[vitanga]

По заявке Наташи: "Ладонь"
PWP не вышло, извини, Наташа, это все же не мое. Но прикосновений я постаралась впихнуть побольше)

немножко Флинтвуда

Квоффл в руках Маклайна всегда словно оживал, рвался вперед, стремясь влететь в ворота противника; в обычное время Оливер гордился рыжеволосым охотником их команды как самим собой, нахваливая его при любом удобном и не очень случае, но сегодня был не тот день.
Плечо болело немилосердно.
Впрочем, болела почти каждая часть тела, даже пятая точка, на которую Оливер крайне неудачно приземлился при вчерашней посадке. Так что не было ничего удивительного, когда ярко-красный мяч, выскользнув из рук Маклайна, пролетел мимо пальцев Вуда, едва задев их шершавым боком, и врезался прямо в лоб Оливера.
Голова загудела; перед глазами запрыгали яркие искры, и сознание смазалось на доли секунды, тут же, впрочем, возвращаясь в привычное состояние. Тренер засвистел, и в этом свистке Оливер отчетливо услышал последнее предупреждение.
Черт.
Черт, черт, черт!
– Третий за пять минут! – рявкнул тренер, едва ноги Оливера коснулись земли. – Третий! А за неделю уже… – он замялся, и сидящий на скамейке запасных Рубенс язвительно помог:
– Двадцать шестой.
Оливер послал ему самую очаровательную улыбку из всех и мысленно наслал самое страшное из всех проклятий, что задержались в памяти с прекрасных школьных времен.
–Двадцать шестой! – как баран, повторил тренер и покрутил перед глазами Оливера кривым пальцем. – Ты играешь как девка, Вуд!
Стоящая рядом Кортни недобро фыркнула.
– Как девка-первокурсница! – поправился тренер, едва заметно отступив от жены на полшага. – Ты ослеп? Квоффл был от тебя в одном дюйме!
Оливер кивнул. Говорить было нечего, оправдываться – не хотелось.
– А у него рука болит, – вновь влез Рубенс. – Они с Маклайном вчера играли на пару, и Маклайн ему зарядил по плечу так, что оно у Вуда в другую сторону вывернулось.
– Бред! – воскликнул Оливер, с трудом удержавшись, чтобы от злости не схватиться за палочку. – Так… небольшой вывих. Ночью все прошло.
– Подними руку, – приказал тренер. – Давай.
Вуд послушно потянулся рукой к небу. Тренер недоуменно пожал плечами, и тогда предатель Рубенс сказал:
– Другая.
Оливер все так же послушно поднял другую руку, сжимая зубы, но острая боль прошибла плечо, и удержаться от стона никак не удалось.
Черт!
Черт бы побрал и Рубенса, и все тренировки, вместе взятые!
Тренер недовольно нахмурился.
– Что же ты не сказал? – гораздо мягче спросил он и кивнул в сторону раздевалок. – Дуй в больничный кабинет, через час ждем тебя в добром здравии. Рубенс, на позицию!
«В больничный кабинет».
Паршивее не придумаешь.
Оливер потоптался на месте, придумывая тысячи причин сбежать домой, но команда уже взмыла вверх, все, включая довольного Рубенса, и ничего не осталось, как поплестись в сторону раздевалок.
Дверь больничного кабинета пугала до одури. Оливер, каждый раз проходя мимо нее в раздевалку, старался держаться поближе к противоположной стене, словно Флинт мог выпрыгнуть и застать Оливера за чем–то постыдным прямо на ходу. Словно он вообще был в кабинете каждый раз, а не приезжал стажироваться всего по три дня в неделю, хотя по каким именно дням, Оливер не имел ни малейшего понятия.
Узнать было не у кого.
Каждый раз, стоило произнести фамилию Флинта, появлялось отчетливое чувство, что все вокруг все знают и понимают, и смотрят косо, и смеются, и по вечерам собираются компанией в ближайшем баре, чтобы обсудить все подробности нездорового влечения Вуда. Спрашивать не хотелось, да и боль никогда не бывала настолько сильной, чтобы была необходимость обращаться к помощи колдомедика.
Плечо стрельнуло. Оливер упрямо не обратил на него внимания.
Он сел возле двери на корточки, оперся спиной о стену и приготовился сидеть так до тех пор, пока можно будет вернуться и сказать, что лечение прошло успешно. Завтра же нужно будет обратиться в св. Мунго со всеми вывихами сразу, а сегодня стоило стиснуть зубы и просто доиграть так, чтобы ни у кого на поле не возникло сомнений в…
Дверь распахнулась так стремительно, что Вуду пришлось вскочить на ноги, чтобы ручка не ударила прямо в глаз. Колдомедик, чьей витиеватой русской фамилии Вуд так и не смог запомнить, выскочил из кабинета, едва не пронесся мимо, но, заметив вжавшегося в стену Оливера, стремительно затормозил.
– Плечо? – четко и слишком резко выговаривая звуки, спросил он. Оливер растерялся и удивленно кивнул. – Я видел, как ты поднимал руки, – пояснил колдомедик в ответ на вопросительный взгляд. – Проходи. Маркус тебя осмотрит, если что-то серьезное – я вернусь через час.
Маркус.
Грубое, раскатистое русское «р» колдомедика прошло по спине Оливера горячей волной и замерло где–то в районе паха. Мар–р–ркус. Оливер попытался повторить это по себя, очнулся и попятился.
– Я подожду, – торопливо пообещал он, отходя спиной по коридору в сторону выхода. – Всего час… ерунда. Меня не ждут уже обратно на поле.
– Не говори глупостей, – отозвался колдомедик, явно неправильно восприняв испуганный вид Оливера. – У Маркуса уже достаточно опыта для небольших… – он замялся, подбирая слово, и пожевал губами. – Увечий.
– Недостаточно! – возразил Вуд, отчаянно цепляясь за последний призрачный шанс ускользнуть. – Он всего месяц стажируется!
– А до этого – почти год у «Гарпий», – сказал колдомедик, и в его голосе отчетливо проскользнуло раздражение. – Ты же не шею свернул. Давай, заходи.
Спорить было странно и точно вызвало бы ненужные вопросы. Ноги внезапно показались несоразмерно большими и тяжелыми, и Оливер, как старик шаркая ими по каменному полу, вошел в небольшое светлое помещение. Дверь за спиной закрылась с легким стуком, отрезая все пути к отступлению.
Флинт огромной тенью сидел за столом возле окна, там же, где всегда восседал колдомедик, и кабинет неожиданно съежился, превращаясь из небольшой комнаты в крохотный чулан для метел. Из помещения, и так слишком прогретого жарким летом, исчез последний душный воздух, и стало трудно дышать.
Слишком близко. Слишком, непозволительно, невозможно близко, впервые за много лет.
Флинт обернулся одновременно со стуком двери, но его лица из-за ярко палящего за окном солнца было совсем не разглядеть. Оливер, сообразив, что он наверняка слышал весь разговор и вряд ли порадовался недоверию к его знаниям, обругал сам себя, смутился и сел на стул возле двери, ощущая себя самым большим придурком на свете.
Подойти ближе даже при желании бы не вышло.
Оливер огляделся по сторонам, словно никогда раньше бывать в кабинете не приходилось. Два стола, шкаф со склянками, длинная массажная лавка, люстра, стул, перо с чернильницей. Два стола. Люстра. Перо. Массажная лавка. Длинная, кривоногая массажная лавка с дыркой. С овальной, обычной дыркой, накрытой клеенкой.
Люстра. И два стола.
И перо.
И когда взгляд Оливера в четвертый раз прошелся по шкафу, внимательно всматриваясь в блестящие на солнце стеклянные бока склянок, Флинт спросил:
– Значит, я недостаточно хорош для великого вратаря Вуда? То–то ты не заходил ко мне ни разу, даже когда хромал на обе ноги.
Оливер вздрогнул, скорее от звуков чужого голоса, прокатившихся по кабинету, чем от неожиданности. Флинт, выходя на поле, почти всегда молчал, только слушал колдомедика внимательно, когда тот рассказывал что-то негромко, да и Оливер никогда не подходил достаточно близко, чтобы расслышать слова. Голос у Флинта стал другой, низкий и глубокий, отличный от школьных времен, да и в интонациях не было извечной злости, сопровождающей раньше любую реплику.
– Достаточно хорош, – выпалил Оливер, сообразив, что молчание затянулось чуть дольше положенного. Думать рядом с Флинтом вообще было сложно. – В смысле… Говорят, ты ничего.
– Ну раз ничего, тогда говори, с чем пришел.
Оливер собрался и заставил себя оторвать взгляд от шкафа, переводя его на Флинта.
Странно, что можно было просто так смотреть, без опасения попасть через минуту в Больничное крыло, как бывало раньше. Флинт ненавидел, когда его разглядывали: хмурился, кусал губы и лез драться, иногда не говоря при этом и слова. Флинт ненавидел многое, и Оливер когда–то с гордостью возглавлял этот длинный список.
Сейчас в голосе Флинта не звучало ничего, кроме холодного равнодушия.
– Рука, – сказал Оливер, борясь с навалившимся отчаянием. – Плечо. Вчера играли с Тоби… С Маклайном – ну вот и… Квоффлом шибанули, а вечером Тоби пытался вправить – стало хуже.
– Тот Маклайн, которого ты в каждом интервью нахваливаешь?
– Ага, он самый, – сказал Оливер. На дальнейшие слова не хватило воздуха – мысль, что Флинт читал его интервью, обожгла душу и сжала легкие, словно это самое чтение могло что-то значить, – и Оливер замолчал.
В горле запершило. В кабинете воцарилась неловкая тишина. Впрочем, вряд ли Флинт обратил на нее внимание: он достал перо из чернильницы и стал что–то записывать в огромном маггловском блокноте.
Наверно, это была первая в жизни запись Маркуса Флинта об Оливере Вуде, не содержащая в себе ни единого матерного слова.
– Он самый, – усмехнувшись этой мысли, повторил Оливер. – Удар у него – будь здоров! Совсем как у тебя раньше.
Флинт удивился.
– Почему раньше? Я и сейчас тебе могу въехать квоффлом так, что ты с метлы свалишься.
– Здорово, что ты не разучился мечтать, – кивнул Оливер. – Но врезать ты не можешь.
– Почему? – с любопытством поинтересовался Флинт, и звучало это гораздо лучше равнодушия.
– Ты – колдомедик, – напомнил Вуд. – Вас учат лечить, а не добивать.
Флинт откинулся на спинку стула. Тень от оконной рамы упала на его лицо, и стало возможно разглядеть глаза, смотрящие сейчас куда–то в самую душу Оливера. Оливер почесал лоб, пряча смущение за ладонями, и уставился в потертый пол.
– Я только на четвертом курсе, – весело сказал Флинт. – Если кого и добью, то спишут на ошибку на практике. С кем не бывало.
Оливер ошарашено поморгал.
– Шутка, – спокойно добавил Флинт и улыбнулся.
И стало только хуже.
Маркус Флинт не шутил с Оливером Вудом. Маркус Флинт дрался, подначивал и нарывался на кулак, оскорблял и орал вслед грязные ругательства – и даже таким нравился до одури, нравился так, что приходилось оставаться в душевой задолго после ухода команды в школу, чтобы украдкой дрочить там, где недавно мылся Флинт. Воровать его шампунь из шкафчика и намыливать ею член, жадно втягивая ноздрями сладко–горький запах, и представлять, как Флинт ненароком, случайно зайдет в душевую, увидит Вуда и признается, что сам давно проделывает то же самое, шепча под холодными струями душа имя Оливера.
Фантазии были глупыми, но от них было никуда не деться. Они никогда не заходили дальше секса, никогда не выходили за пределы эротических сновидений и не становились фантазиями о долгой и счастливой совместной жизни, ибо прошлый Маркус Флинт никогда бы не стал шутить и подавать этим пусть призрачную, но все же надежду.
Прошлый Маркус Флинт не умел улыбаться Оливеру Вуду.
Флинт будто почувствовал перемену настроения Оливера; его улыбка угасла, словно и не было.
– Раздевайся, – сухо сказал он, глядя в окно, за которым вовсю продолжалась тренировка. Оливер вздрогнул от этих слов, щеки мгновенно залило жаром, а Флинт так же сухо продолжил: – Скидывай мантию и садись на массажный стол. Посмотрим твое плечо.
Пожалуй, ему не хватало только очков, и тогда образ равнодушного к проблемам пациентов колдомедика был бы полностью завершен. Оливер внезапно развеселился, представляя, с каким лицом послушал бы новость о том, что Флинт собирается стать колдомедиком, в школьные годы. Пожалуй, кому–нибудь из слизеринцев следовало бы сказать об этом перед финальным матчем, и зеленые точно одержали бы победу: вряд ли Уизли, да и сам Оливер, смогли бы перестать смеяться до конца игры.
Все изменилось. Война поменяла всех, и сейчас Флинт мог бы стать даже министром: никто бы не сказал ни слова.
Хорошее настроение исчезло так же стремительно, как появилось.
Оливер скинул мантию, оставаясь в одной майке и стараясь не думать, как бы изменился мир, если бы раздеваться перед Флинтом пришлось при других обстоятельствах, кинул ее на стул и влез на кривоногую лавку. Несмотря на жару, стало неожиданно зябко: Флинт поднялся с места, ступил в сторону Оливера – и тело покрылось мелкими, холодными мурашками. Оливер, словно защищаясь, скрестил руки на груди и прикусил язык, чтобы ненароком не ляпнуть что–нибудь лишнее.
Флинт завис над душой, и взгляд Оливера уперся прямо в его загорелую шею с выступающим кадыком. Оливер сглотнул, поперхнулся и откашлялся.
– И где? – коротко поинтересовался Флинт.
Оливер неопределенно мотнул головой в сторону плеча.
– Понятно, – не слишком уверенно сказал Флинт, вытянул руку и дотронулся до плеча.
Оливера прошибло, спина занемела. Рука у Флинта была теплая, огромная ладонь коснулась кожи нежно, и сознание поплыло.
– Тут? – спросил Флинт.
– Тут, – согласился Оливер, мало соображая, где именно болело. – И чуть… ну да, тут, наверно… Там…
Флинт посмотрел странно, сомкнул пальцы – и стало так больно, что сознание немедленно вернулось на место. Оливер дернулся и с трудом сдержался, чтобы не вскрикнуть, и только страх показать свою слабость перед Флинтом пересилила готовый сорваться с языка возглас.
Ладонь Флинта провела по плечу, пальцы прошлись по шее, касаясь осторожно, мягко, словно гладя, вернулись к руке и пробежались до самого локтя. В груди поднялась волна жара, опалившая легкие и тут же сменившаяся на ледяной поток; занемевшая спина напряглась так, что под лопатками закололо.
Не нужно было приходить. Не нужно было, не нужно…
Оливер закрыл глаза и подумал о команде. Сезон предстоял не из легких, первый же соперник – Сливенские Сарычи – играл так грязно, словно на поле выходили слизеринцы в своем самом жестоком составе во главе с Флин…
Стоп.
Играли… грязно играли, да. Не зря и форма у них была зеленого цвета, отчего Оливер постоянно начинал отвлекаться и подсознательно выискивать среди игроков…
СТОП.
Оливер чертыхнулся про себя и перевел мысли на родительский дом. Мать наверняка готовила сейчас знаменитый на всю деревню черничный пирог, на который завтра соберется вся родня. Тетушка Мэгги так же наверняка принесет булочки с яблоками, а тетушка Панси – куриную грудку в клюквенном маринаде. Грудка была вкусной, мощной и сильной, скрытой только тонким слоем белоснежной ткани рубашки, которая на самом деле мало чего скрывала. Мышцы на груди Флинта были здорово развиты, словно он не заседал в душных кабинетах день за днем, а продолжал играть за охотника. У охотников всегда было отличное телосложение, их и гоняли на тренировках больше и дольше всех, да и любое послабление в их тренировках грозило проигрышем на следующей же игре.
Оливер, сообразив, что откровенно лупится на грудь Флинта, тяжело вздохнул, совсем было решил вновь закрыть глаза – и передумал.
Когда еще будет такой шанс?
Голая шея Флинта была совсем близко, слегка качни головой – и ткнешься носом в выступающий кадык. Оливер осторожно поднял глаза чуть выше, на подбородок, покрытый темной щетиной. Щетина была местами пересечена застарелыми рубцами от шрамов – Оливер понадеялся, что все они были получены во время игр, а не на войне. Подбородок у Флинта был что надо, тяжелый и квадратный, такой, который приятно было бы слегка покусывать в то время, пока Флинт мощными толчками…
СТОП.
Оливер быстро опустил голову и мгновенно пожалел об этом действии. Глаза уткнулись в молнию маггловских джинсов, и лоб предательски вспотел.
– Хуевый из твоего Маклайна колдомедик, – сказал Флинт. Он потянул руку вбок, отчего плечо противно заныло, но острой боли Оливер не испытал. – Слушай, Вуд, а как там Поттер поживает?
Вопрос был настолько неожиданный, что Оливер задрал голову наверх, заглядывая в темные глаза Флинта. Впрочем, о судьбе героя пытался узнать каждый второй встречный, словно длинных еженедельных заметок в «Пророке» было недостаточно, поэтому удивляться не приходилось.
– Нормально поживает, – с раздражением сказал Оливер. – Недавно вот решили… БЛЯ–Я–ЯДЬ!!!
Флинт дернул руку вниз, отчего плечо отозвалось такой адской болью, что в глазах заплясали огненные черти, а холодный пот разлился по телу до самых пяток. Оливер судорожно набрал воздуха в легкие, набрал еще, твердо решив проорать все, что думает о существовании Флинта в целом и его уме в частности – и вдруг почувствовал, что боль отступает, оставляя после себя только легкое ноющее чувство возле шеи. Плечо наконец–то ощутилось на своем месте, и стало легче шевелиться.
Но воздух был набран, рот открыт, и сказать что–то следовало.
– Спасибо, – искренне поблагодарил Оливер, с наслаждением поднимая руку и осторожно вертя ею во все стороны. – Не, правда, Флинт, – спасибо. Но неужели нельзя было как–нибудь… Зельями?
– Можно было, – сказал Флинт, и его губы расползлись в широкую улыбку. Оливер, вновь поймав себя на том, что неприлично долго пялится на них, уставился в окно. – Дислокация плечевого сустава, лечение занимает три часа, при котором твои связки и кости медленно и крайне мучительно возвращаются на свое место. Особо неприятным пациентам мы выдаем двойную порцию. Двойные мучения за единую плату.
– Шутка? – с надеждой спросил Оливер.
– Нет, – сказал Флинт. – Нагруби колдомедику – продли свои мучения.
Он еще раз легко провел пальцами по руке Оливера и вернулся к столу, что–то быстро записывая в свой блокнот. Оливер тихо соскользнул с лавки, украдкой двинулся в сторону выхода, как никогда жалея, что на поле нельзя аппарировать, и тут же услышал за спиной:
– Вернись на место.
– Мне лучше, – честно сказал Оливер, мечтая наконец–то оказаться на свежем воздухе, вдали от этого чертова кабинета. – Правда лучше, больше ничего не болит.
– А у меня в записях три твоих падения за прошлую неделю, – сказал Флинт, не поднимая головы. – Так что вернись на место и дай мне полапать твое тело на законных основаниях.
Оливер споткнулся на ровном полу и покрутил головой, пытаясь отогнать звуковые галлюцинации, вызванные, должно быть, слишком нервной обстановкой.
– Что?
– Вернись на место, – медленно, как тупому, повторил Флинт. – И дай мне нормально тебя обследовать.
– Но…
– Иначе я скажу тренеру, что ты не можешь участвовать в тренировках до следующего месяца, и ты просрешь игру.
Это звучало привычно: шантаж был вполне в духе Флинта. Оливер, убедившись, что слух нормализовался, вернулся на лавку, закрыл глаза, скрестил ноги и попытался убедить себя, что в кабинете вовсе нет никакого Флинта, и обследование будет проводить… ну, например, мадам Помфри. С ней никогда не бывало так страшно, колени не тряслись так предательски, да и вообще она была просто колдомедиком, которому можно было поведать обо всех своих болячках. Мадам Помфри… Сейчас она просто померит температуру, проведет несколько раз над телом палочкой и скажет своим сухим голосом…
– Раздевайся совсем, – басом приказал Флинт, и видение мадам Помфри растворилось в мозгу без остатка. – И ложись на живот.
– Как – совсем? – воскликнул Оливер раньше, чем успел сообразить, что именно говорит. – Совсем нет! Тут… холодно.
Словно назло, по виску скатилась тяжелая капля пота, прокатилась по щеке и замерла на подбородке, запутавшись в щетине. Флинт то ли усмехнулся, то ли вздохнул – по кабинету прошел тихий шелест, и вновь наступила тишина.
Упрямиться было глупо. Оливер поднялся, снял ботинки, стянул майку и штаны и бросил их на стул к мантии. И замер в нерешительности. Трусы неожиданно показались надежной, твердой перегородкой против раскрытия страшной тайны, и Оливер изумился своему разыгравшемуся вдруг воображению.
Трусы были всего лишь тонкой, почти невесомой полоской материала, но в них определенно было проще, чем без них.
Все было невыносимо глупо. Не стоило приходить, просто не стоило приходить – ни Оливеру в кабинет, ни Флинту в команду.
– Трусы можешь оставить, – сказал Флинт, и в его голосе отчетливо проскользнули издевательские нотки. – Я с удовольствием стяну их с тебя сам.
Все было плохо, и напряжение определенно достигло той самой отметки, когда пора было бежать в Мунго. Оливер, сделав вид, что очередной слуховой галлюцинации вовсе и не было, кивнул, забрался обратно на лавку и лег на живот. Холодная пленка приятно охладила разгоряченное тело; Оливер впихнул лицо в дырку в изголовье и уставился в серый пол.
Через минуту перед глазами показался носок черного ботинка и исчез так же быстро, как и появился. Ничего страшного не происходило: по–крайней мере, Флинт больше не будет прикасаться, а потерпеть несколько взмахов палочкой было не так уж и сложно.
Странно липкие и холодные ладони Флинта легли на плечи, и тело превратилось в один сплошной, застывший комок натянутых нервов. Какого Мерлина?!
– Ты напряжен, – спокойно сказал Флинт. Он убрал ладони, провел пальцем по позвоночнику, опускаясь все ниже, и кожа вспыхнула по всему пути его прикосновений. – Расслабься, Вуд.
Блядь!
Легче было сейчас пройти войну еще раз, чем выполнить приказание Флинта. Оливер несколько раз глубоко вдохнул, распрямил плечи, попытался расслабиться и просто пережить несколько минут; постепенно согревающаяся ладонь Флинта прошла по пояснице, ткань его брюк дотронулась до обнаженного бока, и все попытки забыть, кто именно касается кожи, мгновенно потерпели полное поражение.
Не стоило… Не стоило…. Что–то точно не стоило делать, но что именно, Оливер никак не мог вспомнить: пальцы Флинта, пробегающие по пояснице, его близость, тепло его тела удивительным образом отключали способность соображать и включали какую–то другую, неконтролируемую реакцию организма. Мысли разбежались, уступив место в голове какой–то звенящей, гулкой тишине.
– Расслабься, – тихо повторил Флинт. Он на секунду убрал ладони, и через мгновение, к полному ужасу Оливера, нагнулся и повторил в самое ухо: – Давай же.
Его дыхание прокатилось по шее, невесомо задевая какие–то чувствительные точки, о существовании которых Оливер и не подозревал. Ухо полыхнуло огнем, сердце заколотилось в горле; все пространство кабинета, видимое в дыру в изголовье, размылось, превращаясь в смутные серо–белые пятна перед глазами. Сознание окончательно отключилось, и Оливер потерялся в ощущениях.
Что бы не делал Флинт, на все предыдущие осмотры у других колдомедиков это походило меньше всего. Его ладони прошлись вверх по позвоночнику, поднялись до плеч, и пальцы сжали шею почти возле самой линии волос. Гиппогриф его знает, что он пытался там нащупать, но это было так приятно, что Оливер едва не застонал. Затекшие после изнурительной тренировки мышцы откликнулись приятной легкой болью; Оливер, почувствовав, что тело расслабляется само по себе, уткнулся глубже в дыру и закусил губу.
Еще не хватало стонать при Флинте! Хотя он, кажется, добивался именно этого: его руки соскользнули вниз, к локтям и дальше, легко сжали ладони Оливера, пальцы погладили тонкую кожу запястий – и внутри вспыхнуло странное, тягостное ощущение, горячей волной прокатившееся к низу живота. Все это было слишком неправильно и чувственно, и фантазия заработала в полную мощь, подкидывая картинки совсем других сцен.
Оливер, мечтая остаться на этой самой лавке до конца жизни, приказал себе спуститься с небес на землю, одернул руки и попытался поднять голову.
И тут же чужая рука с такой силой вдавила голову обратно в дыру, что губы растянулись в невольном оскале, а щеки поползли к ушам.
– Месяц без тренировок, – сурово напомнил Флинт, когда Оливер попытался протестующе промычать. – Лежи спокойно.
Он убрал руку, и лицо вернулось на место. Оливер сердито фыркнул.
– Я пойду в Мунго – и они подтвердят, что я совершенно здоров!
– А я скажу, что болен – и тебя затаскают по всем кабинетам.
– Ты не массажист! У тебя другая работа!
– У меня есть диплом по спортивному массажу, – с едва уловимой гордостью, так, как раньше он говорил только по свою команду, произнес Флинт. – А ваш массажист принимает каждый день в этом самом кабинете, и ты обязан к нему ходить хотя бы два раза в неделю. Но что–то я тебя тут не видал, так что заткнись и лежи.
На это возразить было нечего. Нет, можно было сказать, конечно, что прикосновения Флинта совсем не расслабляют, а, напротив, рождают напряжение в нижней части тела, что голова отказывается соображать, а фантазия выдает совсем неприличные видения, что никак не поможет собраться перед тренировкой или игрой, но руки у Флинта были большие и сильные, и оказаться задушенным на родном поле совсем не хотелось.
И Оливер промолчал, обещая себе больше никогда и ни под каким предлогом не приближаться к этому самому кабинету, даже если в теле будут переломаны все кости.
Проще перетерпеть боль.
Руки Флинта вернулись на плечи Оливера в который раз, но привыкнуть к этому было невозможно. Каждая клетка тела чувствовала жар его ладоней; Флинт переместил руки вдоль позвоночника одним мягким, долгим движением, нажал на поясницу – и внутри что–то подозрительно и довольно громко щелкнуло.
Оливер озабоченно нахмурился.
– Ты уверен, что не купил свой диплом в каком–нибудь… – начал он, но внезапно внутри, от самой поясницы до лопаток, разлилось такое тепло, словно сверху положили нагретую над камином тряпку. Сознание поплыло в розовые дали, окрашиваясь всеми цветами радуги; Оливер все же простонал, упиваясь истомой, с наслаждением потянул ноги в разные стороны и почувствовал себя на пять лет моложе.
Ну ладно, возможно, Флинт и правда знал толк в своем деле.
Тот хмыкнул над головой, и Оливер, придя в себя, втянул ноги обратно на лавку.
– Не купил, – сказал Флинт. Пожалуй, стоило быть сдержаннее в словах: с такими умениями и своим характером Флинт мог и нажать так, что придется до конца жизни лечиться в Мунго.
Нагруби колдомедику – продли свои мучения?
– Я пошутил, – на всякий случай сказал Оливер. – Наверняка подарили на какой–нибудь… Гиппогриф меня раздери!!!
Продолжить не дали все те же магические ладони Флинта: они прошли по лопаткам, пальцы впились куда–то между ребер – и Флинт, сделав едва ощутимое движение, впился, кажется, когтями в самые внутренности.
Жгучая боль приковала к лавке; Оливер едва не откусил язык, пытаясь заскрипеть зубами, но даже на это сил не хватило: боль словно молния прошибла живот и спину, скручивая желудок и ворочая все внутренности раскаленной кочергой, – и тут же растворилась, уступая место второй волне истомы, сладостной и затягивающей в себя словно в пучину. Оливер изогнулся дугой, уткнулся лбом в лавку и судорожно втянул воздух в легкие, чувствуя, как по спине градом катится пот.
Радуги перед глазами замигали яркими, разноцветными пятнами. В носу внезапно защипало; Оливер, поняв, что сейчас просто разревется от накатившего блаженства, украдкой вытер слезу о край дырки и вновь уткнулся в нее лицом.
– Мерлин…
– Надо чаще ходить к массажисту, – сказал Флинт. – Тогда такой боли не будет.
Сказал странно сипло, но, впрочем, сейчас в оттенках его голоса точно было не время разбираться: блаженство, словно эхо, раскатилось по телу, вернулось к животу троекратно усиленными ощущениями и свернулось чуть ниже пупка. Член отозвался мгновенно, словно ждал сигнала: Оливер, почувствовав, как трусы натянулись со всех сторон, определенно обтягивая задницу чуть сильнее, чем раньше, покраснел, смутился и, словно меняя позу, попытался незаметно потереться о лавку, сбивая нарастающее желание.
Стало только хуже.
Головка члена выскользнула из свободных трусов и застряла между ногой и липкой, покрытой потом Оливера лавки. Оливер крякнул от боли, попытался пошевелиться еще раз, но рука Флинта на пояснице с силой вжала тело обратно.
Блядь!
Наверно, ругательство прозвучало вслух, ибо Флинт вновь хмыкнул, но ничего не сказал. Его ладони, каждое движение которых теперь настораживало, проехались по бокам, легко, едва ощутимо прощупывая кожу, вернулись к плечам, прошлись по шее и выше, к ушам. В этот момент он наверняка смотрел на голову Оливера; Оливер, воспользовавшись этим, короткими, мелкими движениями подпихнул свою руку под собственное бедро, вернул головку на ткань трусов, вытащил руку обратно и вытянул ее вдоль тела как ни в чем не бывало.
Кажется, Флинт ничего не заметил. Оливер уже совсем было решился вздохнуть с облегчением, когда Флинт дотронулся до ушей. Его пальцы слегка сжали мочки, проскользнули в ушную раковину, легко поглаживая, перекрывая всю слышимость – и огромные, щекотные мурашки покрыли тело от макушки до пяток. Оливер передернулся, ощущая, как по коже расплывается холодный поток, сжался от удовольствия и, не сдержавшись, вновь простонал.
Это было восхитительно.
И точно не походило на обычный спортивный массаж. Мерлин его знает, где его обучали, этого Флинта, но своим дипломом он гордился не зря. Ощущения накатывали друг на друга, смешивались в один клубок и вновь расплывались отдельными чувствами; Оливер заблудился в остром удовольствии и тягучем, нереальном блаженстве; тело расслабилось по–настоящему, превращаясь в один мягкий, не поддающийся никакому контролю кусок ваты.
Не стонать было просто невозможно.
Если бы это был не Флинт, а любой другой маг на свете, Оливер вполне мог бы сказать, что этот массаж походил на… На нечто слишком интимное, чтобы быть простым массажем. Пожалуй, пальцы, гладящие полость ушной раковины, скользили слишком мягко, слишком легко, не массажируя, а словно пытаясь подарить удовольствие.
Но это был Флинт, а он никак не мог желать удовольс…
Оливер потерял конец мысли и вдруг с четкостью понял происходящее.
Это был Флинт.
Флинт, гладящий уши Оливера Вуда.
Это было невозможно, но все же было, хоть и совсем не так, как того хотелось многие годы. В голове вдруг возникла мысль, что Флинт мог выбрать любую команду в мире, колдомедики требовались везде и всегда, но он выбрал именно ту, где был Оливер. Ведь могло быть такое… просто если позволить фантазии разыграться на минутку и забыть про логику…
Что Флинту было, зачем приходить именно сюда.
– Эй, – сказал вдруг Флинт. – Слушай, Вуд… А ваш Маклайн – он ничего. Не в курсе, у него есть кто или как?
Оливера словно окатило ледяной водой; ум мгновенно прояснился, и в груди полыхнула острая, резкая волна ревности.
Глупо было думать, что над всеми остальными пациентами Флинт всего лишь размахивал палочкой, не зря же другие члены команды так любили наведываться в этот кабинет с тех пор, как Флинт пришел в команду. Глупо было думать, что только Оливера он мог трогать с такой мягкостью и нежностью, словно боясь сделать неосторожное движение.
Все было глупо, но так хотелось поверить хотя бы на несколько минут.
– Не в курсе, – устало сказал Оливер, вырываясь из–под чужих рук и садясь на край лавки. – Подойди к нему и спроси.
Флинт удивленно крякнул.
– Ты чего взбеси… А, – перебил он сам себя и криво улыбнулся. – Ты сам был бы не прочь, да? Ну извини. Я надеялся, ты до сих пор по мне с ума сходишь.
Лавка словно помчалась сквозь пространство; Оливер, борясь с подступившей к горлу тошнотой, с ужасом всмотрелся в насмешливые глаза Маркуса Флинта.
– Ты о чем?
– Ну ты раньше сох, – беззаботно сказал Флинт.
Перед глазами потемнело. Оливер сглотнул несуществующую слюну и раскашлялся.
– До того, как у меня появилось это, – с неожиданной злостью сказал Флинт. Он задрал рукав рубашки и выставил вперед руку. Оливер уставился на побледневшую, но все еще так хорошо различимую метку. – Сразу струсил, верно?
– Флинт…
Вся фигура Флинта вдруг дрогнула и странно пошатнулась; Оливер, испугавшись, что сейчас потеряет сознание, помотал головой.
– Хваленная гриффиндорская отвага, – с презрением процедил Флинт. В его лице проявилось столько ненависти, что оно перекосилось. – Легко быть героем, когда не нужно волноваться за жизнь родных.
– Флинт! – с отчаянием повторил Вуд, спрыгивая с лавки и подходя на шаг ближе, но лицо Флинта неожиданно расплылось, размазалось по пространству черным пятном, кабинет съежился до крошечной точки, и голос Кортни спросил:
– Что он бормочет?
– Флинт, – сказал голос Рубенса.
В голове слегка прояснилось, и Оливер, с трудом открыв глаза, сел на теплой земле. В ушах зазвенело.
– Что это – флинт? – поинтересовалась Кортни. Она присела на корточки возле Вуда и озабоченно заглянула ему в глаза. – Чего ты просишь, Оливер?
– Это его бывший любовник, Маркус Флинт, – насмешливо пояснил Рубенс. – Пожиратель, грохнули его в войну как собаку, и туда ему и дорога. Где ты…
– Захлопни пасть, – приказал стоящий рядом Маклайн таким тоном, что Рубенс отвернулся к трибунам. – Оливер, ты как?
– Нормально, – не очень уверено сказал Оливер. Видения были слишком яркими, слишком настоящими, и он поморщился от стоящих перед глазами образов. – Помоги подняться.
Маклайн протянул руку. Оливер вскочил на ноги и огляделся в поисках метлы. Она валялась неподалеку и, слава Мерлину, выглядела вполне целой.
– Извини, – шепотом сказал Маклайн. – Не хотел тебе заехать по голове.
– Не хотел – но заехал! – расслышав, с раздражением воскликнул тренер. – Вуд, ты отличный игрок, но я не могу разгонять всех птиц в небе, чтобы ты перестал их считать! В Мунго сам сможешь аппарировать?
– Я в порядке, – сказал Оливер. – Давайте продолжать.
– Ты идешь в Мунго! – твердо повторил тренер. – А оттуда – домой. Жду тебя завтра в то же время в добром здравии и с собранными мыслями. Маклайн, проводи!
Вариантов не было; Оливер согласно кивнул, подобрал метлу и направился к выходу. Тоби перекинул собственную метлу через плечо и двинулся следом.
– Расскажешь? – поинтересовался он, когда они отошли на порядочное расстояние от столпившейся в маленькую кучу и смотрящей вслед команды.
Оливер покачал головой.
– Не сейчас.
Маклайн понимающе промычал.
Дальше шагали молча. Оливер рассматривал начинающее темнеть небо с наплывающими на горизонт облаками и старался не думать ни о чем. Впрочем, мысли и не спешили заполонять гудящую после падения голову. В ушах еще звенело, нога неприятно покалывала, и, пожалуй, обратиться в св. Мунго действительно стоило, особенно в преддверии Чемпионата.
Чемпионат был самой важной вещью на сегодняшний день.
После антиаппарационной линии Вуд замедлил шаг и остановился; остановился и Маклайн, глядя себе под ноги. Его шевелюра менялась под светом закатного солнца, превращаясь из светло–рыжей в темно–медную, почти черную, и Оливер вздохнул.
– Ненавижу, – честно сказал он. Настроение понемногу улучшалось, успокоенное тихим вечером, и Оливер повторил без особого энтузиазма: – Ненавижу. Каждый раз, когда кто–нибудь говорит, что ты умер, у меня внутри все… – Он взмахнул рукой, пытаясь показать царящий где–то в глубине души бардак, но плюнул и нелепо закончил: – Вот.
– Привыкнешь, – сказал Маклайн. В смазывающей черты вечерней серости его лицо немного походило на привычное, родное лицо Флинта, и Оливер окончательно успокоился. – Не такая большая цена за все.
– Не большая, – согласился Оливер. – Но знаешь, иногда жаль, что это маггловская операция, а не оборотное. Было бы….
Он запнулся.
Маклайн промолчал, и Оливер обругал себя последними словами. Тоби и без того было нелегко: иногда по ночам, когда он был уверен, что Оливер спит, Маклайн подходил к зеркалу и долго вглядывался в собственное отражение, словно пытаясь найти там себя прошлого. Он никогда это не обсуждал, да и обсуждать было нечего – любое изменение внешности по сравнению с Азкабаном выглядело пустяковой жертвой, – но…
Но.
– Когда–нибудь, – с неизвестно откуда взявшейся уверенностью сказал Оливер, – мы докажем твою невиновность. Найдутся новые свидетели, найдутся те, кто встанет на твою сторону, Маркус.
– Тоби, – поправил Маклайн, и Оливер кивнул.
– Тоби. Когда–нибудь…
– Расскажешь, что видел в отключке? – перебил Маклайн.
Голос Тоби был все тем же, родным и знакомым голосом Маркуса Флинта, и этого было достаточно для того, чтобы фантазия дорисовывала весь портрет.
– Ерунду какую–то, – сказал Оливер и улыбнулся. – Ты был колдомедиком.
Маклайн удивленно задрал брови.
– В Мунго?
– Нет. Командным колдомедиком–массажистом. Лез мне в ухо пальцами и шептал всякие глупости. Или я тебе шептал? Не помню.
Маклайн заржал. Его смех был тоже знаком до каждой ноты, и на душе окончательно просветлело.
– Колдомедик–массажист… – задумчиво сказал Маклайн. – И как тебе?
– Ужасно, – признался Оливер. – Ты запал на самого себя, а я ревновал. Если мне не перестанут твердить, что ты умер, что все равно ушел бы уже к кому–нибудь другому, потому что «это же Флинт», что тебя бы не приняли на работу ни в одно приличное место, и не напоминать, что ты был Пожирателем… Я свихнусь. Доброжелатели, Салазар их побери.
– Скоро, – с насмешкой сказал Маклайн, – разговоры изменятся. Тебе станут говорить: «Оливер, прошло много времени… Не пора ли тебе подумать о новой жизни и обзавестись парой–тройкой детишек?»
– Пусть, – согласился Оливер. – А я придумаю страшную историю семейного проклятия, по которому все Вуды всегда были однолюбами. И пусть утрутся.
Маклайн хмыкнул, скорее задумчиво, чем язвительно. Его рука взметнулась в воздух, провела пальцем по кончику носа Оливера, словно подбадривая, и тут же опустилась обратно.
– Давай, вали в Мунго. Как твой личный колдомедик приказываю провести полное обследование твоей дурной башки.
– А как мой личный массажист?
Маклайн загадочно поиграл бровями.
– А как личный массажист обещаю отмять тебя вечером по полной программе.
Он подмигнул, развернулся и зашагал обратно на поле. Оливер постоял на месте, мечтательно вглядываясь в его уменьшающуюся фигуру, улыбнулся и обернулся вокруг себя.

Немножко о ЗФБ 2017

Катя вот тут собирает команду на ЗФБ) Сейчас еще рановато, конечно, но вы подумайте, подумайте)) Со своей стороны хочу сказать, что участники там дружелюбные, с удовольствием принимают новых членов команды, помогут, если что, с вашим творчеством, помашут помпонами и вообще приголубят) Они очень хорошие, и играть с ними легко и просто. Так что если вы вдруг думали: Что-то у меня зима скучновато прошла, не замутить ли что-нибудь на следующую?" - это вот оно, точно говорю. Зима пройдет весело, быстро, и времени не будет даже поесть))

немножко о себе

В связи с тем, что сюда писать нельзя, ибо каждая личная запись давит мне на совесть в связи с форматом дневника, я сделала личный днев. Если вдруг захотите пообщаться - а общаться я люблю на разные темы, особенно на тему фандома, - то я обитаю тут. vitanga1.diary.ru/