не делала. Три часа — и ты станешь сам собой.

— Три?! Обычное действует всего час! А если...

— Пей! — пискнул Маркус и поморщился: таким голосом напугать кого-либо было совершенно невозможно.

Впрочем, на Эдриана подействовало: он с сомнением поглядел на склянку, поднес ее к носу, долго принюхивался и, наконец, осушил одним большим глотком.

Маркус сел на стул в ожидании превращения.

Не прошло и нескольких мгновений, как тело Эдриана стало стремительно уменьшаться. Ноги высыхали на глазах, утопая в длинных штанах; Эдриан тревожно схватился за колени, словно пытаясь задержать изменения, но его руки точно так же скукожились, превращаясь в длинные палки, обтянутые старческой кожей с пигментными пятнами. Нос потянулся вперед, не замедляясь целую минуту; глаза почти изчезли в резких морщинах, густо усеявших лицо.

Маркус определенно выглядел лучше.

— Это кто? — приободрившись, поинтересовался он у Монтегю.

— Не знаю, — честно сказал Монтегю. Он не выдержал и расхохотался, смотря на Эдриана, побежавшего к зеркалу. — Я попросил у своего домовика прислать мне два волоса любых из наших домовиков, — пояснил он, отсмеявшись. — Я даже половины из них не знаю, а выбор небольшой: у них мало у кого вообще есть волосы.

— Хорошо вам, — не скрывая зависти, сказал Маркус. — Моя мать наотрез отказывается покупать хотя бы одного. Говорит, что в нашем доме не место всяким тварям.

— Блин, — протяжно, с каким-то отчаянием простонал Эдриан, разглядывая свое отражение. — Грэхем, если я не превращусь обратно, ты будешь меня обеспечивать до конца жизни!

— Я возьму тебя работать в наш дом, — сказал Монтегю. — Личным уборщиком моей спальни. И вообще, — внезапно рассердился он, поднимаясь на ноги и шагая в сторону двери. — Вам нужен был выход — я его нашел, так что не пищите. Домовики без труда проходят в любые гостиные и кабинеты. А вам, — он застыл в дверях и обернулся, — нужно всего лишь провести в спальне Вуда несколько вечерних часов — он определенно хоть что-нибудь да скажет.

Дверь захлопнулась; Маркус вздохнул.

— А как становиться невидимым? — запоздало поинтересовался он неизвестно у кого. — Блядь, они же почти всегда невидимые!

Эдриан наморщил и без того морщинистый лоб.

— Не знаю, — сказал он, подумав, и громко пискнул: — Хочу стать невидимым!

Ничего не произошло. Маркус закрыл глаза, сильно-сильно зажмурился и настойчиво затараторил про себя: "Я невидим. Я невидим. Я — невидим!"

Он распахнул глаза и уставился в собственное отражение в зеркале, прекрасно видимое при ярком свете свечей.

— Ладно, — сказал он и махнул рукой. — Не попадаемся на глаза профессорам, а если кто из учеников спросит, то скажем, что это новые правила для домовиков. Нужно продержаться всего... — он взглянул на часы над кроватью, — всего два с половиной часа. Готов?

Эдриан кивнул, но уверенности в этом жесте не почувствовалось.

— Я тоже не готов, — признался Маркус. — Все время кажется, что ноги сейчас переломаются.

Они переоделись в заранее приготовленные Монтегю тряпки, даже близко не напоминающие одежду, и Маркус сказал:

— План такой: ты идешь по школе и смотришь, нет ли где Вуда или кого из команды. Если найдешь — привязывайся к ним, как хвост, и внимательно слушай каждое слово.

— А ты?

— А я попробую пробраться в их гостиную.

Эдриан пожал костлявыми плечами и первым пошел на выход.

В гостиной, слава Салазару, никого не оказалось. Эдриан вылез через проход, тоскливо посмотрел Маркусу в глаза — и двинул в сторону Большого зала, смешно размахивая несуразными руками. Маркус поглядел ему в спину, шагнул к лестнице — и тут же почувствовал, как его тощее тело поволокло по холодному грязному полу, словно кто-то схватил за шею и с огромной силой потянул в неизвестность.

Стало страшно, да и приятного в таком скольжении было мало.

— Эй! — заорал Маркус, пытаясь вырваться, но невидимая рука держала цепко, продолжая волочь за собой. — Эй! Помогите!!!

— Пцык мурит, — строго сказал писклявый голос ниоткуда, и стало еще страшнее. Движение замедлилось, а потом и вовсе прекратилось.

Маркус вскочил на ноги и тревожно огляделся. Помещение, куда его втянуло неизвестное невидимое существо, напоминало чулан для метел, разве что чуть шире. В углу наблюдалось нагромождение какого-то хлама, но что именно это было, Маркус разглядывать не стал: он замер в стойке, намереваясь драться до последнего, и на всякий случай лупанул кулаком воздух.

В пустоте вздохнули.

— Шатли? — спросил голос. Судя по слишком высокому писку, он принадлежал девке, ну или как там разделялись невидимые существа. — Неки и?

— Где ты и кто ты? — сердито спросил Маркус. — Я тебя не понимаю!

Судя по всему, убивать никто все таки не собирался, но кулаки Маркус убирать не спешил.

— Покажись! — требовательно приказал он.

Пустота вновь вздохнула.

— Откуда ты? — на нормальном английском спросила она.

— Из слиз... — начал Маркус и запнулся. — Покажись! — грозно повторил он.

Из пустоты проступила голова — большая голова с выпуклыми глазами, и на секунду показалось, что это зеркало, настолько голова напоминала собственное отражение несколько минут назад. Вслед за головой появилось тело, обернутое серой тряпкой с бантом, и Маркус понял, что не ошибся с определением пола говорящего: это была домовиха, чем-то неуловимо напоминающая уродливую имитацию Макгонагалл.

Стало легче дышать, и Маркус опустил руки.

— Так откуда? — спросила домовиха

Маркус дернул плечами и неопределенно махнул головой сразу в нескольких направлениях.

— Понятно, — с сомнением произнесла домовиха. — Опять пришли новеньких. Зовут?

— Ма… — Маркус осекся и почесал голову. Как их вообще называли и кто давал им имена? — Ма… к... и? Макки.

— Первая нужда в работе в нашей школе: никогда не будь видим в коридорах и классах без специального указания! И не попадайся на взгляд ученикам!

— Ясно, — сказал Маркус, хотя речь была странноватой. — А как стать невидимым?

Домовиха выкатила глаза, и Маркус всерьез испугался, что они вывалятся из глазниц.

— Ты сколько старый? — спросила она, и Маркус как никогда пожалел, что никогда раньше не читал ни строчки о жизни домовиков.

Сколько они жили? Двадцать или двести лет? На сколько он сам выглядит, Маркус совершенно не представлял, поэтому решился сказать правду:

— Мне девятнадцать.

— Эльфу больше пяти, и он не знает, как пропасть из глаз? Глуп?

— Не глупый, — рассердился Маркус. Каменный пол неприятно холодил босые пятки, и Маркус переступил с ноги на ногу. — Меня не обучили.

— Где учили?

Вот на этот вопрос точно ответа не было.

— Нигде, — сказал Маркус. — Подкинули в дом, когда я был совсем маленький. Я был единственным домовиком, некому было меня учить.

Прозвучало довольно жалостливо. На всякий случай Маркус распахнул глаза и свел несуществующие брови домиком, как иногда делал Эдриан, чтобы разжалобить Хуч после нарушения, но либо домовиха была непробиваемой, либо отсутствие бровей делало вид не таким несчастным.

— Значит, глуп, — подытожила она, и на сей раз Маркус не решился спорить. — Пилли учит тебя. Жди.

Она каким-то невероятным способом переместилась с места возле двери прямо к куче хлама, хотя ее ноги при этом совершенно не шевелились. Сев на колени и откинув в сторону несколько швабр, непонятных кусков тряпок и разноцветных мочалок, домовиха выудила на свет ведро и, с грохотом поставив его возле Маркуса, поднялась на ноги.

— Твое.

Ведро было красное, почти такое же, как гриффиндорская форма, и Маркус презрительно фыркнул.

— Тебе надо брать! — потребовала домовиха строгим тоном. — Мыть библиотеку, шесть кабинетов и кухню. Если есть время после — холл.

Маркус ужаснулся.

— И это все — за один день?

Домовиха посмотрела так, что Маркус на самом деле почувствовал себя идиотом.

— Час, — сказала она.

— Что — час? — не понял Маркус, и, сообразив, заорал: — Нужно вымыть все эти помещения за час?!

Домовиха кивнула, и мозг Маркуса судорожно заработал. Время бежало, и необходимо было срочно попасть в комнату Вуда, иначе шансов что-либо узнать не останется, а второй такой возможности уже не будет. Нужно было соглашаться: сбежать из-под надзора в огромной библиотеке было гораздо проще, чем в маленьком чулане.

— Ладно, — сказал Маркус, поворачиваясь и поднимая ногу, чтобы ступить к двери. — Библиотека так…

К плечу притронулась маленькая, неприятно влажная ладонь, и пространство удивительным образом съежилось вокруг глаз, завертелось и смазалось, чтобы через секунду превратиться в длинный ряд книжных полок. Голова закружилась; Маркус, с трудом вернув тело в равновесие, огляделся по сторонам.

Ученики лениво бродили между полок, выискивая нужные книги, сидели за столами, неторопливо перелистывая страницы — а между ними сновали десятки домовиков, все как один в одинаково серых тряпках, повязанных вокруг шеи, пищащие так громко, что было удивительно, как ученики могли не слышать этот тонкий неприятный звук. Они передвигались настолько быстро, что Маркус едва успевал поймать взглядом одного, как он тут же исчезал, чтобы появиться в другом месте; и только через какое-то время стало понятно, что домовиков на самом деле не больше пяти-шести.

— Макки теперь пропал из глаз и немой для учеников, — известила домовиха из-за спины. Обрадоваться этому факту Маркус не успел, ибо она продолжила почти без остановки: — Он моет от полок до третьего окна. Пилли смотрит.

Она щелкнула пальцами, и ведро в руках потяжелело, само по себе наполнившись чистой водой. Маркус ругнулся сквозь зубы, поставил ведро на пол и брезгливо потянул за край всплывшей тряпки.

Деваться было некуда.

Неожиданно мелькнула страшная мысль: если рассердить домовиху, можно остаться невидимым и неслышимым до конца жизни; Маркус, представив, как, подобно призраку, бродит среди учеников, тщетно взывая к помощи, передернулся, сел на колени и завозил тряпкой по полу.

В библиотеке внезапно воцарилась тишина.

Впрочем, провисела в воздухе она совсем недолго — через несколько мгновений домовики разразились дружными писками, в которых Маркус с большим трудом признал смех. Они побросали работу и замерли на местах — кто на полках, кто на полу, — все как один тыча кривыми узловатыми пальцами в сторону Маркуса.

Все явно шло не по плану.

— Что? — сердито спросил Маркус. — Я тру не там, где нужно?

— Глупый эльф собирается мыть библиотеку до конца жизни? — вместо ответа поинтересовалась знакомая домовиха. — Он мыл дом хозяев, сидя на коленях?

Вопрос был непонятен.

— А нужно стоя на голове?

Домовиха сузила выпуклые глаза.

— Эльф еще глупее, чем думала Пилли. Он забыл о существовании магии, он глуп, как гном!

Маркус задохнулся от возмущения. Маленькая, лопоухая и носатая тварь, признанная Министерством обычным безмозглым существом наравне с нюхлерами, еще и смела оскорблять чистокровного мага!

— А вы совсем не умеете летать! — заорал Маркус, вскакивая на ноги. — И не разбира…

Рот захлопнулся сам по себе; тряпка взмыла в воздух, описала круг почета над головами сидящих за столом хаффлпаффцев — и рванула Маркусу прямо в лицо. Сработал инстинкт охотника — Маркус перехватил ее одной рукой, бухнулся на колени и продолжил возить по полу, больше не обращая внимания ни на какие насмешки.

Нужно просто переждать, пока домовиха отвернется, — и бежать в сторону гриффиндорской гостиной, пока еще оставалось хоть какое-то время. Маркус осторожно поднял глаза, убедился, что домовиха пристально наблюдает за его работой, — и снова ругнулся.

Злость на собственную глупость нарастала.

Пригрозив небесам, что вечером Монтегю самолично уберет всю слизеринскую гостиную, Маркус обмакнул тряпку в ведро, выжал воду и вновь заелозил по полу. Положение было унизительным, никогда раньше маги не подчинялись указам домовиков, и мысль о первенстве в данном случае совсем не утешала.

— Пилли пойдет и скажет мистеру Филчу, что глупый эльф совсем не подходит на это место, — с негодованием произнесла домовиха минут через двадцать, когда Маркус уже успел доползти на коленях до первой полки. — Мистер Филч находит плохих работников! Макки не умеет пользоваться магией и моет пол до самой луны!

Это было плохо: Филч, при всей непроходимой тупости и древности, вряд ли мог забыть, что никакого Макки не нанимал. Маркус, сдержав порыв рвануть вперед и удушить домовиху грязной тряпкой, вкрадчиво принялся врать:

— В хозяйском доме я убирался в спальнях и гостиных, могу вытирать пыль и складывать одежду. Пойдемте, покажу. Говорят, в Гриффиндоре всегда грязно — давайте….

— Пилли знает работу для глупого эльфа, — перебила домовиха. Вновь не сделав ни малейшего движения, она оказалась за спиной, схватила за плечо — и библиотека расплылась в глазах на множество мутных пятен. Маркус зажмурился, пережидая головокружение, распахнул глаза, но помещение, куда их вынесла домовиха, было слишком плохо освещено, чтобы понять, где они находятся.

В нос ударил резкий запах, и Маркус оглушительно чихнул.

— Совиный дом, — коротко пояснила домовиха и щелкнула пальцами. Помещение тотчас залилось светом — откуда он шел, было совершенно непонятно. Над головой зашумело и заохало; под голыми пятками что-то хрустнуло, и Маркус с отвращением уставился на целые кучи сухого совиного помета, покрывающие весь пол.

— Глупый эльф метет помет, — сообщила домовиха, и на босые ноги прямо из воздуха вывалилась метла, совсем не напоминающая метлу для полетов. — Если он не умеет справляться с таким легким делом, Пилли идет к мистеру Филчу.

Маркус задрал голову. Сквозь дощатый потолок проглядывалось круглое помещение, откуда ученики отправляли свои письма; у домовиков слух был явно лучше, чем у магов, поскольку совиное ухание доносилось так ясно, словно Маркус сидел рядом с совами на их хлипких жердочках. Наверху кто-то был: от его шагов пол ходил ходуном, в лицо летели комья грязи, перьев и помета, и Маркус поспешно вернул голову в нормальное положение.

Вариантов не было, а метла была хотя бы привычнее тряпки. Маркус глубоко вздохнул, успокаивая сам себя обещаниями страшной мести Вуду, и принялся за уборку.

За следующий час удалось узнать три вещи. Совиный помет въедался в доски так, что проще было перестелить в подвале совятни новый пол, чем привести её в чистоту, — это было первое. Блетчли обожал сов и втайне ото всех бегал подкармливать их и гладить, пока в совятне было пусто, — это второе.

Третье, самое дерьмовое, Маркус обнаружил примерно минут через сорок, когда горло неожиданно засаднило и запершило с такой силой, что на глаза навернулись слезы. Маркус откашлялся, еще и еще, но мерзкий комок слизи словно въелся в глотку, не давая сглотнуть. Внезапно со страшной силой зачесались ноги, потом шея, а затем руки стали покрываться огромными бордовыми пузырями, раздувающимися прямо на глазах. Воздуха катастрофически перестало хватать, зато сердце заколотилось с утроенной силой, а лицо запылало жаром; Маркус, отбросив метлу в сторону, выскочил на улицу через узкий проем в стене, раскрыл рот и судорожно набрал полные легкие кислорода, не обращая внимания на гневные вопли выбежавшей следом домовихи.

К плечу прикоснулась липкая ладонь; земля завертелась перед глазами, размазалась в третий раз за день, и реальность поплыла, превратившись в беспросветное черное пятно.

— Кашит мут дак, — сказал кто-то через неопределенное время.

Чернота перед глазами слегка разъехалась по сторонам, словно шторы на мутном окне, и под веками стало немного светлее. Сознание постепенно выравнивалось, а сердце забилось в нормальном ритме. Маркус открыл глаза, полежал с минуту, приходя в себя, и завертел головой по сторонам.

Он лежал в гамаке, в окружении еще десятка таких же гамаков, привязанных к крюкам на потолке в широкой, но невысокой комнате. В огромном осколке зеркала напротив гамака отражался он сам, вполне видимый и все такой же уродливый. Все стены были увешаны разноцветными портретами бывших директоров, но больше разглядеть ничего не удалось: домовиха склонилась над лицом, смотря не то обеспокоенно, не то сердито — оттенки взгляда ее выпуклых глаз различать было довольно сложно. Она зачем-то прикоснулась к носу Маркуса, почесала свое ухо и скрестила руки на груди, вновь становясь похожей на гриффиндорскую деканшу.

— Глупый эльф уже здоров и притворяется, — сказала она рассерженно. — Он сидит тут, пока Пилли ведет с собой мистера Филча.

Отвечать стало некому: домовиха мгновенно и бесшумно растворилась в воздухе, не оставив после себя и следа.

Маркус, наконец почувствовав свободу, быстро вылез из гамака и забегал по комнате в поисках выхода. Он нашелся за старым шкафом: крошечный, почти незаметный среди картин в громоздких рамах лаз в стене, по размерам едва ли больше самих домовиков. Маркус, уже направившись к нему, вдруг с ужасом почувствовал, как стремительно начала расти левая нога; не прошло и нескольких секунд, как к ней присоединилась правая, а затем тело начало расширяться во все стороны, растягивая и разрывая хлипкую ткань на груди. Маркус, придерживая бывшую одежду одной рукой, рванул в сторону лаза, но слишком длинные, лезущие неравномерно ноги не слушались, и он, зацепившись за одинокий коврик на полу, рухнул на него всей тяжестью собственного веса.

Жалость к себе накатила такой волной, что стоило больших трудов сдержать вопль отчаяния.

— Падык алык… — растерянно сказали над ухом.

Маркус поднял голову. Мелкая домовиха была тут как тут, а за ее спиной, словно хреновых событий было недостаточно для нескольких часов, возвышалась Макгонагалл, и весь ее вид не предвещал ничего хорошего.

Маркус прикрыл голый зад жалким остатком тряпки, ткнулся лицом в грязный коврик и свирепо скрипнул зубами.

*****

К сожалению, Вуд по пути не встретился, и сорвать свою злость на нем не удалось. Маркус толкнул пару малолеток, наступил на хвост миссис Норрис, плюнул с лестницы на голову какого-то рейвенкловца и в совершенно отвратительном настроении вернулся в слизеринские подземелья.

— Все молчат! — тихо, но очень яростно сказал он, входя в гостиную, где восседала команда в полном составе в ожидании новостей. — Все молчат, ничего не спрашивают и не комментируют мой вид. Один вопрос — и состав команды полностью меняется! Ты!.. — заорал он, не справившись со злостью, и ткнул пальцем в развалившегося в кресле Монтегю. — Ты, блядь… Ты!..

Кажется, Монтегю ничуть не испугался: он равнодушно почесал живот и невозмутимо уставился в пылающее гневом лицо Маркуса. Его следовало убить; пожалуй, Маркус занялся бы этим немедленно, если бы взгляд не упал на нагло улыбающегося Эдриана.

Тот определенно плохо понимал.

— С завтрашнего дня, — спокойно сказал Маркус, беря себя в руки, — вы все сидите на трибунах и смотрите, как летает новая команда Слизерина. Всем все ясно?

Хиггс, сидящий вместе со всеми, дернулся вперед и с надеждой заглянул в лицо Маркуса. После замены на Малфоя он не оставлял попыток вернуться, раз за разом приходя на тренировки и пытаясь под любым предлогом выйти на игру, и сейчас как никогда был близок к своей цели.

В конце концов, нужно было хоть как-то отблагодарить его за вчерашний быстрый минет. Могло быть и лучше, конечно, но он хотя бы старался.

— Не торопись, — перебивая мысли, влез Эдриан. На его лицо набежала тень: он как никто дорожил своим местом. — У меня для тебя такие новости, что ты быстро передумаешь.

Это было сомнительно.

— Сомнительно, — озвучил Маркус. — Но можешь попробовать.

Эдриан вновь расцвел. Все затихли.

— Так вот, — бойко начал он, усаживаясь удобнее и явно готовясь к длинной речи, — я проник в гриффиндорскую гостиную. Было нелегко! Но я не нашел Вуда, чуть не попался на глаза Снейпу и решил прицепиться к каким-то девкам. Сказал им, что работаю первый день, и попросил меня проводить. Как они пищали вокруг меня! — жалобно воскликнул он. — Вопили, что впервые видят домовика, и все норовили потискать… пощупать… за разные места, — совсем другим, более мечтательным тоном сказал Эдриан. Он театрально закатил глаза, уставился в потолок и глубокомысленно замолк.

— А охотниками я назначу Гойла и Крэбба, — сказал Маркус, и Эдриан мгновенно перестал придуриваться.

— А… В общем, отвели они меня в гостиную. Там ужасно, — он скривился, — все красное и… Да фу. Короче, у нас лучше.

— Это и есть твоя новость?

— Ты погоди! В гостиной были Вуд, — Маркус сжал кулаки, — и эти… Уизли с одинаковыми рожами. Я вертелся вокруг них, вертелся, все пытался спросить про матч — а они предложили мне стать участником их эксперимента. Они делают какое-то зелье, что ли, ну я и согласился. А что мне оставалось делать? Они собирались в свою комнату, я не мог преследовать их. Пришлось…

— У тебя осталось десять секунд, — теряя терпение, предупредил Маркус, и Эдриан быстро сказал:

— В общем, когда мы были у них в комнате, рыжие все время подшучивали над Вудом, говорили, что…

— Пять секунд.

— Да послушай же ты! Подшучивали над Вудом и говорили, что… Что… Э-э-э…

— Что?

Эдриан в замешательстве посмотрел на Монтегю. Монтегю раздраженно крякнул и помог:

— Мудак Вуд в тебя влюблен.

— Да, — сказал Эдриан и выдохнул с нескрываемым облегчением.

И стало тихо, ровно до того момента, когда Маркус от души заржал, а с ним и Деррек, и Малфой, и Блетчли с Боулом. Хиггс нахмурился, одарив Эдриана недоброжелательным взглядом.

А Эдриан обиделся.

— Я точно тебе говорю! — с негодованием заорал он, вскакивая на ноги. — Они и зелье-то какое-то делали, что бы ему лучше спалось перед тренировками! Я не стал пробовать, смылся оттуда, как только кто-то в дверь постучал, но говорю тебе: он определенно по тебе сохнет!

— Сохнет, — еще больше развеселившись, подтвердил Маркус. — Так сохнет, что скоро исчезнет. Так это отлично: будут играть без вратаря, Кубок, считай, уже наш!

— Повесят мантию Вуда на кольцо в память о нем, — поддержал Деррек. — И венок сверху!

— Ага, Маркус принесет! — влез Боул. — С траурной ленточкой и надписью: «Не вспомню о тебе никогда!»

— «С нежной любовью от команды Слизерина, жалкий ублюдок!»

Монтегю сплюнул на пол; Малфой брезгливо поморщился и отодвинулся к Боулу.

— Угомонитесь, долбоебы, — презрительно сказал Монтегю, и команда примолкла: его боялись не меньше самого Маркуса. — Эдриан врать не станет. На домовиков никогда не обращают внимания: они не разносят чужие тайны, поэтому и чешут при них языком как хотят. Если рыжие так говорили, значит, так оно и есть. Вместо того чтоб тупо ржать, лучше бы придумали, как это использовать.

Вот теперь стало не смешно. Маркус задумался в наступившем тревожном молчании.

— Они могли прознать про обман, — наконец сказал он. — Понять, что это был Эд и…

— Не могли они понять! — возмущенно воскликнул тот. — Думаешь, я совсем того? Да я ни словом себя не выдал!

— Уизли не настолько хорошие актеры, — сказал Монтегю. — Они бы начали крыть и тебя, и команду, пользуясь случаем и зная, что Эдриан ничего не сможет сделать. Они всегда так делают, если выясняют, что мы подслушиваем их разговор.

— Делают, — задумчиво согласился Маркус. Информация постепенно доходила до мозга; Маркус, внезапно почувствовав себя прекрасно, несмотря на все неприятности, расплылся в язвительной усмешке. Самолюбие удовлетворенно замурлыкало. — Значит, Вуд влип, а? Ну что за кретин! А я думаю, что он доебывается все время?

Блетчли зафыркал, как гиппогриф.

— То и доебывается… Нашел на кого дрочить!

Маркус нахмурился. Блетчли побледнел.

— Э... В смысле, что…

— В смысле, что ему теперь конец, — спасая шкуру Блетчли, вмешался Боул. — Слушайте, это же можно всем растрепать — и Вуд от стыда к полю и близко не подойдет! Он же весь такой правильный, не придерешься!

Команда одобрительно загудела.

— Или пригрозить ему рассказать всем, если он выйдет играть, — крикнул Блетчли, подаваясь вперед. — Тогда никто не будет знать, и красные будут думать, что он просто струсил выйти на финал!

— А после финала все равно расскажем!

— Прям с поля объявим на всю школу! Счет 1:0 в пользу Маркуса!

— Мы и так выиграем, без всяких высохших вудов, — сказал Монтегю, и все заткнулись. — Но если у них действительно есть какой-то план… то было бы не лишним в него вмешаться.

Вокруг заржали; Маркус поморщился от поднявшегося гвалта и посмотрел на притихшего Хиггса. Тот довольным не выглядел, скорее наоборот: он продолжал пронизывать Эдриана взглядом, и в его глазах светилась ничем неприкрытая ненависть. Маркус, пообещав себе разобраться с этим позже, развернулся и спустился в свою комнату.

Сукин сын Вуд должен был заплатить: и за уборку библиотеки, и за весь этот кошмарный день, и вообще за все годы в школе, но особенно — за жалкую тварь, посмевшую командовать капитаном лучшей команды в школе — Маркусом Флинтом. Следовало обдумать все в тишине и переодеться: выданный Макгонагалл чужой засаленный свитер жал в плечах и трещал подмышками, да и в хождении босиком приятного было мало.

*****

— Я наряжаюсь в свою парадную мантию, чтобы встретиться с Вудом, — сказал Маркус, удивляясь абсурдности этой фразы. — Нет, Эдриан, ты послушай: встретиться с Вудом в лучшей мантии! Раньше на все встречи с ним я надевал домашние штаны, чтобы было не жалко порвать, а теперь…

— Не встречу, — поправил Эдриан, придирчиво осматривая Маркуса со всех сторон. — Это называется свиданием.

— Свидание, — согласился Маркус и повернулся лицом к подружке Боула, приглашенной по его просьбе. — Ну как?

Она покрутила рукой, выражая то ли неодобрение, то ли, напротив, похвалу, поправила Маркусу галстук, одернула мантию вниз и едва заметно скривилась.

— Вуду многого не надо, — сказала она, хотя что она могла понимать в вудах! — Если он на тебя уже запал, то оценит хотя бы попытку принарядиться.

Звучало глупо, но в свиданиях она явно шарила больше, чем сам Маркус. Он поблагодарил ее кивком головы и направился на выход.

— Волнуешься? — крикнул вслед Боул, и команда, в полном составе собравшаяся проводить Маркуса на его первое свидание, так же дружно захохотала.

— Нет, — соврал Маркус и закрыл дверь.

Волнение пробрало неожиданно с самого утра: на кону был главный матч всей школьной жизни, и стоило следить за каждым своим словом, чтобы ненароком не спугнуть Вуда. Впрочем, за последние две недели врать пришлось столько, что Маркус иногда и сам путался между правдой и ложью.

Вуд, разумеется, не поверил — да Маркус и не ждал этого, — и после первого же письма с извинениями за все прошлое и намеками на то, что Маркус долго и тайно был влюблен, прислал короткую записку, где был нарисован кривой, но вполне понятный жест. После второго письма с еще более пылкими заверениями он не ответил вообще, а после третьего и вовсе стал делать вид, что Маркуса Флинта не существует в природе. Он не лез драться, не задирал, проходя мимо, и вел себя так, словно в глаза не видел ни одну из присланных сов.

Но слухи по школе разносились быстро, а уж с помощью Эдриана — и того быстрее. Не прошло и нескольких дней, как все знали, что Вуд и Маркус встречаются тайком, хотя все красные в один голос утверждали обратное. Кто-то верил, кто-то откровенно смеялся, но первый шаг был сделан, а когда Вуд, устав от потока писем, действительно согласился встретиться — и второй, и Маркус продолжал вдохновенно врать.

Все должно было окупиться в ближайшем будущем.

На улице вовсю цвела весна, слишком душная даже для конца апреля. В парадной мантии было жарко, через короткое время по спине заструился пот, и Маркус, плюнув на внешний вид, стянул мантию с плеч и перекинул ее через руку, оставаясь в одной рубашке.

Он дошагал до Хогсмида, повторяя про себя весь список запретных тем для разговора, нашел кафе мадам Паддифут, выбранное девкой Боула, и, преодолевая отвращение, зашел внутрь.

Раньше бывать тут не приходилось, но сожаления по этому поводу Маркус не испытал. Внутри все было кошмарно розово-желтым, в рюшах и бантиках, походившее на платье сестры, когда мать впервые вывела ее выступать перед гостями. Вуд сидел в центре всего этого ужаса в черной, наглухо застегнутой до подбородка мантии, и выглядел как дементор посреди ромашкового поля.

В мантии!

Оставаться тут было невозможно, несмотря на все заверения девки Боула, что это лучшее место в округе для влюбленных пар. Маркус, убедившись, что взгляд Вуда упал на него, махнул головой в сторону «Трех метел» и вопросительно поднял брови.

Вуда сдуло с места так быстро, что взметнулась скатерть.

— Я не знал, что там так ужасно, — честно сказал Маркус, пока они шагали до паба. — Словно кто-то радугой блеванул.

Вуд слегка поморщился, и Маркус пообещал себе быть осторожнее. Как с ним вообще можно было общаться? Вуд славился своей честностью и принципиальностью, даже не смог выступить против результатов игры, когда Диггори, пользуясь бессознательностью Поттера, поймал снитч. Тогда даже в Слизерине признавали, что Гриффиндор должен настаивать на переигровке — и только Вуд, единственный из всех, отказался.

Он был слишком правильным, слишком глупым, гриффиндорцем от макушки до пяток, хотя нельзя было не согласиться с мнением некоторых девок по поводу его привлекательности. У Хиггса, конечно, рожа была поприятнее, но и Вуда уродом никак нельзя было назвать, да и в раздевалке на его зад иногда было приятно полупиться, представляя, что это зад кого-нибудь другого.

О чем можно было с ним разговаривать? Команда выдвигала разные версии, начиная с чемпионатов мира по квиддичу, заканчивая учителями, но девка Боула твердо наказала говорить только о самом Вуде, делая вид, что Маркусу интересна каждая деталь его жизни. Но Маркус с удивлением понял, что и так знает о нем все: и о семье, и об оценках, и о лучших друзьях, и о желаниях на будущее: слежка давала много информации, зачастую ненужной, но вполне вырисовывающей всю жизнь гриффера.

Впрочем, кажется, Вуд и не собирался разговаривать — Маркус только сейчас сообразил, что они так и шагают молча, на отдалении друг от друга. Показалась дверь паба; Маркус, распахнув ее, пропустил Вуда вперед, оплатил Розмерте два сливочных пива и сел за выбранный Вудом столик.

И стало удивительно неуютно. Проще всего было открыть рот и сказать что-то привычно-злое — и Вуд наверняка нашел бы тысячи слов в ответ. Писать ему всякие глупости было просто, особенно под диктовку девки Боула, но говорить их в лицо…

Все темы мгновенно выпали из головы; Маркус, тщетно пытаясь вспомнить надиктованные вопросы, покрутил головой, словно ища помощи у соседних столиков, но Вуд опередил:

— Что тебе нужно, Флинт?

Маркус растерялся.

— О чем ты?

Вуд красноречиво обвел рукой паб и прищурился.

— Об этом. Столько стараний, я оценил. Письма, признания, даже извиниться смог. Так что тебе нужно?

Этого в планах не было.

— Я же писал, — проникновенно, как учила девка, сказал Маркус. — Я долго пытался к тебе подступиться, но не решался…

Вуд вновь поморщился, и Маркус замолчал.

— Я тебе не верю, Флинт, — равнодушно сказал Вуд и одним глотком осушил половину своего бокала. Он даже не понюхал напиток, поданный ему рукой Маркуса: то ли он не считал Маркуса врагом, то ли безоговорочно и глупо доверял всем подряд. Он поставил бокал на стол и продолжил: — Да никто в здравом уме бы и не поверил. Ты решил, что я солью тебе финальный матч?

Хотя, возможно, он был и не так глуп, как казался. Эта мысль развеселила; Маркус, решив обязательно поделиться ею вечером с Эдрианом, взял себя в руки и спокойно спросил:

— Ты ведь этого не сделаешь?

— Не сделаю, — согласился Вуд. — Кубок будет наш, так что отвали по-хорошему, пока не стало по-плохому.

Маркус кивнул и не без тайного удовольствия напомнил:

— У меня уже два Кубка, Вуд. Для карьеры достаточно и одного, так что…

Сказать: «Этот можешь забирать себе!» при всем желании не повернулся язык.

Вуд криво улыбнулся и допил оставшееся пиво. Он мог сколько угодно делать вид, что ему все равно, но он волновался: это было заметно по слишком плавным движениям, по тихому голосу, по показному спокойствию. Обычный Вуд любил смеяться в коридорах или орать на поле, размахивать руками, носиться с одного места на другое, мелькая перед глазами, как домовики в библиотеке, — это была его жизнь, нормальная жизнь, порой слишком шумная и суетливая для всех остальных. Но вот так сидеть, равнодушно пялясь на бокал, обычный Вуд не умел никогда.

А уж выряжаться в новую, с иголочки мантию ради ненужной встречи — и подавно.

— Слушай, — сказал Маркус, повинуясь внезапному озарению, — у меня не было больше времени раздумывать. Скоро финал, потом сразу экзамены — когда к тебе подходить? После школы? Ты собираешься в «Паддмир» — где бы я тебя отловил?

— Откуда ты знаешь?

— Да я все о тебе знаю, Вуд... Оливер, — поправился Маркус, вкладывая в звуки имени столько тепла, что хватило бы на растопку камина. — Куда ты любишь ходить, с кем и когда. Во сколько ты просыпаешься и во сколько ложишься спать. Кто твои соседи по комнате и в каких ты с ними отношениях.

— И в каких?

— В отличных, — наобум пробормотал Маркус, надеясь, что угадал: как раз это было неизвестно. — Я не прошу тебя сливать мне матч, я не прошу вообще ни о чем, но ты пришел — и я не собираюсь упускать этот шанс.

Он вытянул руку и осторожно провел большим пальцем по лежащей на столе открытой ладони Вуда. В планах не было и этого, но Хиггс обожал, когда так делали, и Маркус понадеялся, что это сработает и теперь.

Вуд дернулся как от удара, и попытался скрыть это полукашлем-получихом. Вышло неловко и смешно, но его рука осталась лежать на столе, и Маркус, воодушевившись, сжал ее всей ладонью.

Гладить его оказалось не так уж и паршиво, как это представлялось в худшем из сценариев. Кожа у Вуда была грубой и теплой, кончики пальцев — шершавыми и жесткими, и ощущалось это гораздо приятнее, чем мягкие, почти девчачьи пальцы Хиггса. Маркус, осознав, что увлекся, убрал руку и изо всех сил попытался сделать вид, что смутился.

Вуд прокашлялся.

— Ладно, — охрипшим голосом сказал он. Прокашлялся еще раз и сказал нормально: — Было весело. А теперь — отвали, Флинт. Просто отвали.

Он поднялся, одернул мантию и вышел из паба.

Что за…

Пока Маркус соображал, что произошло, мантия Вуда уже затерялась в потоке таких же одноцветных мантий прогуливающейся по улочкам Хогсмида публики. Маркус вскочил с места и рванул вслед за Вудом, распихивая попадающуюся под ноги ребятню и пристально вглядываясь в толпу.

Бегать за Вудом раньше приходилось только с одной целью — чтобы набить его рожу. Бегать, чтобы признаваться в своих чувствах, было в новинку и как-то совсем не забавно.

— Вуд… блядь… Оливер! — заорал Маркус, углядев знакомую русую макушку. — Оливер, стой! Тупой ублюдок… — пробормотал Маркус гораздо тише и, нагнав Вуда, дернул его за рукав мантии, оборачивая лицом к себе.

Это оказался не Вуд. Ругнувшись громче и не ответив на изумленный вопрос потревоженного мага, Маркус оббежал все проулки, закутки, магазины и кафе, но долбаный Вуд словно растворился в воздухе или улетел на припасенной где-нибудь за углом метле.

Маркус, на всякий случай оглядев небо, представил, как тот прячется между бочками, горой приваленными к задней стенке «Кабаньей головы», тяжело и испуганно дыша, хмыкнул себе под нос и побрел обратно в замок.

Первая часть плана была провалена, но время все еще оставалось.

*****

Вуд думал.

До него всегда доходило медленно, если вообще доходило, и Маркус с каждым днем все тревожнее поглядывал на календарь. Вуд думал о приглашении на повторное свидание, посланное Маркусом в понедельник вечером, — это было понятно как по его молчанию на завтраках, обедах и ужинах, которые раньше проходили в бурном обсуждении какой-то ерунды, так и по его мимолетным взглядам, изредка бросаемых на Маркуса на совместных уроках. Но в первую очередь это было ясно из короткой записки, присланной с совой, где было всего два ответных слова: «Я подумаю».

За прошедшие после неудачной встречи три дня это был первый сдвиг в нужную сторону, да и вообще первый ответ, и Маркус утроил старания. Сова летала теперь к Вуду так часто, что ей даже не нужно было озвучивать получателя. В записках больше не было высокопарных слов; Маркус, уволив девку Боула с поста главного советчика, доверился всем своим знаниям о Вуде и писал от души, представляя себе, что и вправду влюблен.

Представлять было сложновато, но с каждым днем дело все больше шло на лад. Вуд больше никак не реагировал на приглашения или заверения в чувствах, зато стоило только заикнуться о Чемпионате мира, как он исписал четыре листа. Маркус, забив на домашнее задание по Маггловедению, исписал в ответ восемь, из которых семь были о прошедшей игре между французами и итальянцами. Вуд в ответной записке размером с небольшой учебник дважды пошутил, что точно было хорошим знаком, а в следующей и вовсе поделился историей со своей первой поездки в жизни на Чемпионат.

Он был нелепым и непохожим на всех знакомых, любил «Паддлмир» так, словно это была лучшая команда на свете, ненавидел обожаемых Маркусом «Сенненских соколов», превозносил ловцов, хотя охотники были во много раз сильнее; в его письмах то и дело сквозила непонятная Маркусу горечь об окончании школы, что было совсем глупо, писал он просто и незатейливо, не выбирая слов, но незаметно для себя Маркус втянулся в эту нехитрую переписку.

В субботу, ровно через две недели после свидания, он отправил длинное письмо с осуждением тактики болгарского вратаря и только после того, как сова улетела, понял, что забыл напомнить о своей мнимой влюбленности.

Дело было дрянь: до матча оставалась всего неделя, и команда Гриффиндора была сильна как никогда раньше.

*****

Встреча была не случайной, но даже самый внимательный наблюдатель не смог бы заподозрить подвох. Вуд шел с тренировки в одиночестве, задержавшись на поле для починки расшатавшегося крепления метлы, и кто смог бы доказать, что крепление расшаталось не без чужой помощи? Маркус шел на поле просто потому, что шел — с каких пор нельзя ходить там, где хочется? Так что встреча выглядела безобидной, но это не помешало Вуду отойти в сторону и сделать вид, что его нет на узкой дороге.

Маркус перегородил дорогу и остановился.

Вуд остановился тоже.

Маркус шагнул вперед.

Вуд остался стоять на месте.

— Привет, — сказал Маркус. — С тренировки?

Вуд кивнул и попытался обойти сбоку, но Маркус шагнул влево — и попытка провалилась.

Все это напоминало глупый танец, и Маркус рассердился, окончательно устав от всех этих игр. Вуд не доверял — и был прав, но, в конце концов, на него же и правда можно было повестись: он был неплох собой, многие девки с Гриффиндора увивались за ним, так почему он не мог поверить в чувства Маркуса? Маркус подавил зарождающуюся в груди злость и спросил:

— Слушай, Вуд… Оливер. А если бы не… все эти дела с соперниками, Кубком… Ты бы тогда согласился?

— С чем? — спросил Вуд.

Говорить вслух это не хотелось, но Вуд ждал ответа, и Маркус сказал:

— Ну там… ты и я. Встречаться. Если бы мы были с тобой в одной команде, например.

Глаза Вуда забегали по лицу Маркуса, словно ища в его выражении правду. Маркус, постаравшись с честью выйти из поединка взглядов, замер на месте, подождал и уже совсем было решил, что Вуд промолчит, и тогда тот сказал:

— Тогда бы да.

Он вообще не умел врать, вообще, даже когда это было необходимо делать. Маркус растерялся от такой прямоты, а Вуд все же обошел его по траве и вновь побрел по направлению к школе. Больше времени на раздумья не было — сейчас или никогда, — и Маркус, нагнав Вуда в два огромных шага, выскочил на дорогу перед ним.

— Слушай… Оливер. Ну чего ты хочешь? Как тебе доказать?

Вуд рассмеялся, коротко и зло.

— Поклянись своей магией, Флинт, тогда я, может, и поверю. А теперь дай мне пройти и отвали.

Это было смешно и так просто, что Маркус потерял дар речи. Никто не верил в пустые клятвы; слова, брошенные на ветер, никогда не сбывались, если только не были Непреложным обетом. Но Вуд, кажется, говорил серьезно; да и кто знал, что значили клятвы для этих долбаных гриффиндорцев и как они к ним относились?

— Клянусь, — сказал Маркус, проглотив смех. — Клянусь своей магией и всем, что с ней связано, что каждое слово, что я тебе писал и говорил, — чистая правда!

У Вуда с лица спали все краски, и Маркус всей кожей почувствовал, что победил. Вуд поверил — поверил! — потому что такое изумление невозможно было подделать. Маркус, прикинув по времени, что команда Хаффлпаффа с минуты на минуту должна появиться на дороге к полю, шагнул еще ближе и, взяв Вуда обеими ладонями за лицо и смотря прямо в глаза, тихо сказал — дословно, как когда-то учила девка:

— Ты мне нужен. Ну как тебе доказать?

Прикоснуться губами к губам Вуда не составило труда; Маркус прикрыл глаза и попытался представить, что целует Хиггса: тот всегда отвечал нехотя, больше предпочитая тискаться, чем целоваться. Вуд не ответил вообще, но ему и не нужно было отвечать: хотя его губы и остались сомкнутыми, но тело помимо воли напряглось и подалось вперед, едва заметно, но Маркус слишком внимательно следил за каждым жестом, чтобы что-то упустить. Он провел руками по оголенной шее Вуда, опустил их к крепким плечам и прижался к нему всем телом, ощущая скачущее, бешеное биение чужого сердца.

— Я тебя… — шепнул Маркус в самые губы, напрягая всю фантазию, и сам чуть не поверил звукам своего дрогнувшего голоса. — Вуд… Оливер… Оливер!.. Ну дай мне шанс. Один шанс.

И Вуд сдался.

Его понесло вперед, взахлеб, и вряд ли он соображал, где находится и что их могут увидеть. Маркус, одним глазом косясь на дорогу, почувствовал, как руки Вуда судорожно вцепляются в его спину, прижимая тело Маркуса к своей груди с такой силой, что стало больно. Его горячий, жадный язык скользнул в рот, прошелся по зубам и нёбу; Вуд перестал дышать, совсем, выпав из жизни и дрожа всем своим существом. Нельзя было не признать, что целовался он отменно; трудно было устоять перед такой открытостью и не взять то, что само с таким удовольствием лезло в руки.

Образ Хиггса растворился в подсознании, уступив место Вуду — суматошному, ненормальному Вуду, дрожащему в руках. Это была часть плана, но ведь никто не запрещал получать удовольствие по ходу его исполнения.

Вуд прервал поцелуй, но не отодвинулся, а переместил свои ладони на виски Маркуса, сжал их и ткнулся прохладным носом в его щеку — да так и остался стоять, дыша мелко, часто и с каким-то нелепым присвистом. Это было неожиданно; Маркус, опешив от странного жеста, попытался отстраниться — и тогда позади кто-то громко ахнул.

Вуд отлетел мгновенно, словно ветром сдуло, но было поздно: из команды хаффлпаффцев первыми на поле пришли только две девки, но и их было достаточно, чтобы подтвердить все слухи. Маркус, мысленно похвалив сам себя, грозно рявкнул в пронзительной тишине:

— Чего уставились?

Девки поспешили убраться восвояси, то и дело оглядываясь назад и перешептываясь между собой. Маркус посмотрел на Вуда — ошалевшего, раскрасневшегося и моргающего часто-часто, с дикими, совершенно безумными глазами, еле стоящего на ногах — и внезапно понял одну простую вещь.

Уизли не шутили.

Вуду не просто было дело до него, Вуд действительно влип по самую макушку, завяз и пропал. Это должно было быть смешным, но почему-то смеяться сейчас совершенно не тянуло, и все недавнее хорошее настроение как рукой сняло. Маркус попытался улыбнуться — вышло криво и вяло, — и он рассеянно сказал:

— Я пойду, там надо… Увидимся завтра вечером?

И, не дождавшись ответа, пошел в школу.

*****

На улице стояла настоящая летняя жара, и мысли плавились в голове. Маркус растянулся на собственной мантии, подставил лицо уже почти спрятавшемуся за холмами солнцу и закрыл глаза, наслаждаясь свежим теплым воздухом. Тело расслабленно заныло после изнурительной тренировки, из теплиц долетал слабый запах от розовых кустов Стебль, где-то на опушке леса негромко потявкивала собака лесника.

Было почти хорошо.

Почти, поскольку неугомонный Вуд никак не хотел затыкаться.

Он валялся рядом — ноги вверх, руки раскинуты в стороны — и чувствовал себя явно отменно. Благо хоть целоваться не лез, и то ладно. Он говорил обо всем на свете, и никак не мог наговориться, словно долгие дни и ночи сочинял темы специально для Маркуса. Маркус попытался отключиться, но голос проникал в уши, залезал в мозг и вырывал из блаженного сна.

— Чарли работает в драконьем заповеднике, — сказал Вуд в ту минуту, когда Маркус серьезно решал, что лучше: удушить его или отравить. — Он приглашал меня к себе, если я не попаду в команду. Присылал колдографии, ты не представляешь, как там здорово, Маркус: лес, горы, нет вокруг ничего и почти никого, и только драконы — злые, дышащие огнем, непокорные и дикие.

— И никаких магглов? — сонно спросил Маркус. Найти такое прекрасное место на земле, где не было этих жалких созданий, казалось почти невозможной задачей.

— Никаких магглов, — подтвердил Вуд. — Никого вообще, кроме самих работников. Ты против магглов?

— Нет, — сказал Маркус. Отравить все же было проще. — И что драконы?

— Драконы шикарные, — завистливо сказал Вуд, словно сам мечтал взмахнуть крыльями и улететь. — Я бы тоже хотел взмахнуть крыльями и лететь, как они.

Маркус приоткрыл один глаз, повернул голову и улыбнулся забавному совпадению мыслей.

— Что? — спросил Вуд, улыбаясь в ответ.

— Ерунда.

И все же он был довольно ничего, когда молчал. Хиггс не умел улыбаться глазами; Вуд же улыбался всем лицом, так, что улыбались даже его нос и уши: он весь светился каким-то счастьем по совершенно тупым поводам. Маркус вновь закрыл глаз, подложил руку под голову и под монотонный голос Вуда, вещающий о драконах, задумался об окончании школы.

Экзамены были на носу, финал уже маячил перед глазами — хотелось быстрее покончить с этим всем, разделаться раз и навсегда и забыть как страшный сон. Профессора, Вуд, Хиггс, Большой зал, набитые студентами душные комнаты без окон и слишком помпезные гостиные — хотелось собрать все вещи прямо сегодня, положить в сундук Эдриана и уйти вместе с ним из школы, ни разу не оглянувшись напоследок.

На руку легла горячая ладонь; Маркус даже не пошевелился, лениво сообразив, что Вуд наконец замолк. Пальцы чужой руки пробежались до запястья, осторожно поглаживая его едва ощутимыми прикосновениями, и по спине прокатилась волна мурашек от удовольствия. Это было приятно, пусть и исходило от гриффера; Маркус вытянул руку вперед и просто лежал, наслаждаясь и больше ни о чем не думая.

— А знаешь, — сказал Вуд через какое-то время. Он убрал свои пальцы, и Маркус недовольно крякнул. — Ты все-таки не прав.

— Это в чем это?

— Ловец — более престижная позиция, чем охотники.

Маркус фыркнул.

— Ты ушлепок! Убери ловца и оставь на поле только охотников, загонщиков и вратаря — игра будет игрой! А если убрать охотников?..

— Это смотря в какой команде, — сказал Вуд. — Если у вас поменять любого охотника на любого ученика из школы — то никто и не заметит разницы.

Маркус возмущенно распахнул глаза и сел на мантии. Вуд рассмеялся и сказал:

— Ну правда же. Вот ты.

— Вот я, — угрожающе сказал Маркус.

— Ну сколько ты можешь голов забить за среднюю игру? Два?

— Рекорд был двадцать один!

Вуд кивнул.

— Это если ворота пустые и размером с само поле, — с улыбкой сказал он, и Маркус обхватил его за шею и слегка потряс. — А если обычные ворота и там я? — полузадушенно поинтересовался Вуд.

Он дразнил, только беззлобно, совсем не так, как когда-то раньше. Наверно, было вредно убеждать самого себя на протяжении многих недель, что влюбленность в Вуда реальная: сжать руки на его шее хотелось совсем не с такой страшной силой, как еще месяц назад.

Завтра все изменится. Завтра Вуд надолго забудет, как улыбаться.

— Все равно бестолковее вратарей никого нет, — сказал Маркус, отпуская шею. — Так что лучше заткнись.

— А ты заткни меня, — с иронией посоветовал Вуд. — Иначе я еще скажу, что и у вашего Монтегю руки растут из…

— Из откуда?!

— Из жо-о-о…

— Захлопнись уже!

— Потому что он все время мажет. Ну, какой капитан — такие и…

Маркус перекатился на бок, навис над Вудом и свирепо сдвинул брови к переносице. Вуд не испугался — он вообще никогда не боялся, долбаный кретин, предпочитая лезть в драку, но не отступать от своего мнения, — только перестал улыбаться и, шумно сглотнув, уставился на губы Маркуса.

Какого Салазара он задирался, стало понятно без слов.

Чем больше он получал сегодня, тем больше терял завтра, да и целовался он и правда отменно; Маркус усмехнулся и нагнул голову, прикасаясь губами к его губам. Вуд обхватил его руками и притянул к себе, не как вчера, а совсем мягко, поглаживая пальцами между лопаток. Наверно, в школе сразу же заметили происходящее на лужайке — за ними наблюдали в последние недели везде, чутко отслеживая каждое передвижение и делая ставки, розыгрыш все это или всерьез, — и уже неслись докладывать Филчу, но Вуду, кажется, сейчас было плевать на любые наказания.

Кретин и есть.

— Я пошутил, — сипло сказал Вуд, когда Маркус отстранился и перекатился обратно на мантию. — У вас отличная команда.

Как будто кому-то нужно было его подтверждение. Часы на башне пробили семь; Маркус поднялся на ноги, отряхнул мантию от налипшей травы и спросил:

— Увидимся завтра в девять? Раньше никак — мне к Макгонагалл на отработку.

— Послезавтра игра, нужно отоспаться, — напомнил Вуд с сожалением, и где-то в груди тревожно екнуло. Вуд не мог отказаться, только не теперь! — Но если на пару минут…

— Просто пожелать удачи.

— Просто пожелать удачи, — согласился Вуд.

И улыбнулся — снова, всем лицом.

*****